— Да всё я заметил, ботаник. А ты давно тут торчал шпионом, подслушивал и невесёлую болтовню мою, и разное, тихо в котелке варящееся.

— Если ты хотел знать, каким он был, внешне — то на меня зырь.

— Ещё чего, глаза вытекут, — я уткнулся протестующей мордой в его тощую шею, острые ботанские ключицы впились мне в подбородок. Всё равно удобно. И руки у него деликатные, мягонькие, как у настоящего неженки, моим волосам и затылку понравилось. — Нет у меня никого, кроме тебя, представляешь? А представляешь, как тяжело жить с образцовым братишкой-придурком?

— Ой, даже не подозреваю, — он иронично отвесил моей заднице шлепок. — Тебе торт сделали размером с тебя. И весит столько же. Помадка, вишни, сливочный крем. На ромовом бисквите. А ты сбежал, по пляжу шаришься, наверное, хочешь, чтоб дети из приюта завтра твой тортище сожрали, с тарелками откусывать будут.

— Ещё чего, — повторил я капризно. Засопел. Организм просигналил, что не жрали мы со вчера или с позавчера. — Кси?

— Ну? Домой топать созрел?

— Да. А можно ты будешь меня иногда любить? Чтоб уютно. Тепло и домашне. Чтоб твоя семья… — я запнулся, перепугавшись от собственной наглости, — иногда была и моя семья.

— Она и так твоя, осёл, — проворчал он с раздражением, но явно врал и был рад моим словам, и напомнил собой ма, а не папу. Поцеловал меня в щеку. Думаю, на роль Тисс он и впрямь подходит больше.

— А твои огнедышащие детки зовут тебя мамочкой? Ты мамочка?

— Они не огнедышащие. Но в остальном верно: несмотря на то, что Ангел был на сносях, весь в панике пузатый и беременный, меня, а не его они сразу признали своей кормящей мамашей. Эндж только живым инкубатором побыл и, едва оправившись, на работу слинял, ему уже практически на бегу шов накладывали.

— Ты так и не сознался, любишь ли его. Иногда мне кажется, что тебе насрать, жив он или как. Верен тебе или где, по каким парням вдруг, может, шляется.

— Ты ошибаешься. Но о своих чувствах к нему не скажу, не дождёшься.

— А тебе бывает одиноко? В вагоне обязанностей, с нехваткой свободного времени, в куче молочных бутылочек и подгузников.

— Вот не дает тебе покоя моя личная жизнь, да? Мелкий, — Ксавьер достал телефон. На заставке я увидел детализированный глаз, сине-зелёный, такой огромный, что практически макро — и втихомолку озадачился, чем или кем увлечён мой брат. — Нам всем бывает одиноко, и мне в том числе. Дома, на работе или на улице в толпе. А молоко они не пьют. Совсем ты племянников не знаешь. Давай вернёмся в особняк, познакомишься.

— Кси, а вселенная исполняет желания в день рождения? Твои исполнила?

— Не особо. Если загадываешь что-то важное — сразу забывай это. Вселенная не хочет, чтоб ты подсматривал и подслушивал за тем, как она колдует для тебя.

— А у тебя есть ответы на любые вопросы? На вообще всякие?

— Почти, мелочь ты приставучая.

— А можешь ответить на мой? Тайный. Умолчённый.

Мы поднялись из песка, Ксавьер отряхнул меня, потом себя, потом мы нашли мои кеды.

— Время не лечит, это миф. «Лечит» память: постепенно искажает и затирает даже самые дорогие воспоминания, нагромождая поверх них всё новые и новые. Но ты не забудешь — как бы отчаянно ни стремился избавиться. И не смиришься. И если найдешь, кому отомстить — отомстишь.

— Почему?

— Я бы так сделал.

— Фе, я не настолько кровожадный, как ты.

— О, ты себя плохо знаешь. Обувайся.

А я уже почти с брателлу ростом вымахал. Обогнал его рысцой, прыгнул за руль, но его пидорский лимонно-желтый «ламбо» слушался не нажатия на водительские педали, а голосовых команд. Чёртов искусственный интеллект, везде понатыкан, иногда кажется, что умнее меня. Но уж поумнее многих людишек точно: и про погоду доложил, и про торт со съедобными свечками, что его на террасе прямо сейчас разрезают — для этого Кси телефон доставал, уведомление отправить, что нашёл меня и праздник можно начинать. Дурацкий день рождения. Но я хоть попытаюсь на пару часов прикинуться счастливым. И дотянуть на минималках в новый день, обещая себе забвение — в работе, в еде, в вине, в прогулках по пляжу, который мне, между прочим, понравился.

Я стал наведываться туда чаще, купаться, оставался загорать. Изредка ловил минуты наедине с Кси, потому что если я засиживался у воды допоздна, забирать меня неизменно приезжал он. И я засиживался намеренно. Обменивал желание поплакать и пожалеть себя на дружеское объятье с ним. Я не хотел поддержки Мэйва с кровосмесительным подтекстом, стыдного секса, фелляции, пенетрации или чего-то похуже, что казалось вовсе не гадким, а… оскверняющим память о мокрушнике. Я боялся собственной порочности, что охотно приму приставания. Поэтому я избегал кузена вне студии. А вот Ксавьер из блевотного и несносного родича превратился для меня в вещь первой необходимости. Время не лечило, я убедился. Зато лечил он. Глядел в горизонт своими концентрированными алкогольными глазищами (сознаюсь, мне всегда нравился их цвет, крутой, на стопроцентной сатурации зелёного, вот их бы я себе на экранную заставку украл) и готов был качать меня на руках, как в детстве. Убаюкивал в самый крепкий сон. И жизнь казалась почти сносной.

*

Дни пошли ровными рядами-клетками в календаре, белые — будни, розовые — выходные и человечьи государственные праздники. С сентября я обещал вернуться в школу, и вернулся — в экспериментальный класс, собранный из нас, Изменчивых. Правда, я всё равно много прогуливал, но не по своей вине: “Starswarm”, должным образом оформленный и с честью выдержавший пост-продакшн, вышел на старт продаж, через обычные магазины и онлайн. Sire Records не обманули, рекламная кампания была грандиозной и массированной — по всем возможным СМИ, андерграундным, конечно. Критики европейских музыкальных изданий приняли мой переполненный кровью и слезами опус крайне благосклонно, Штаты и Канада отзывались сдержаннее. Зато Азию буквально разорвало в шквале восторгов, десятки предложений о выступлениях посыпались отовсюду, но особенно — из Британии, Южной Америки и Японии.

Подготовка к запланированному мировому туру угрожала затянуться из-за пробелов в кадровом составе: я всё так же не мог найти нам live-басиста, а Ангелу, как ослепительному фронтмену, не к лицу было бренчать на басу и одновременно петь (тренировочная сцена в Ванкувере не считается). Правда, Джин Симмонс с этим справлялся… но у него не было в обойме ещё одного фронтмена, да и музыка в техническом плане курила в сторонке.

Я попросил главных боссов (из Warner Music, минуя средних боссов из Sire) перенести движуху ближе к Рождеству, обещал до конца ноября разобраться с нехваткой музыкантов. Но разберусь ли? Это не как со школой, одного словесного обещания маловато.

Нас успели подписать на разогрев к Виктору в Хэллоуин на распиаренную Castle Party — он сам позвонил и напросился. Я рад был его слышать… наверное: сутками ничего не чувствовал, ни радости, ни довольства, кроме тех редких минут на пляже на руках у брата. Вик сказал, его шведские и немецкие коллеги по индастриал-цеху тоже проявили интерес к Ice Devil и хотели бы коллаборацию. Ту самую, вожделенную. Отлично, я не против. Готов поработать со всеми, создать ремиксы, закаверить старых Depeche Mode (всё еще мечтаю о tribute-альбоме), просто поиграть сообща, дружно посмеяться и устроить вечерний загул в дюжине баров, последовательно напиваясь в каждом. Может, кто-то даже одолжит нам басиста?

Довольно дерзкая мысль. О Дарине. Фанаты не стали бы придираться и критиковать, что состав свежеиспеченной группы лихорадит, они редко вникают в такие тонкости, а Йевонде справился бы на ура и заодно встретил бы во плоти своего наркокурьера… ой, то есть наркокумира, Дезерэтта. Я бы на его месте прыгал до потолка от счастья. Дэз — сплошное загляденье, и делает всё как боженька, при этом дико стесняется, шифруется и пытается уйти в середнячок, чтоб не выделяться. Например, на барабанах стучит, изображая дитя любви (вернее сказать, порочный плод содомии) Джои Джордисона и Ларса Ульриха, а ведь я готов поспорить, у него есть свой стиль. Ну или будет — когда он даст себе волю с оригинальными идеями и импровизацией. Еще я подозреваю, при желании серафим сыграет на такой скорости, что сожжёт палочки, том-томы и бас-бочка задымятся, а сплэши и хай-хэт — раскалятся докрасна¹. Это было бы в тему шоу, если бы мы исполняли экстремальный death или trash-metal, хотя чем чёрт не шутит… Наверное, иногда мне хочется поразить публику ради поразить, любуясь разинутыми ртами, а не во имя музыки. Короче, Дэз — красавчик и монстр ритм-секции, Йевонде влюбился бы по уши в его талант. Но.