В итоге, устав бояться (все-таки он не какая-нибудь болонка) решился сделать первый шаг.
Ночью они спали вместе на просторной подстилке Марса. Знакомство состоялось.
***
Переговорить с Ольховым вечером не удалось. Сначала телефон постоянно давал «занято», потом быстрые гудки сменились монотонными, но трубку уже не снимали.
Утром Люська предприняла очередную попытку дозвониться до Геннадия Павловича.
– У тебя только домашний телефон? – спросил я.
– У Риты нет его мобильного.
– А ты…
– Глеб, тихо! – Люська знаком показала, чтобы я замолчал. – Алло.
– Слушаю, – послышался мужской голос на том конце.
– Добрый день, – зачастила Люська. – Могу я поговорить с Геннадием Павловичем?
После короткой паузы мужчина ответил:
– Думаю, можете.
– Позовите его, пожалуйста.
– У аппарата.
– Извините, я подумала, вы его сын. У вас очень молодой голос, – брякнула Люська.
– Не могу с вами не согласиться, голос у меня действительно молодой. По телефону принимают за юношу. К сожалению, молодой у меня только голос, – усмехнулся Ольхов.
– Геннадий Павлович, меня зовут Люся. Я знакомая Маргариты Соколовой. Помните такую?
– Соколова… Соколова… Нет, не припоминаю.
– Не так давно она приезжала к вам домой, вы рассказывали ей легенду о персиковом дереве.
– А-а! – Геннадий Павлович оживился. – Теперь вспомнил. Да, да, точно, её звали Маргарита.
– Не согласитесь теперь встретиться со мной? Необходимо с вами переговорить.
– Неужели о персиковом дереве?
– Именно.
– Заинтриговали вы меня, даже не знаю, как быть.
– Я могла бы подъехать к вам домой?
– Когда конкретно вы хотите меня увидеть?
– Желательно сегодня, в любое удобное для вас время.
– Увы, встретиться сегодня у нас никак не получится. В моей квартире погром. На свою беду я затеял ремонт. Рассчитывал, управлюсь недели за три, и как началось… Силёнки не рассчитал, годы уже не те. Через день понял, одному не справиться. Пришлось нанять рабочих, те пообещали сделать из квартиры конфетку за месяц. До сих пор делают. Наверное, Маргарита вам рассказывала, у меня даже сесть негде.
– Ага, – соврала Люська. – Рассказывала.
– Живу буквально в походных условиях. Всё перевёрнуто вверх дном. Сегодня рабочие будут штробить на кухне стены, во всяком случае, обещали. Сижу, жду, когда соизволят объявиться. Поэтому, извините, но сегодня я не расположен принимать гостей.
– И как нам быть?
– Давайте поступим следующим образом, – предложил Ольхов. – Оставьте мне номер своего телефона, и я свяжусь с вами в ближайшее время.
– Он перезвонит, – сказала мне Люська. – Надеюсь, ждать придется недолго.
Уже вечером у Люськи ожил телефон. Геннадий Павлович сообщил, что завтра, в первой половине дня, он может встретиться с Люськой в скверике, недалеко от своего дома.
– У меня не слишком много времени, – предупредил пенсионер. – После двух придут шпаклевать потолок. Вы уж не опаздывайте, подъезжайте в скверик часам к одиннадцати.
Заверив Ольхова, что в одиннадцать ноль-ноль будет как штык, Люська отсоединилась.
***
Люська примчалась в сквер без четверти одиннадцать. Сев на первую от входа скамью, позвонила Димону.
– Дим, я на месте. Ты скоро?
– Люсь, мы из ветклиники уже возвращаемся. Минут через пятнадцать буду в сквере.
Время шло, Геннадий Павлович не торопился на встречу. Через полчаса Люська забеспокоилась. Ни Димки, ни Ольхова. И у обоих недоступны телефоны. Жесть!
– Что, опаздывает? – ехидно усмехнулась старушка в белом берете.
– Опаздывает!
– А ты не будь размазней! – неожиданно зло заявила бабулька. – Раз вовремя не притопал, бери ноги в руки и сматывай удочки. Сидишь тут, как клуша, а он, небось, с другой гуляет. Все они одним миром мазаны. Была б моя воля, всех мужиков в тюрьмы пересажала.
– Зачем в тюрьму-то?
– Порода у них одна – кобелиная. Взять, к примеру, моего покойного мужа-кобеля. Всю кровь из меня высосал! До свадьбы на руках носил, пылинки сдувал, а как расписались, пошло-поехало. По бабам таскаться начал. И ведь с хитрецой рога мне наставлял. Назначит свидание в центре Москвы у какого-нибудь памятника и говорит, жди меня, Маруся, до половины седьмого, я задержаться чуток могу.
– И что? – Люська посмотрела на экран смартфона.
– А то! Я у памятника стою, козла своего жду, он в это время в нашу квартиру подругу мою приводил. А потом ко мне несется, извини, задержался на работе. После уже я узнала, по какой схеме он действовал. Спасибо, нашлись добрые люди, глаза раскрыли. Вот и ты мотай на ус.
– Мой парень мне не изменяет. Тем более с моей подругой.
– Блажен, кто верует. Не изменяет тебе, значит, изменяет Родине, – последовал жёсткий ответ. – Молоденькая ты ещё, жизни не знаешь, а баба Маня совет тебе дельный даёт.
– Димка меня любит, – сказала Люська, засмеявшись.
– Ну-ну. Сиди тут до второго пришествия.
Пересев на соседнюю скамейку, Люська попыталась связаться с Ольховым.
– Звони-звони, – бубнила бабка. – Он уже, наверное, другую себе нашёл.
Минутой позже Люськиного плеча коснулась чья-то рука. От неожиданности она вздрогнула. Рядом стоял щупленький низкорослый дедок с осунувшимся лицом.
– Вы Людмила? – с придыханием спросил он.
– Да.
– Тысячу извинений! Я опоздал не по своей вине. Представляете, спускался в лифте, а он, окаянный, застрял. Сорок минут в душной кабинке просидел.
– Ничего страшного, главное, вы пришли.
Геннадия Павлович опустился на скамейку, а баба Маня заголосила:
– Батюшки мои! Куда мир катится?! Вот так парень. Совесть у тебя есть, козья твоя морда! Она же тебе во внучки годится.
Ольхов округлил глаза.
– Простите, вы это мне сказали?
– Ой, стыдоба-то какая! Тебя через год-другой на Ваганьково везти надо, а ты такие фортеля выкидываешь. Бесстыжая твоя физиономия! Так бы и отходила по ней палкой.
Геннадий Павлович встал.
– Позвольте…
– Не позволю! Дома, наверное, жена для тебя, язвенника, кашки геркулесовые варит, да котлетки на пару готовит, а ты в сквере девчонке голову морочишь. Она ж поди ещё несовершеннолетняя. А это статья!
– У меня нет жены, – растеряно произнес Ольхов. – Я вдовец.
– Вдовец, – передразнила «добрая» баба Маруся. – Знаем мы таких вдовцов. Всю кровушку из жены выпил, в могилу свёл, а теперь рад по уши. Вражина!
Геннадий Павлович побледнел.
– Если вы намереваетесь затеять со мной словесную перепалку, вынужден вас разочаровать, я не поддамся на вашу гнусную провокацию. – И обращаясь к Люське, Ольхов добавил: – Не возражаете, если мы пройдём вглубь сквера?
– С большим удовольствием.
– Идите-идите, – кричала вслед баба Маня.
Минутой позже к скамейке подбежал Димон. Баба Маня сощурила хитрые глазки.
– Чего мечешься, внучек?
– Здесь должна была сидеть девушка.
– Вертлявенькая такая?
– Да.
– Сидела. Старика дожидалась.
– Где они? – Димон набрал Люське. – Люсь, ты где?
– В ту сторону пошли, – сказала баба Маня.
– Хорошо, сейчас подойду, – убрав телефон, Димон покосился на бабку.
– Беги, ещё догнать успеешь. Старик-то не сегодня-завтра на части развалиться. Далеко уйти не могли.
Люська пересказывала Ольхову свой разговор с Маргаритой, когда к ним подбежал Димон.
– Познакомьтесь, Геннадий Павлович, это Димка. Мой друг.
– Очень приятно, молодой человек.
– И мне, – кивнул Димон.
Ольхов посмотрел на Люську и замотал головой.
– Я поражен! Люда, Маргарита вас дезинформировала. Она перевернула всё с ног на голову. Как вы могли подумать, что я способен посоветовать молодой женщине отправиться ночью на кладбище?
– Так мне сказала Марго.
– Определённо, у неё чрезвычайно богатое воображение. Я это сразу понял, как только она приехала ко мне домой. Соколова сильно нервничала, говорила невнятно, никак не могла взять себя в руки.