— Если вы здесь, значит, всё прошло хорошо. Да?— он заговорил первым.

— Да, спасибо, что предупредили,— с почтением отозвался Галлиард.

— Ты за такие вещи не благодари,— строго ответил старик,— Не нужно.

Порко кивнул в ответ, озадаченно всмотрившись в его лицо.

— Скажи мне, солдат,— твёрдым и таким слышимым, как будто он звучал прямо у них в головах, голосом старец продолжил,— у тебя есть дети?

Его вопрос снова заставил их замереть, словно статуи, от странности и неожиданности.

— Нет у меня детей. Да и вообще, я не женат,— нахмурившись, заявил Галлиард,— а к чему этот вопрос?

— Почему тогда я вижу за твоей спиной мальчишку?— голос старика стал протяжным.

Он снова заговорил, переведя взгляд на деревья, словно рассматривая в призме какую-то картинку, пытаясь понять и рассмотреть то, что было на ней:

— Он руки к тебе тянет. Он светленький, ещё светлее, чем ты. Глаза вроде зелёные. Да и лицом ни на тебя, ни на неё не похож,— старец кивнул в сторону Пик,— А за ним мужчина, как и ты — солдат, тоже светленький. Они стоят прямо за твоей спиной, Порко. Ты сам так решил. Но ты делаешь то, что до́лжно тебе делать. Ибо пришло время искупления грехов. И прольётся невинная кровь за тех, кого когда-то предали на погибель, во спасение,— будто вынырнув из воды, старик с глубоким вздохом поднял голову и посмотрел в глаза Галлиарду.

Он вдумчиво слушал протяжный таинственный голос, а на его лице в красках расплескались настороженность и суровость. Последнее, когда попало под взор старца, заставило его с грустью улыбнуться и повторить слова: «во спасение».

— Сложили головы свои на поле брани,— невнятное бормотание расстворилось в его седой длиной бороде,— Пойдёмте спать, уже поздно,— с этими словами старик скрылся в доме, но от пристального внимания Порко не ускользнуло, что его голос на последней фразе снова стал хрипловатым и тихим, как будто до этого его устами говорил кто-то другой.

До того, как единственная свеча в доме погасла, старец не проронил ни слова, лишь жестом указал на постеленные им матрасы в пустой комнате и полную ёмкость чистой воды. А сам после этого скрылся за узкой деревянной дверцей. Да и сами солдаты молчали, скурпулёзно и болезненно перебирая в голове по косточкам каждое сказанное слово.

Сердца у обоих диким воем завывали в груди так, что порой это становилось невыносимо терпеть. В глазах темнело, ноги, как будто чем-то задетые, подкашивались, а руки безжизненно опускались. Теряя равновесие, они прислонялись к деревянным стенам, которые дарили хоть какую-то опору.

Холодная вода стала для Пик спусковым крючком. Как только студёные капли стали сбегать по её разгорячённой коже, дрожь, которая корнями вплелась во всё тело, переросла в тряску. Коленки подкосились, и она, прислонившись спиной к неровной стене, сползла по ней вниз. Хотелось скрыться, спрятаться, разорвать собственные голову и грудь на части, лишь бы эта тяжёлая давящая боль утихла. Пик подогнула трясущиеся колени и, подперев руками голову, горько заплакала.

Разум отказывался верить, что всё это правда. Но сердце и душа твердили обратное, а она отчаянно с ними спорила. И горькие горячие слёзы, которые со звоном капали на её кожу были тому доказательством. Если она в глубине души в полной мере поняла смысл каждого слова, то Галлиард тем более.

Да, они действительно никогда не жаловались на свою солдатскую долю, хотя прекрасно понимали, что скорее погибнут в бою, чем своей смертью, уготованной им по окончанию срока, особенно, учитывая последние обстоятельства. Но когда им по сути возвестили так бессердечно и прямо об этом, стало невыносимо трудно. У Пик сердце металось из стороны в сторону, терзаемое болью и вопросом: «Что он сейчас чувствует? Каково ему сейчас?».

Собрав остаток сил, она заткнула собственный голос в голове и осталась в загадочной тишине дома, посреди тёмной комнатки. В маленькое окошко заглядывала луна, наливная, словно яблоко, пытаясь утешить её своим полуночным сиянием. Но этого было мало.

Нервно накинув на себя одежду, Пик выбежала в коридор и стала судорожно искать руками дверь в ту комнату, которую приготовил им старец. Сложно сказать, что она ожидала увидеть за ней, потому что в мыслях был полный бардак, одни эмоции. Но в той же истерике открыв её, она вдруг замерла, затаила дыхание от страха, боли и непонимания.

Галлиард лежал на своём матрасе, отвернувшись к стенке и почти с головой укрывшись шерстяным покрывалом. Как будто ничего не случилось. Как будто он уже спокойно спал и видел не первый сон. В комнате было удивительно тихо, так, что Пик отчётливо слышала собственное сбитое дыхание. Истерика и нервный надрыв вдруг сошли на нет от этого спокойствия.

Беззвучными шагами она приблизилась к нему и, тихонько сев рядом, положила руку на его плечо. Может быть, он действительно не слышал, как она вошла. А, может, просто боялся посмотреть ей в глаза, потому что знал, что увидит в них. Но когда её холодная ладонь оказалась на его плече, Порко, пересилив собственную горечь и страх, повернулся к ней.

Все его опасения оправдались, и от этого сердце беспощадно защемило в груди, словно его полоснули ножом. Такое влияние на него оказало её заплаканое лицо и разбитые болью и тоской глаза. Он чувствовал, что обязан её успокоить, как бы самому не было тяжело. Поэтому заботливо вытер ручейки солёных слёз и прислонил тёплую ладонь к её холодной щеке.

— Пик, милая, ну ты чего?— его мягкий голос прозвучал в тишине.

Она пару секунд молчала, глядя ему прямо в глаза и продолжая плакать.

— Как же, Порко? Ты… Я боюсь тебя потерять,— дрожащим голосом ответила она.

— А ты не бойся. Знаешь, мы ведь с детства живём так. Это уже стало образом жизни, это уже вошло в наши кости… Мы столько лет с тобой сражаемся, каждую секунду находимся на волосок от смерти. Даже сейчас! И что же нам теперь надо струсить, как последним слабакам, просто потому что нам…мне предсказали скорую смерть? Я, конечно, с уважением отношусь к таким пророчествам, но, знаешь, бывает так, что всё ещё можно изменить. И мы точно не знаем, как оно там будет. Всё может поменяться… Чей-то один шаг способен изменить судьбы. Да и я даже не знаю, боюсь ли на рассвете снова сесть на лошадь и продолжить путь. Почему-то чувствую, что нет. У нас есть задание, и нам надо его выполнить. Это наш долг,— с каждым словом его голос становился увереннее и спокойнее, словно в нём всё больше находило себе отражение то солдатское смирение, которое он постиг за годы службы.

Пожалуй, последние произнесённые им фразы стали той единственной ниточкой, которая до сих пор держала его в спокойствии, не позволив погрузиться в воды страха и отчаяния. Он действительно считал и верил, что раз им поручили миссию, то его обязанность её выполнить, чего бы это не стоило. Вот такая дурацкая натура, которая никогда не позволяла ему опускать руки, как бы не было тяжело!

Раньше Пик этим восхищалась, всё больше и больше влюблялась, видя его пылкость и неотступность. Но теперь это породило в её сердце тягучую, вязкую горечь, с которой, увы, она не могла справиться. Поэтому крупные горячие капли слёз снова стали сбегать по её щекам, оставляя за собой блестящие в лунном свете дорожки.

— Ну вот… Что ты?— ласковым шёпотом произнёс он.

Слов для убеждения он больше не нашёл, да и трудно сказать, существовали ли они вообще. Единственное, что ему оставалось делать и что подсказывало его плачущее сердце, — это обнять её. Он не то что думал, знал, что это поможет им обоим спастись от нахлынувших чувств. Поэтому аккуратно взяв её за плечи, притянул к себе.

Тёплая ладонь успокаивающе гладила её по волосам. А ранее упрямая и зациклинная на своих убеждениях Пик теперь, как самая слабая и разбитая на свете, уткнулась озябшим носом в его грудь и нервно впилась в неё ладонями. Как будто это могло его уберечь, удержать здесь, рядом. Она всё ещё продолжала тихо всхлипывать, и лёгкая дрожь по-прежнему вольно разгуливала по её телу.