Глава пятая
Оказывается, экономист - это от слова экономить
Сначала открылась дверца машины, потом в ней показалась задница - маленькая и круглая, как апельсинчик, потом засунулось сморщенное тельце со всеми складками жира, которые даже костюм скрыть был не в состоянии, потом только коротенькая шея, за которой со словами: "Добрутро, Павел Алексеевич" в салон автомобиля ввалилась лысенькая головешка Стасика Малечкина. Как я уже говорил, Станислав Николаевич Малечкин был директором моего театра. По совместительству он был главным экономистом и еще и главным бухгалтером, конечно, не стоило даже говорить, что это был человек Новицкого. А что? Я не возражал. Стасик Малечкин был маленьким полненьким человеком наполеоновского росточка, но, слава Богу, без наполеоновских амбиций и комплексов. Я слышал его голос только тогда, когда мое очередное предприятие грозило слишком сильно выбиться за лимит сметы. В остальное время он был незаметен, тих, всегда на своем месте, короче, незаменим. Любимым пунктиком Стасика было гасить мои контрамарки. Дело в том, что контрамарки на спектакль у худрука театра нечто вроде маленькой взятки. И взяткой не назовешь, и человеку сделал приятно, и театр от этого не пострадал. Не пострадал потому, что Стасик имел железное правило: на один спектакль не больше десяти контрамарочных. Новицкий? А что Новицкий? Он никому контрамарок никогда не позволял себе выдавать, более того, билеты на спектакль даже для себя самого покупал (не через кассу, естественно, а через Малечкина), так что Стасик боролся только с моими контрамарками. А это было мне же и очень удобно - было на кого переложить груз чужих обид, оставаясь от этого дела в стороне.
Стасик Малечкин был лыс, его круглая голова всегда блестела как яйцо. Облысел он в армии, наверное, куда-то попал под что-то нехорошее, да кто ж ему скажет? Брови были удивительного рыжего цвета, как яркое солнце на совершенно бесцветном, а иногда даже иссиня-бледном лице. Впрочем, я никогда не видел его больным. Я даже не могу себе представить, что в девять утра по московскому времени позвоню к себе в театр, а Стасика не будет на своем рабочем месте: вахтера на рабочем месте может не оказаться, а вот Малечкина - увольте, такое невозможно есть.
Станислав Николаевич ввалился в автомобиль вместе с объемным потрепанным портфельчиком, с которым он жутко напоминал Михаила Жванецкого. Правда, в отличии от знаменитого одессита, чувство юмора у Стасика отсутствовало напрочь. Он наконец-то устроился на заднем сидении, пожевал, по обыкновению, губами, скорчив при этом недовольную гримасу, как будто собрался выплюнуть надоедливую жвачку.
- Стасик, не скажешь, в связи с чем нас приглашают на разговор? - вяло поинтересовался я, прекрасно понимая, что если бы что-то Стасик и знал, то мне бы не проронил ни звука. Если в остальных делах Малечкин был на моей стороне, то в отношениях с Новицким неизменно сохранял сторону последнего. Кстати, это мне импонировало в нем больше всего.
- Ничго знать немгу... - еще одна привычка Стасика это глотать буквы в словах и лепить их друг к другу.
- Я сам сбросил вседкументы чтобнавсякслучй.
Лицо Малечкина ничего не выражало. И только ярко-рыжие брови, такие густые, смешные, до нелепости нерациональные на его лоснящемся самодовольном голом лице, что-то такое нашептывали: знает, мол, знает, только сволочь, слова не скажет лишнего.
- Да нестрте намня так, Палсеевич. Точ, длямня этбло сюрприз.
Автомобиль набрал скорость, юрко пробираясь между идущими плотным потоком машинами, потом притормозил и мы вскоре выбрались на Петровскую набережную. Теперь надо было проехать мимо бывшего дворца великого князя Николая Николаевича младшего.
Не знаю как кому, но мне лично вот эти все штучки старой царской фамилии, типа не просто Николая Николаевича, а еще и младшего, умиляют. Что-то было в этой старинной основательности такое, что придавало уверенности, силы. И все это было сметено другой силой. Странная у нас История, господа. А еще более она становиться странной, когда ее переписывают заново современные борзописцы. Слава Богу, что я не занимаюсь сочинительством исторических романов, а просто ставлю спектакли! Вот промелькнули знаменитые львы-жабки, свидетели уже двух Питерских столетий, навечно одолженные в далеком и странном Китае. Еще через пару минут автомобиль подъехал к тому месту на набережной, где обычно паркуются машины посетителей этого славного (по внешнему виду) ресторанчика.
Да, я забыл сказать вам, что встреча была назначена на фрегате "Благодать"? Странно, раньше за мной такого не наблюдалось, старею, наверное. Сделав такой неутешительный для меня вывод, продолжу свой рассказ. Фрегат "Благодать" самый натуральный фрегат, который пришпилили к Петровской набережной и который превратили впоследствии в ресторанчик. Причем, не самый худший. Хотя, на мой взгляд, и не самый лучший.
Но это уже дело вкуса. По какой-то личной прихоти Павел Константинович Новицкий все свои встречи назначал именно на "Благодати". Почему? Может быть потому, что ему этот фрегат принадлежал? Не знаю. Если это так - я бы не удивился. А какие есть еще варианты? Например, ему тут нравится проводить время, у него морская душа, или, на худой конец, его службе безопасности удобнее всего контролировать ситуацию около ресторана и охранять своего босса. А что? Тоже вариант.
Но не мое дело заниматься пустыми гаданиями да на кофейной гуще. Лучше открыть забрало и смело посмотреть дорогому Павлу Константиновичу в лицо: а вдруг скажет что-то приятное? Хотя это, как раз, навряд ли. Не время сейчас для комплиментов, особенно в нашем театральном бизнесе. Ну, если говорить о театре как о специфическом виде бизнеса, конечно.
В том зале, котором нас принимает, по своему обыкновению, господин Новицкий, обычно шесть столиков. Но еще ни разу я не замечал, чтобы хоть кто-кто посторонний был в кают-компании, когда там располагался сам Павел Константинович со всей свитой. Я точно не знаю, можно ли этот зал с огромным окном на всю стену назвать кают-компанией, но другое наименование никак не укладывалось у меня в голове: сказывается отсутствие военно-морского образования, хотя книг про морские приключения в детстве было прочитано немало. Я смело шел по знакомому маршруту, а за мной семенил мелкими шажками Стасик Малечкин, постоянно сморкаясь и вытирая мгновенно запотевающую лысину. Он опять может показаться вам жалким типом, но это обманчивое впечатление. Тот, кто сталкивался с ним по делу, знает, что у этого неприметного, пародийной наружности человечка, железная воля и несгибаемый характер.
