Было не больно. Казалось, он проделывал это не единожды. Натренированные мышцы растягивались и звенели, подгоняя тело под его новую форму.

Один удар сердца, не более. Он перевернулся. И теперь стоял на четырех лапах, дергая кисточкой хвоста.

— Молодец, нуби, — кивнул ему напарник, скидывая с себя кожанку, — А теперь вали его! — и обернувшись здоровенным гризли, кинулся на вырвавшегося вперед Дракулу.

Звонко зарычав, Лео бросился следом и в два прыжка настиг Влада, вцепился зубами ему в плечо и повалил наземь. Рядом, накрыв вампира своим грузным телом, примостился Генри.

Но Дракула был силён. Ослепленный яростью и велением Шакса, он расправил крылья, сбрасывая с себя нападавших. Когтистая лапа прошлась по медной гриве Лео, оставляя на шкуре глубокие царапины.

***

Ноэ наблюдал за этим как из-за прозрачной стены. Не в силах сделать и шага в направлении сцепившихся. В чувство его привела ее теплая ладонь. Лайя ухватилась за него так крепко, словно он был единственной тростинкой, удерживающей ее на плаву.

«Только не бойся. Ничего не бойся. Я рядом. Я все сделаю. Все исправлю.»

— Шакс!!! — взвыл Локид, переводя мечущий молнии взгляд на своего покровителя. — Останови это! Прекрати! Давай договоримся!

— А что ты можешь мне предложить? — хохотнул Сорок четвертый, искоса глянув на него. — У тебя нет ничего. Хотя нет… Есть, — демон хищно посмотрел на Бёрнелл. — Отдай ее, и я, быть может, снизойду до милосердия. Заберу ее душу, а шелуху, так и быть, отдам тебе. Поиграться.

— Ты не посмеешь!

Рывок.

Скинув с себя оцепенение, что сковывало его из-за присутствия покровителя, Ноэ, выставив вперед правую руку в перчатке, украшенной золотыми острыми когтями, кинулся на Шакса.

— Ответ неверный, мой мальчик… — ладонь тёмного легла на плечо Гордона, стоящего рядом с его господином, и тот начал преображаться.

Теперь перед Ноэ возвышался не Ратвен, а почти что копия Влада. Черный, покрывшийся шерстью и чешуйчатой кожей. Вот она — награда Маркиза.

Вампир отвратительно оскалился и издал низкое шипение.

— Кх, решил натравить на меня этого сопляка?! — язвительно крикнул бес.

Гордон, повинуясь прихоти хозяина, встряхнул крыльями и двинулся на Локида.

«Хорошо… Потанцуем, выблюдок…»

Молниеносное движение, нос к носу. Но взмах золотых когтей распорол лишь воздух. Новообращенный был шустр. Ноэ этого не ожидал. И это замешательство стоило ему дорого.

Под ребрами полыхнуло огнем, он почувствовал, как вампир рассек ему бок. В шею вцепились скрюченные пальцы существа, не давая сделать вдох.

А где-то сзади раздался крик Бёрнелл:

— Прошу вас! Не надо! Я иду!

***

Если всё это можно прекратить одной единственной жертвой, она была готова. Пусть забирает. Ради Милли, ради Кэти и Лео, Генри… Ради Влада. И ради него. Одна душа за шестерых — не такая уж и большая плата.

Лайя шла к Шаксу. Сама, по своей воле. Только бы прекратить этот кошмар. Только бы спасти.

— Я здесь… Прошу… Не трогайте никого…

— Очень интересно, — Сорок четвертый поднял руку, сжал в кулак, и вот она уже прямо перед ним. Ноги оторвались от земли, а боль, пронзившая тело, заставила выгнуться и сжать зубы, чтобы не закричать.

Нельзя… Она должна быть сильной.

В груди образовалась пустота, и сквозь пелену в глазах Бёрнелл увидела, как Шакс вытягивает из нее что-то…

Что-то светящееся…

***

— Прочь!!!

Ноэ схватил лапу Ратвена, рванул изо всех сил — выкручивая, ломая кости. Тот взревел от боли и бешенства, дернулся вперед, и Локид почувствовал, как в его грудную клетку вонзились черные длинные пальцы вампира, как они проминали плоть, подбираясь к сердцу.

Гортань наполнилась горячей кровью.

Но он успел ответить. Вскрывая когтями перчатки горло врагу. Разрывая артерии, кроша шейные позвонки. Вырывая с мясом жизнь из тела Гордона Ратвена.

Отвратительные булькающие звуки, удивление в глазах.

Бывший бизнесмен покачнулся, пытаясь зажать ладонями рваную рану на шее, а через секунду кулем рухнул на землю.

Задыхаясь и откашливаясь красным, бес осоловевше обвел глазами поле битвы.

Дракула по-прежнему вырывался из лап Генри и Лео. Рычал, выл.

Ратвен, в предсмертной агонии вздрагивал у его ног.

А Шакс забирал душу Бёрнелл… Забирал ее у него…

И Ноэ, стоящий посреди этого разинувшего пасть ада, сейчас был единственным, кто мог все исправить. Кто мог произнести нужные слова.

Мог ли?

Осознание этого факта было таким явным, таким правильным. Предсказание Кассандры сбылось. И ему ничего не оставалось, как поставить точку.

«Делай, что должно, решай и умом, и сердцем, не зря же они даны тебе. Спасай или сдавайся.»

«Не убить, но изгнать?»

Цена будет высока… Непомерно. Непоправимо.

Такие раны в тёмном-то теле заживали не сразу… Что говорить об облике смертного?

Но что ему дороже?

Не сводя глаз с Сорок четвертого, Локид переступил через замершего на траве Ратвена, стиснул зубы до треска и быстро зашептал:

— Exorcizo te, immundissime spiritus, omnis incursio adversarii, omne phantasma, omnis legio, in nomine Domini nostri Jesu Christi eradicare, et effugare ab hoc plasmate Dei, — латынь вперемешку с кровью полилась изо рта. Раздирая ему глотку.

Земля вокруг Маркиза пошла трещинами, Шакс вздрогнул, обратил свой взор на Ноэ и прошипел:

— Что?! Изгнание, Локид? Поднимаешь руку на того, кто спас тебя? Взрастил и сделал тем, кто ты есть? Ты не сможешь…

«Соберись, соберись же!»

Ноэ ощутил тошнотворную, выворачивающую душу наизнанку слабость.

Нет, эти слова разорвут его пополам, если он продолжит. Они запретны ему. Сейчас. В этом теле. Он понимал, что нужно оставить тёмный облик, как бы рискованно это ни было.

Безвозвратно?

Но иначе он просто захлебнется, и ничего не выйдет.

Лучше, пусть захлебнется позже…

«Давай же… Будь человеком! Иди в огонь. И во тьму.»

Рвущая жилы метаморфоза.

Его тело вновь приобрело уже привычные габариты, а боль в груди возросла тысячекратно. Зато заклинание начало даваться в разы легче:

— Ipse tibi imperat, qui mari, ventis, et tempestatibus impersvit…

— Прекрати немедленно! — закричал Сорок четвертый, сотрясаясь от каждой фразы. — Что тебе до этой смертной? Она – никто! Твоя страсть слепа! Вырви ее с корнем, и станешь всесилен! Я награжу тебя!

«вырви с корнем тогда станешь богом…»

«Тогда я и сердце себе вырву, потому что она проросла в нём. И это не слепая страсть.»