Она согласилась, а как иначе, не возвращаться же в скучный отель, в пустой и тоскливый номер, где время тянется бесконечно долго, либо на успевший надоесть пляж, где время не замедляет ход, но некуда скрыться от постоянных нескромных взглядов, иногда, когда становилось совсем противно, она была готова снять купальник, чтобы все они утолили свой вуайеристский голод и оставили её в покое. Здесь – другое дело, здесь лишь один мужчина, к тому же не блеющий и не пускающий слюни, а стремящийся заполучить её более красивым (а может статься, что и приятным) способом, понятно, что от Юлии не скрылись все эти шевеления.

Пока шли вдоль береговой линии, она узнала, что Серж разбогател вдруг и сразу, оказавшись в нужном месте, в нужное время и, самое главное, с нужными людьми. До этого он работал в финансовых органах за зарплату (как все в то время) и относительно быстро дорос до руководителя среднего звена, имея брючное преимущество. С девяносто первого года перекинулся в один из московских банков, сразу на должность вице-президента (предыдущая должность позволила), не самого главного, но всё-таки, а потом состоялась сделка (подробности он опустил) и куча денег на выходе. Дальнейшая работа лишена смысла, конечно, если ты не «двинутый» работоголик, не патриот или не алчешь больших денег. Серж не такой, он ушёл от всякой деловой активности и, не связанный семейными обязательствами, принялся поглощать удовольствия.

– А я замужем, – как бы заметила Юлия, однако, подумав, умолчала о взрослом сыне.

– Это не подлежит сомнению, – немного двусмысленно, но уже в привычном стиле. – А муж тоже на острове?

– А что ты хочешь услышать?.. Нет?.. Пусть будет нет, – она не собиралась ни с кем, тем более с возможным любовником (быстро!), обсуждать свои претензии к мужу.

На самом деле Серж не интересовался местонахождением её мужа, главное, что здесь и сейчас она одна, а тот вопрос выражал обыкновенную инерционность мышления. Серж давно научился не реагировать на реплики, подобные последней реплике Юлии, женщины любят и умеют провоцировать мужчин, это как организация обороны с подготовкой туннелей для отступления, например, чтобы разыграть обиду, обосновывая последующую холодность, но не ту, за которой следует окончательный разрыв, а ту, которая даёт женщине контроль над мужчиной. Этот контроль – пустой звук, но лишь до тех пор, пока не осознается значимость ответа и на инерционный вопрос. Серж схитрил:

– Посмотри-ка, – он указал в сторону берега, – там есть замечательная бухточка, где я люблю купаться.

– Отличная мысль, – уверенно поддержала Юлия, она утратила бы часть уверенности, узнав, как сложно мыслит Серж, подозревающий какие-то подставы и комбинации там, где их никто не видел, но она не узнает, а предложение искупаться ей понравилось.

Когда они достигли бухты и резвились, забыв обо всём, в отеле забеспокоились: многие видели, как Юлия направилась к воде, но никто не видел, как она вернулась, опять же вещи (халат, полотенце, пакет с мелочами) так и лежали на пляже. Впрочем, хода делу не дали, отложив решение до утра следующего дня, мало ли куда ушла эффектная женщина. Бюрократия она везде бюрократия, ведь замени слово «ушла» на слово «уплыла», и ответ не покажется столь забавным.

Несмотря на продолжительность совместного барахтанья, на катер поднимались с неохотой, боясь оставить в воде те свежие ощущения, что наполнили их едва начавшееся знакомство. Перемены коснулись обоих, но если Сержа справедливо обвинять в озабоченности, а оттого и неискренности (мол, опытный ловелас хорошо играет роль), то Юлия выглядела беззаботно. Возникшие нежность и трогательность пересеклись во взглядах, улыбках и жестах, повторились в словах и растаяли в напряжённом дыхании, вырвав чувственность из паутины здравого смысла и целомудрия, выразившуюся поначалу в как будто детской бесстыдности, а уже потом в отчаянном срывании с себя кожи и сплетению окровавленных тел. Общепринятое мнение ошибочно: в сексе нет ничего красивого для стороннего наблюдателя, а то, что кажется красивым, – фальшиво… Наконец, они надели кожу и вернулись в нейтральный мир.

Темнело. На этих широтах темнеет рано, не то, что в Москве, и Юлия подумала о возвращении в отель, слишком много событий на сегодня, событий, способных выбить из привычной жизни, а то и вообще из жизни.

– Отвези меня к отелю, к тому пляжу, от которого и забрал, – ласково, но настойчиво.

– А может, останешься? У меня на острове бунгало, там просторно и тихо, – без особой уверенности.

– Нет, в отель, меня будут искать, – в точку, но косит под отмазку.

– Но мы ещё увидимся? – с надеждой.

– Конечно, – с нежностью.

Юлия вновь напугала людей, теперь как ожившая утопленница (внутренне-то все понимали), но проблема исчерпалась, а серьёзных объяснений не требовалось, мол, плавала, далеко уплыла, вернулась на другой пляж и подобная пурга.

Яна слушала время – это большие напольные часы, равномерно урчащие в каминном зале и столь же равномерно прерывающие рокот звоном, сдавленным звукоизоляцией, но вот вмешались новые звуки от появившихся людей, хаотично снующих, разговаривающих, а потом взрывающих пространство воем пылесосов, и Яна услышала своё сердце, словно рвущееся на свободу из тесной клетки, всё громче и всё настойчивее, оглушая и подчиняя. Весь мир – это одно лишь сердце. Его единственное желание – быть свободным.

«Свободным от самого себя или свободным в самом себе? – уже легче, но шум продолжает давить. – Вперёд, назад или пора считать вероятности?» – нет ответа, лишь мгновение далёкого странного крика из какой-то чужой жизни, словно демонстрация чужой боли как предостережение или как предсказание.

Свобода не абсолютна, она – вероятностный выбор из существующих путей, из нитей, протянутых будущим и предлагающих собственный вариант жизни, где всё известно и предсказания безупречны, будто кто-то прожил эти варианты и с ухмылкой или жалостью (но не бесстрастно) предлагает ухватиться за одни из кончиков и двинуться навстречу разгаданным шарадам, навстречу прошлому, терпеливо ожидающему в будущем.

Накрывшая тишина отозвалась приближающимися шагами, быстрыми и требующими к себе внимания, что подтвердил хорошо знакомый – резкий, но не властный голос:

– Яна, возьми телефон и поговори с батюшкой.

Яна ответила, преодолевая сонливость, сковавшую движения и речь.

– Девочка моя, – её отец, – почему ты переехала на квартиру, что случилось?

Яна сослалась на сессию, так удобнее учиться, и Яна просила не переживать, она не маленький ребёнок, а вполне самостоятельная женщина, впрочем, последнее лишь себе (в сопровождении мимолётной улыбки), зачем расстраивать отца и рисковать самостоятельностью.

– Ладно, но только на время сессии, и прошу – если вызываешь обслугу из дома – ставь меня в известность.

Удачно. Девушка получила квартиру, машину с шофёром и полную свободу действий. Так вернулись былые лоск и уют, а пыль, мусор и иные недоразумения удалились вослед прислуге. Потратив часок лично на себя, Яна вышла к машине, с удивлением обнаружив, что уже стемнело.

Она поехала известно куда. Чего она ждала от встречи? Наверное, просто встречи, возможности видеть, слышать, прикасаться, говорить и смеяться, старательно оттягивая время расставания, а потом, ухватившись за накопленные впечатления отдаться во власть этому желанному, но недоступному образу. А ещё она ждала ответного порыва, старательно укрываемого от посторонних взглядов, предназначенного ей, ей одной и теперь отдаваемого вместе с ключами от сердца. Так? – Смешно. – Смешно? – Ну, тогда грустно. – Грустно? Пожалуй, потому что нелепо, немыслимо представить наивные и возвышенные переживания даже от столь юной особы, ещё не совсем циничной, но уже понимающей, как устроен мир и как утопично его переустройство.

Яна остановилась, не доезжая до Костиного дома (конспирация), и неспешно пошла через двор, пока ещё видимая шофёру, с тем чтобы, только завернув за угол одного из домов, направиться к нужному подъезду. Подходя, она увидела, как из него выскочил какой-то парень, размахивающий пластиковым пакетом и, не глядя по сторонам, шагнул (почти шагнул) под проезжающую чужую машину, Яна спасла парня, резко дёрнув за рукав и отправив в ближайший сугроб. Парень выглядел обалдевшим, благодарным, беззвучно вращающим глазами и кивающим головой (натурально, игрушечный болванчик). Яна собралась засмеяться, но обратила внимание на знакомую тетрадь, явно выпавшую из пакета спасённого парня: