Генерал от инфантерии Дидерих Аренд (Андрей Григорьевич) фон Розенберг (1739–1813)
Отношения с новым командиром складываются у Андрея Григорьевича непросто. Приехав вечером 3 апреля в итальянскую Верону[348], фельдмаршал просит Розенберга представить ему русских и австрийских генералов, что тот и делает. Суворов стоит с зажмуренными глазами, слыша незнакомое имя, наклонившись, говорит, не открывая глаз: «Помилуй Бог, не слыхал; познакомимся»[349]. Когда же произносится имя ему известное, он глаза открывает и ласково заговаривает со знакомым ему человеком, вспоминая совместные военные дела. Особенно приветлив он к молодому генерал-майору князю Петру Багратиону и к ещё более юному генерал-майору Михаилу Милорадовичу. В конце церемонии он вдруг поворачивается к Розенбергу и говорит ему: «Ваше превосходительство! Пожалуйте мне два полчка пехоты и два полчка казаков!» – «По воле Вашего Сиятельства, – отвечает генерал, – которых прикажете?»[350] Суворову ответ не нравится. Он задаёт ему ещё несколько своих знаменитых причудливых вопросов, вновь получает не устроившие его ответы, отворачивается, морщит лоб, бормочет что-то про немогузнаек и выходит из комнаты.
Второй случай, намного более серьёзный, происходит в начале мая. При переправе через реку По авангард Розенберга перебирается на другой берег и вскоре вступает в бой с превосходящими силами французов. Увидевший это великий князь Константин, который только что, 26 апреля[351], прибыл к Суворову и наблюдает чуть ли не первое реальное сражение в своей жизни, начинает рваться в бой и постоянно твердит, что нашим солдатам нужно срочно оказать помощь. Опытный военачальник не торопится, поджидая, когда к нему подойдут бо́льшие силы, а тут ещё приходит приказ нашего главнокомандующего вообще прекратить переправу и двигаться к нему, причём за первым сразу же следует второй. Но не знающий об этом Константин бросает Розенбергу в лицо при всех: «Я вижу, ваше превосходительство, что вы привыкли служить в Крыму; там было покойнее, и неприятеля в глаза не видали»[352]. Поседевший в сражениях шестидесятилетний генерал вспыхивает и отвечает: «Я докажу, что я не трус», потом командует своим солдатам: «За мной!» и первым идёт вброд[353]. Константин – за ним. Заканчивается этот эмоциональный манёвр печально: русские силы оказываются припёртыми к берегу и после упорного боя вынуждены отступить обратно за реку, потеряв около двух третей бойцов. Суворов крайне недоволен: мало того, что его подчинённый не выполнил несколько его приказов, допустил неоправданные потери, он ещё и подверг опасности жизнь императорского сына. Розенбергу направляется резкое указание объяснить свои действия, а также угроза предать его военному суду. Достаётся и Константину. Сначала Александр Васильевич пишет соответствующий рапорт Павлу I, но потом рвёт его, вызывает великого князя к себе, закрывает дверь на ключ, и через полчаса тот выходит с красными от слёз глазами[354]. Надо сказать, что Константин вообще-то человеком был грубым, резким и даже буйным[355], но своего отца боялся как огня. Не исключено, что Суворов, делая ему втык, про свой рапорт упомянул…
А Андрей Григорьевич вскоре показал, что не зря носит генеральские эполеты. 6–8 июня в битве при реке Тре́ббия[356] он сражается отважно (под ним ранят трёх лошадей[357]), командует умело, вовремя приходит на помощь князю Багратиону, берёт в плен отступающий арьергард[358] французского главнокомандующего генерала Этьена Макдональда[359] и по итогам боя по указу Павла I награждается орденом Святого Иоанна Иерусали́мского и ежегодной выплатой в 1.000 рублей[360]. Его же полки за проявленный героизм получают право играть марш гренадеров[361] – награду в те времена исключительно почётную. А вот в самом кровопролитном сражении Итальянской кампании Суворова – 4 августа при городке Но́ви[362] – Розенберг не участвовал[363], прикрывая фланг нашей армии от возможного подхода вспомогательного корпуса французов. После окончания битвы он всю ночь шёл на соединение с нашими основными силами[364]. Ну, а о его действиях в ходе Швейцарского похода я уже рассказывал.
А мы вернёмся в Муотенскую долину.
На рассвете 19 сентября передовые отряды французов, шедшие со стороны Швица, натыкаются на русские посты. Происходит перестрелка, но в целом войска остаются на своих местах. В этот же день в город прибывает Массена́. У него примерно 8.000 человек, и около двух часов дня он командует атаку[365]. Французы наступают уверенно, маршем, словно на параде – с барабанным боем и с музыкой. Наш авангард делает ружейный и картечный залп и ударяет в штыки. Контратака повторяется шесть раз, но у неприятеля большое численное преимущество, и русские начинают медленно и организованно отступать. Упорный бой длится уже более двух часов, когда примерно в пять вечера им на помощь подходят три полка под командованием Милорадовича. Бесстрашный генерал организовывает новую штыковую контратаку, сам держится на острие её, и ситуация тут же меняется. Французы отходят назад почти на четыре километра. При выходе они вынуждены перестроиться в одну колонну, поскольку в этом месте ущелье сужается, да и дорога переходит с правого берега реки Муота на левый по узкому мосту. Возникает заминка, и тут наши казаки бросаются в реку, переплывают её, забираются к противнику в тыл и разгоняют его по горным отрогам. Наступившая темнота военные действия прерывает. Первый день сражения оказывается за нашей армией: французы, имевшие почти двукратное преимущество, отступают, к нам в плен попадают около 70 человек, захвачено одно орудие[366]. Героями дня были, конечно же, Милорадович, а также генерал Максим Владимирович Реби́ндер[367], солдаты которого то самое орудие и захватили[368].
Оставив в авангарде сотню конных казаков, русские на ночь отходят на прежние позиции. Розенберг переносит свой штаб в тот самый женский монастырь, где за день до этого Суворов проводил военный совет. А уставшим и не евшим весь день солдатам подкрепить свои силы почти нечем – разве только едой, взятой из ранцев убитых французов. Но, с другой стороны, в долину вместе с обозом наконец-то спускаются последние части русской армии, и силы нашего генерала возрастают до 7.000 человек[369]. Однако Розенбергу нужно продержаться как минимум ещё один день, чтобы обоз полностью ушёл вслед за основной частью армии за перевал Прагель.
В ночь с 19 на 20 сентября к французскому командующему тоже подходит подкрепление. Среди прочих в его подчинении находится Эдуар Мортье[370]. В 1812 году он будет назначен Наполеоном губернатором Москвы[371], а пока носит звание дивизионного генерала, полученное только что – 14 сентября[372], в день начала Второй битвы при Цюрихе.
