- Ааа, дорогой Павел Алексеевич! Рад вас видеть. -он посмотрел на меня с легким прищуром, оценивая мой ответ, дабы разгадать маску, которую я нацепил на этот раз.
- И я рад вас видеть, дорогущий вы мой человечище, Павел Константинович! Я еще держал руку Новицкого в своей руке и потому еще раз потряс ее - для большей убедительности.
- Ну, прошу вас! Присаживайтесь! Угощайтесь...
- Благодарю вас, любезнейший Павел Константинович, вот только откушать с вами откажусь, не прогневайтесь, да перед отъездом Машенька меня насильно кофеем потчевала, так что теперь не до яств.
Пока что я придерживался роли купчика из пьес Островского, но только потому что из этой роли очень легко соскочить на другую маску, причем выбор необычайно велик - от юродивого до Паратова. Место за столиком я занял, а вот угощаться действительно не спешил. И дело не в том, что на столе ничего не было - как раз наоборот. Было и кофе в кофейнике, и ароматные пирожки, которыми славился ресторан на "Благодати", и знаменитые блины с черной икрой, которыми тоже было знаменито это заведение. Стояли на столике и графинчик с водкой, запотевший, только-только со льда, и открытая бутылка армянского коньяка (сам Новицкий водку не любил и пил исключительно армянский коньяк). Но чего Новицкий действительно терпеть не мог, так это совместных трапез с кем-нибудь. Это не касалось представительских застолий. Но во время подобных "пиршеств" Павел Константинович обходился одним бокалом спиртного и несколькими - минеральной воды. На "Благодати" он мог позволить себе еще и чашечку-вторую кофе на людях. Ел он всегда сам и только сам. И пищу Новицкий принимал в одиночестве. Следовательно, отломить даже кусочек хлеба было бы с моей стороны великой глупостью. Зачем нарушать те устои, которые человек выстраивал целыми годами? Во многом, эти его предубеждения могли бы казаться фобией, или навязчивой идеей быть отравленным, например, хотя, в наше время есть куда как более простые и эффективные методы устранения конкурентов. Нет, в этой позиции моего шефа и мецената было нечто другое, что-то от первобытных племен, которые считают прием пищи табу и никому не позволяют смотреть за тем, как они едят. Зайти к человеку, когда он кушает - нанести ему оскорбление. И искупить его можно лишь кровью... На мой взгляд, где-то такое древнее предубеждение и вносило значительную долю экзотики в поведение Павла Новицкого.
Сейчас, когда мы уселись друг напротив друга, тот, кто сидел бы между нами, мог бы загадать желание, все-таки тезки, как-никак. Да вот, на счастье, никого не было. Так что разговор мог идти совершенно спокойно.
- Дорогой Павел Алексеевич! Мы с вами не встречались уже... и он щелкну пальцами, как будто забыл, когда мы встречались в последний раз, хотя все прекрасно помнил - это такая у него манера начинать деловой разговор, приглашая в него активно собеседника, чтобы тот побыстрее раскрылся.
- Два месяца назад. Ровно два месяца, любезнейший Павел Константинович!
- Вот видите. Как много времени прошло, Павел Алексеевич. А дела складываются таким образом, что нам надо обязательно с вами обсудить их некоторые аспекты.
- Ну что же, дорогой мой Павел Константинович, я весь во внимании.
- Да, на ваше внимание, и понимание я как раз и рассчитываю.
Внезапно, совершенно для меня неожиданно, голос Новицкого изменился, стал глухим, каким-то непривычно вялым, бесцветным, болезненным. Казалось, что он не говорит, а пережевывает слова, которые еле-еле тянутся из горла:
- Знаете, этот город не любит мужчин с именем Павел. Никаких. Они тут не имеют успеха. Этот город... он годов раздавить очередного Павла, как только тот делает какой-то мелкий промах, знаете, я всегда думаю про это, особенно, когда проезжаю мимо Инженерного замка...
И тут Новицкий замолкает, так же внезапно, как внезапно начал этот странный разговор. Потом наливает в миниатюрную чашечку китайского фарфора кофе, ровно на два глотка, более в нее и не вместилось бы, аккуратно смотрит в черную поверхность напитка, аккуратно делает осторожный глоток, при этом мизинец правой руки был отставлен под прямым углом, прям как на картинке - утро аристократа. Так же аккуратно делает глоток холодной воды из высокого стакана, очищая горло от вкуса выпитого напитка. И только после этого говорит снова, но уже голосом обычным, звонким, сухим, изменившимся за несколько секунд до неузнаваемости.
- Так вот, Павел Алексеевич, вы же знаете, что в мире сейчас кризис? И мои дела тоже от этого кризиса несколько пошатнулись. К сожалению, я вынужден объявить меры по чрезвычайной экономии в своем бизнесе. И поймите меня правильно, меня не поймут мои люди, если я буду продолжать спонсорство, во всяком случае, в том же объеме, что было ранее.
Ну что же, что-то такое я рассчитывал услышать, правда, не в таком уж резком тоне и таких ярких красках, но все-таки...
- Любезнейший Павел Константинович, я тут уже приготовил некоторые предложения...
- Милейший Павел Алексеевич, я знаком с ними, это ерунда, полнейшая ерунда! Десять, даже двадцать процентов экономии в данной ситуации это не экономия вообще. Спросите об этом Хилле, он экономист, он объяснит все намного лучше...
- Простите, Павел Константинович, я тогда даже теряюсь, это что, означает, что в этом сезоне мы будем без премьеры?
Я действительно растерялся и нес первое, что попало в голову. А в такой ситуации ничего хорошего в голову попасть не могло. Сколько раз говорил себе: не знаешь что сказать, так бери паузу. А взял паузу - так тяни ее, пока не поймешь, или пока тебе ее не прервут. А вот тут не взял паузу. То ли маска купчика слишком тесно на меня налезла и подвела меня, то ли общее направление разговора для меня оказалось более чем неожиданным.
- Извините, Павел Алексеевич, вы, наверное, не совсем точно представляете себе масштабы наших проблем.
При этих словах Новицкий в точности до миллиметра повторил процедуру кофепития, после чего встал, я вынужден был подняться тоже, взял меня под локоток и повел прямо к окнам кают-компании, из которых открывался прекрасный вид на Неву. Река юрко бежала под нашими взглядами, унося серые воды прямиком в море, такое же неприветливое, каким неприветливым оказался весь сегодняшний день.
- Поймите меня правильно, Павел Алексеевич, поймите меня правильно.
