— Мама, это рабочие экраны. Они обычного размера, мне нужно видеть много всего и сразу. В этом здании триста пятьдесят этажей, ты не знала? Но сейчас я вывел на показ картинки с домашних камер наблюдения. Всё здесь, смотри. Или Господь зря дал тебе глаза?
— Я твоя старая и больная мать. Я верю, что надо мной очень весело глумиться. Если ты не хочешь рассказать, что делал в этом рассаднике порока мой крошка, бедняжка Мануэль…
— Он благополучно проспал до вечера, не заведя никаких будильников. Вскочил около семи, переполошившись — твой конкорд в это время как раз приземлялся. Вот посмотри на верхний левый дисплей: это Ману напал на горничную Пололену, покричал, потопал ножками и добился от неё невнятного ответа, что коммандеры ELSSAD поехали на работу, оба. Здесь — он надел футболку и чистит зубы и, судя по капающей с подбородка зубной пасте, придумывает, как ему самому добраться до Хайер-билдинг. Пешком дорогу он просто не знает, логично, правда? Здесь — он бьёт себя в грудь, глядя в зеркало, — очевидно, пообещал себе выучить дорожные карты, а пока… переведи взгляд на центральный квадрат — это он в тоске, ничего не придумав, вцепился в нашу домоправительницу Сесиль. Запись длится почти тридцать минут — из неё нелегко выбивать признания, но Ману упорный, получилось. Гляди дальше — домоправительница помогает ему открыть чердачное окно. Значит, она призналась. Угадаешь в чём? Мам. Мам?..
Не получив ответа, Кси не стал звать в третий раз. Подкинул и поймал ртом подушечку жевательной резинки. Тисс обожала валяться на полу в судорогах — стабильно после каждой выходки своих детишек. Но ему неинтересно, что она для этого принимала. Ксавьер даже не обернулся полюбоваться, сразу потянувшись к аппарату внутренней связи и набирая филиал госпиталя на восемьдесят девятом этаже. Тахикардия, остановка дыхания, остановка сердца, симуляция, сепульки и сепуление… без разницы, матушка потом всегда как новенькая. А он — всего-навсего вместо настоящих записей показал ей короткометражный фильм ужасов, снятый дома на прошлый Хэллоуин. Переклеить одному из «актёров» голову Ману было делом трёх минут, из них две — плюя в потолок анисовыми конфетами. А зубная паста в сочетании с бутафорской кровью и мыльной пеной смотрелась на диво натуралистично. Любой бы повёлся, любой, не знакомый с его работой и не выспавшийся.
Он пожевал жвачку, быстро выплюнул и пожалел, что на крыше особняка видеокамер нет. Похоже, пора установить. Чтоб не пропускать самое интересное. Единственное, о чём кто-нибудь может спросить Сесилию, а она начнёт упираться — это как вызвать Асмодея, если его нет в особняке. Но чем мог бы помочь мелкому придурку мессир, который благополучно помог мелкому придурку утром? И новая помощь будет оказана уже не за просто так. Правда, возможны исключения…
— А семья-то у нас добрая, — изрёк Ксавьер в конце концов, не подозревая, насколько буквально прав, несмотря на иронию.
*
Очкую. Трясусь как педик драный, чего уж там. Неудобно одновременно залезать на крышу, держать огромную книгу, материться и проверять, чтоб меня не сдул ветер. Талмуд нашёл сам! Ладно, не сам, старуха шепнула — наводку на холл и телефонную тумбочку дала. Хотела сначала на такси бабла дать, но я так мал ростом и бледен, что любой нормальный водила позвонит в службу защиты детей и мне пиздец. Хоть меня и принимают за дебила все кому не лень, я знаю, что пасть открытую надо держать закрытой, на замке. И сраным людишкам — не попадаться.
Чуть кед не потерял. Прикольная крыша. Тут всё прикольное. Отсюда бы как раз в бассейн бомбочкой плюхнуться. Но вот же лажа, в другой раз. Открыл книжищу, пошарился на первой странице, на второй. Ни хрена не понял, почему куча цифр и имён. Потом дошло, что это городской телефонный справочник. Неужели черномазая старуха меня развела, как лоха? Не реветь, не сейчас — сейчас не видит никто, не на кого талант драматический тратить. А чего делать? Опять жизнь дерьмовее дерьма. Талмуд чуть на ногу себе не уронил, жалея, что проспал столько. Я точно дебил, настоящий записной дебил, а мой охуенный мокрушник будет надо мной долго ржать, и тогда я не выдержу и разревусь перед ним, как корова, полный провал…
На форзаце, э? Это что? Пять каких-то непонятных слов. Похоже на заклинание. Темно-красные и с кляксами, как кровякой написано. Засохшей. Стопудово человеческой. Очень стрёмно. Мутит. Сатанизм полный! Как прочитать вообще? В каком направлении читать? Написаны в разных углах листа и одно по центру. Прочитал сначала по часовой стрелке. Потом наоборот. Потом ещё как-то вразнобой. И ещё. И ни хрена. Очень злит. А если тот, которому они адресованы, оглох и меня услышит какой левый мудила? И надо их проорать, чтоб погромче и меня услышали на другом континенте?
Орал долго. И нихуя. Пара тачек за забором сигналила. А симпатичный хитрожопый дядька с тростью из дымящегося облака не являлся. То есть мессир. Но, блядь…
— Et separet. Caelum. Ab… aquis! ¹
Именно после этой комбинации слов дело запахло не кровью, а писюнами. Хотя я не успел назвать это даже жопой. Я порядочно надорвал глотку, в горле заболело, а меня в ответ тряхнуло так, что не то что я — мои волосы чуть не обоссались! Налетел ёбаный ветрюган! И это было только начало! Мощный, такой мощный ураган, что домину с корнем вырвал бы, да что там домину — весь город, весь ебучий остров на воздух должен был взлететь! Но взлетел только я! Отодрало меня с крыши и понесло вперёд ногами куда-то к ебеней матери! Почему, ну почему?! За что? Блядь, спасите кто-нибудь, в башке вертолеты, я ещё пожить хочу! Да я почти обделался! Суки, если это опять ваши шутки, я всех порву! Всех на собачьи сардельки пущу! Только поставьте меня, бляха-муха, поставьте, поставьте! Ну какого хуя, ну не надо, я блевану сейчас, я пожить ещё хочу, остановитесь, суки-и-и-и!
*
— Мелкого подхватило ветром и несёт в Хайер-билдинг. Готовность?
— Готов.
— Папа?
— Папа.
— Хоть раз бы лучше выпорол…
— Он предоставил это удовольствие тебе, Энджи.
— Ещё чего. Тебя же возбудит любое моё прикосновение.
— Вот именно. Он восхитителен в двойном коварстве.
— В тройном.
— Куда несёт малолетнего психопата?
— Вторая вертолётная.
— Выходы?
— Только в общий коридор, никаких засекреченных кабинетов.
— Транспорт?
— Площадка пуста с полудня, Рауля вместе с вертолётом забрала береговая охрана, помочь спасти пару негодяев для судебного разбирательства: они сбежали утром на вшивом катере, а на вечер сейсмологическая служба обещала небольшое цунами. Почему ты всё это спрашиваешь? Где ты сам?
— Не важно. Важно, куда я иду теперь. Благодарю, дорогой.
— Демон, я запрещаю тебе!
— Ещё не поздно было выпороть меня хотя бы вчера.
— Он один, беззащитный, в огромном небоскрёбе, на чужой планете!
— Чепуха, Ману посещал Хайер-билдинг пару дней назад, столкнулся лицом к лицу, то есть мордашкой к морде с разъярённым мутировавшим Калебом. И всё же сдержал позывы переполненного мочевого пузыря. Вдруг он не настолько слюнтяй и вообще не тот, за кого его привыкли держать?
— Демон, ему одиннадцать лет!
— Хочешь, считай это провидением. Злым роком. Насмешкой твоего скупого и выжившего из ума Бога. Сама Тьма тащит его ко мне, как куклу на ниточке, в нужном направлении. Он хочет. Матушка хочет. Кто я, чтобы перечить?
— Кто ты? Холодного дерьма кусок. И худший враг любого существа, которому не посчастливилось родиться с бьющимся сердцем.
— Душа моя, ты правда считаешь, что твой сладко-разъярённый хриплый голос поможет отговорить меня, а не настроит наоборот — на грубое сексуальное насилие?
Повесить трубку, повесить, быстрее… попасть по дурацкой маленькой кнопке. Рука, что вне себя весь разговор стискивала мобильник и давила им на ухо, беспомощно опустилась.
*
Если я сдох, то в аду слишком пиздатая погода. А если не сдох — то какого хуя я не сдох?! Жопе лежать больно, рыдать больно, горлу больно, пить хочется, стыдно, я лох, зачем только согласился читать те сраные слова. Шмякнулся сюда и…