В авангарде колонны Суворова движется 64-летний генерал-аншеф Отто-Вильгельм (Вили́м Христофорович) фон Дерфе́льден[123], немец из Эстляндии, родившийся, когда этот край уже вошёл в состав Российской империи. В его корпусе находится молодой генерал князь Пётр Иванович Багратион (ему всего 34 года) – будущий герой Отечественной войны 1812 года, а рядом с Багратионом – великий князь Константин, терпеливо сносящий все напасти непогоды. Сам Суворов едет на своей казачьей лошади в лёгком мундире, одетом на белый камзол (своеобразный пиджак с множеством пуговиц и до колен). На ногах – носки и полусапоги-ботфорты. На плечи накинут тонкий, видавший виды плащ без подстёжки, который он сам называет родительским. На голове – круглая шляпа с широкими полями. В общем, летняя одежда фельдмаршала мало чем отличается от солдатской, а ведь ему семьдесят лет!
В тот же день, 11 сентября основные силы минуют Бьяску (здесь к нашей армии присоединяется австрийская бригада – 4.570 человек[124] – под командованием уже упоминавшегося полковника Штрауха[125]) и подходят к местечку Джо́рнико (Giornico[126]). В нём Суворов останавливается на ночь – как утверждают сегодня местные жители, на постоялом дворе «Ка́за Ста́нга» (Casa Stanga).
Найти этот дом оказалось непросто. Джорнико невелик и довольно живописен, несмотря на некоторую обшарпанность. В «Каза Станга» сегодня находится этнографический музей округа Левентина[127] (Museo etnografico di Leventina), располагающийся по совершенно потрясающему адресу: Casella postale 596 CH-6745 Giornico, то есть Почтовый ящик 596, индекс Чи-Акка́-6745, г. Джорнико. По таким координатам его, может, только местный найдёт, а никаких джи-пи-эсов тогда не было. Проплутав минут сорок и не встретив ни одной живой души (а дело было днём), мы каким-то чудом вырулили на дорогу под названием ви́а Кантона́ле (Via Cantonale), поехали по ней от Бьяски на Фа́идо (Faido[128]) и в конце концов обнаружили это здание по левую руку, у реки Тичино. Нашли на стене надписи, сделанные по-русски якобы солдатами Суворова[129], но там не только слов, но и ни одной буквы разобрать невозможно, так что чёрт те знает, кто их нацарапал и на каком языке. Есть на внешних стенах и гербы, но вот суворовского – как обещала одна книга[130] – среди них я не обнаружил.
А мы пока вернёмся к Андрею Григорьевичу Розенбергу. В нашей исторической литературе стремительная суворовская атака перевала Сен-Готард (о ней – чуть позже) полностью затмила тяжелейший манёвр этого генерала, а между тем он оказался ничуть не легче неё, да и вообще без этого обхода провести тот яркий успешный штурм и потом двигаться дальше в долину было бы очень проблематично[131].
Розенберг проходит Бьяску 10 сентября[132]. Дорога, по которой он ведёт свой корпус, тоже узка, то и дело переходит с одного берега Бренно на другой и неуклонно поднимается вверх. Беспрестанно льёт дождь, становится скользко, но несмотря на это, а также на постоянно сменяющие друг друга крутые спуски и подъёмы люди почти без остановки идут вперёд и вперёд с раннего утра до позднего вечера, то есть пока позволяет световой день. Бурную ночь с 11 на 12 сентября солдаты проводят у самого перевала, на высоте около 2.400 метров над уровнем моря. Из-за отсутствия хвороста костров разжечь невозможно, а с рассветом нашим продрогшим воинам приходится взбираться по снегу ещё выше, и лишь через несколько часов, спустившись в долину, они вздыхают свободнее. В этот же день Розенберг соединяется с австрийцами и после короткого привала выходит поздним вечером к деревне Та́веч (сейчас она называется Ту́еч[133] /Tujetsch/), всего в 20 километрах от Урзерна/Андерматта[134]. Люди валятся с ног, просто физически не в силах идти дальше, да к тому же здорово отстали вьюки. Розенберг командует ночной привал. В этот день его корпус преодолел около 25 километров[135] – скорость, совершенно немыслимая для горного перехода.
А основные силы нашей армии между тем покидают Джорнико и останавливаются в Фаидо. Суворов несколько замедляет движение – специально для того, чтобы Розенберг успел к назначенному месту вовремя. Здесь в ночь с 12 на 13 сентября он останавливается в монастыре монахов-капуцинов[136].
Капуцинами этих людей в шутку прозвали за то, что они носили остроконечный капюшон («cappuccio» по-итальянски означает «капюшон»). В 1525 году они откололись от другого ордена – францисканцев, но как монахи мало чем от них отличались, разве что красновато-коричневым цветом своей одежды[137] (у францисканцев она поначалу была серая[138]). А нам всем больше знакомо другое слово – капучино, так вот этот способ приготовления кофе от капуцинов и пошёл. Только не от них самих, а как раз от цвета их одежды. Дело в том, что в XVII веке словом «cappuccino» (капуцин) называли ещё красновато-коричневый цвет, а в веке восемнадцатом в Австрии такое название (Kapuziner) получил напиток похожих оттенков, изготовлявшийся на основе кофе с добавлением в него сливок и яичного желтка. Ну, а в XX веке он постепенно перебирается из Австрии в Италию и превращается в то, что мы все сегодня знаем и любим[139].
Трудно сказать, поили монахи нашего фельдмаршала кофе или нет, но сам монастырь сохранился, и мы его в Фаидо видели. По другой версии, кстати, Суворов ночевал в так называемом доме «Ка́за дель Готта́рдо»[140]. Его мы тоже нашли, причём легко, поскольку расположен он прямо на трассе, по правую руку, если ехать на Айроло.
Идущий впереди корпус генерала Дерфельдена стоит у деревеньки Да́цио (Dazio), примерно в десяти километрах, не доходя до Айроло, где уже находятся передовые части французов.
Суворов назначает штурм Сен-Готарда на 13 сентября[141]. Он вновь разделяет войска на три колонны. Князь Багратион идёт в правой, совместная русско-австрийская колонна должна обойти позиции противника слева, а по центру, несколько сзади них, приказано наступать непосредственно на Айроло основным силам (также русским и австрийцам). Правая и левая колонны начинают движение вперёд в три часа ночи. Дождь наконец-то стихает, но погода по-прежнему стоит сырая и пасмурная. На горах впереди висят густые тёмные облака. Первым, около двух часов дня, входит в соприкосновение с французами Багратион. Сильно уступая численно нашим силам, противник начинает отход по главной дороге – организованно и постоянно отстреливаясь. Наш генерал берёт ещё правее, и солдаты принимаются карабкаться по крутым горам, стремясь обойти Айроло сзади. На скалах сидят французские стрелки, и бой разворачивается прямо там. На левом фланге русские с австрийцами тоже вынуждают противника отойти, и фронтальная атака на Айроло склоняет чашу весов в нашу пользу. Город занят.
Тут же начинается уже непосредственный штурм Сен-Готарда. Его защищают около 3.500 человек[142], и наиболее неприступен он именно со стороны Италии, то есть оттуда, откуда наступают русские. Первую атаку в лоб французы отбивают с большими потерями для нас. Вторую – тоже, причём потери ещё больше (около 1.200 человек[143] ранеными и убитыми). Близится вечер, а с ним и скорая высокогорная темень. Суворов не имеет никаких известий о Розенберге, Багратион, взбирающийся по крутым скалам, всё ещё не добрался до перевала. Люди на марше с раннего утра и страшно устали, а тут ещё на Сен-Готард наваливается густой туман. На такой высоте (2.100 метров над уровнем моря[144]) трудно дышать – а ведь наши солдаты никогда не воевали в горах. Но Александр Васильевич командует третий штурм. На часах четыре часа дня. В этот момент слева от неприятеля наконец-то появляется корпус Багратиона, и это решает дело: не ожидавшие такого французы отходят вниз, к деревне Хоспента́ль (Hospental)[145].