— Я собирался снять отель. Но спохватился и отменил бронь. Ты — таинство, которое я не желаю осквернять людскими кирпичными коробками, обставленными с безвкусицей и использованными сотней совокуплявшихся пар до нас. Я запросил тоннель, или портал, или называй его хоть гиперпространственным прыжком. Мы едем домой.

— То есть в особняк твоего отца?

— В инферно.

Я сглотнул, не совладав с новым, вполне осязаемым приступом паники. Это почище традиционного знакомства с предками у влюблённых пар. Легион страшных демонов, какие-нибудь рогатые питомцы, химеры и василиски, и глава семейства — ультрапапчик в десятой степени, светло-синий, при костюме с тростью, с акульими зубами, тягучей улыбочкой кровососа и заковыристыми вопросами, от которых я со стыда сгорю, тупой потому что. Короче, его «милые» родичи меня сожрут за милую душу. Одно хорошо — пировать будут недолго, я маленький, замученный и не слишком сытный.

*

Цыплёнок поверил. Наивное неоперённое создание. Скоростной тоннель я запросил без шуток, но вёл он не в Чёрный Дворец, а прозаично — в Хайер-билдинг, на лабораторный этаж. От полотна старого времени оставались жалкие нитки, последние обрывки, но я не имел права насладиться ничем сугубо своим, эгоистичным и нижепоясным, пока не закрою один важный долг, доброе дело, коих за мной числится мало. И я гнал, оставляя в прорытой посреди привычного пространства «кротовой норе» двойной шлейф оплавленной резины.

Девяносто семь минут до полуночи. Автомобиль резко вынырнул из мглы в обычный, флуоресцентно подсвеченный коридор, к счастью, безлюдный. От нещадного удара по тормозам цыплёнка стошнило, благо, я придерживал его лежащим на боку, зато мы остановились ровнехонько перед кабинетом с красной табличкой “Experiments conducting, keep out”. Обмякшее, вспотевшее и толком не отошедшее от искусственного сна тельце легло на хромированный стол, а Хэлл, которого трудновато было чем-то удивить, глаза не вытаращил, но свою работу (он корпел, согнувшись в три погибели, над какими-то крохотными скляночками) прервал и грозно подбоченился.

— Мастер, метаболизм. Ты обещал. Не делай строгую протокольную морду, кому-кому, а мне врываться можно. Правь, чини, закрепляй, матерись и забавляйся, но в темпе. И не заливай вены анестетиком. Мне понадобится исключительная острота его чувств, иначе он не оценит то, что последует за операцией.

— На кой ацетилцеллюлозный ляд тебе приспичило вторгаться сейчас, а не послезавтра или через недельку? А если я скажу, что ты забежал впереди паровоза и я ещё не разработал способ отмены и выравнивания резких глюкозных скачков, как и не придумал безопасное ускорение жирообмена в тканях?

— Скажешь так — соврёшь. Всё ты разработал. Просто наверняка не оттестировал.

— Ну, хм… А без анестезии как работать прикажешь?!

— Молча. Зубы сцепив, совесть заткнув. И выбросив на помойку медаль «За гуманность».

— Ты… да ругательств таких нет в природе! Сто раз пробовал обозвать, сам Резерфорд от тебя в гробу переворачивается! В обнимку с Авиценной и Декартом!

— Где аппарат? Быстрее, сориентируй, куда нести, как уложить, нужно ли раздевать.

— Эй, я не на полигоне у «диких кошаков», ты сроду с настолько резким поносом ко мне не прилетал торпедой! Твой удавчатый что, помирать собрался?

— Нет. Но собрался я. И исполню тем самым мечту миллионов недоброжелателей, а не мечту Ману. А ты ведь не хочешь угодить толпе одноклеточных? Утри им нос, мастер, живее.

— Ничего не понял, пропустил то место, где ты профукал плюшку с бессмертием, но твои глаза убедительно прожигают в моих височных долях две дырки, что невозможно даже в сказках, значит, дело каюк, всё, всё, уймись с рентгеном. Хватай его за ляжки и шагай налево. Третья дверь, толкнёшь, не заперто. Найдёшь единственную капсулу, огромную, ни с чем не перепутаешь, клади его в неё и закрывай. А я сразу за тобой, только инструментарий возьму.

Я бросился стремглав, краешком сознания вспомнив, что должен вписаться в два коридорных поворота, а не таранить стены по привычке. Цыплёнок шипел от тряски, но не вынимался из полусна или полуобморока, квёлый в лекарственном отходняке. Человечьи медики сердобольно перестарались.

— Это же аппарат для МРТ! Хэлл!

— Это был аппарат для репортажа магнитно-резонансных послойных картинок, но я нахально отжал его у Мори, полностью раскромсал, сварил заново и начинил. Клади, не бойся, мальчику понравится. То есть нет, хуже, чем у стоматолога, но лучше, чем в реанимации — все косточки-шарнирчики пошатает. Запомнит меня как беспринципного мудака в спецодежде, не держащего слова, куда уж там расшаркиваться потом и извиняться.

— Не волнуйся, ты лишь номинирован. Приз зрительских антипатий за самого безупречного мудака получу я. Единогласно. Что сейчас случится внутри капсулы?

— На подробную лекцию с семинаром запишись в марте, а в трёх словах… правда надо, чтоб я объяснил? Фишка в АТФ и в скорости протекания внутриклеточных химических реакций, в том, как мудро или бестолково организм тратит и накапливает энергию, из чего берёт глюкозу и куда девает излишки питательного бульона — просто прячет в высотных зернохранилищах или что-нибудь путное из них строит. В случае Ману нас интересовал выпрямленный липолиз, уровень активности клеточных мембран, бета-окисление и образование достаточного количества ацетил-КоА. А ещё гликоген, понимаешь, печень должна соображать, что нельзя отдавать когда попало свои драгоценные запасы, они на чёрный день. Сигналка на основной источник истощения перенаправлен в подкожную жировую клетчатку, а ещё я, если помнишь, оперировал желудок. К счастью, усечение размера было временное, я ничего не удалял, просто подшивал, теперь разошью обратно.

— Мастер!

— Внутри капсулы обитает андроид, хирург-манипулятор, наносерпы и наноскальпели, ясно? Эдвард Руки-ножницы, но поменьше и поизящнее. Инструментарий, что я брал, — Хэлл приподнял дреды над ухом, демонстрируя, что воткнул туда радиопередатчик, — это подключение к нему: подсматриваю, подслушиваю, прощупываю и принюхиваюсь, разве что не облизываю — полная координация процесса. Наблюдаю и вмешаюсь, если что-то пойдет не так. Собственно, я почему задержался: батарейки искал, электроника не на радиоактивном святом духе работает. Однако манипуляции с метаболизмом — полдела. Я взаимодействую с корой мозга, прыгая балластом в нисходящие электроимпульсные потоки, и внушаю мальцу, как на сеансе платного гипноза, что зеркало отражает именно то, что там всегда хотелось видеть. И это правда, я не подлог данных устраиваю, окружающие все как один оценят и ахнут — кто в восхищении, а кто в ужасе, ругаясь демонами олигофрении, булимии или анорексии. Не нужно переживать, худеть, толстеть или потеть на тренажёрах: он очнётся здоровым. Плата за суперспособность преотличная — нужно просто дружить с головой и с поваром. Жрать плотно, разнообразно и часто. Потому что наращивать избыточные мышцы или накапливать сколько-нибудь значимые слои жира он больше не сможет, и кто-то обязан проследить, чтоб он не пострадал от нечаянного истощения. Двое суток — это максимум он продержится без еды. И порции — тоже… деточка твой не лошадь, а молодой удав, много им не надо: в полевых условиях, всяких концертных с переездами, вредных перекусов хватит с лихвой — блинчики, салаты, сэндвичи и хот-доги. Зато, если он сидя дома поверх обеда с ужином наестся на ночь пиццей с попкорном, сахарной ватой, чипсами, жареными крылышками и ещё ведро мороженого сверху заточит — никаких последствий. Ну, разве что унитаз будет недоволен.

— Пошло и исчерпывающе. И долго ещё ждать гастрономических чудес?

— Если не терпится его покалечить — вынимай. Нет? Тогда сядь и займи себя чем-нибудь, противный. Аппарат автономен, андроиду виднее, когда цель будет достигнута, то есть когда мы легонечко закамертоним и перестроим все клетки. В теле Ману их двадцать с лишним триллионов, не считая килограмма бактерий. Пока ты сейчас красивыми глазами хлопал, слушая и запоминая, мы осилили процентов пять, но работаем засучив рукава, без перекуров, электронная жопа в мыле, если ты не заметил, сам сатана не организовал бы государственный переворот быстрее. И быстрее… только мерки для гроба снимать.