Постпаноптический век давно начался. Если одни говорят о синоптиконе (synopticon), то другие используют термин «надзор над данными» (dataveillance), который лучше отражает снижение акцента на восприятие. Сопротивление как старой (эстетической) модели надзора, так и новой парадигме утвердится только в рекурсивной форме. Самым ярким примером обратного надзора (inverse surveillance), также называемого sousveillance, служат почти ежедневно публикуемые в интернете видеоролики о насилии со стороны полиции в отношении афроамериканцев (преимущественно мужского пола), а также художественные и дискурсивные стратегии вокруг движения #blacklivesmatter. Для умиротворенного, казалось бы, постоянно сокращающегося и всё более боязливого среднего класса, агрессивно настаивающего на своих привилегиях, всё выглядит совсем иначе.

ПОСТ-ИНТЕРНЕТ. Упомянутые изменения происходили параллельно с развитием интернета. Но это, конечно, слишком небрежная формулировка. Поскольку интернет, этот фантазм нелокализируемого виртуального пространства, вообще не существует, если воскресить в памяти те изменения, которые произошли за последние два десятилетия.

Твое самое раннее воспоминание о вебе восходит к 1990-м годам, к австрийскому интернет-провайдеру Trian ISP. Тогда, в отличие от сегодняшней ситуации, доступ к абсолютному, оторванному от чувственно познаваемого повседневного мира киберпространству получали через крупные компьютерные системы, обычно расположенные в той же стране. Затем, в нулевых годах, началось движение в сторону открытых сайтов, таких как YouTube, Myspace и Википедия. Бесплатный электронный адрес, который ты используешь и по сей день, датируется тем же периодом.

Теоретики-активисты Metahaven описали, как за этим последовало создание изначально дополняющей, а затем всё более радикальной облачной системы, которая объединяет социальные сети, электронную почту, мессенджеры, платежные сервисы и многое другое.

То, что обеспечило подъем Apple – максимально далеко идущее слияние аппаратного и программного обеспечения, считающееся у экспертов недостатком, – становится основополагающим принципом облачных и оптимизированных для работы в облаке устройств вроде iPad. Они предназначены для пользователей, которые не понимают (не должны понимать) программное обеспечение и не беспокоятся о том, что происходит с их данными в облаке, где эти данные эффективно сканируются и оцениваются, анализируются и монетизируются.

Интернет приложений и социальных сетей имеет всё меньше общего с интернетом конца ХХ века. Обычный пользователь перемещается уже не по широкой открытой, ризоматической сети, а, скорее, по сети, всё более монополизированной и ограниченной, – пример ретерриторизации, обусловленной интересами политической безопасности и экономики (куда и когда перемещаются данные, продукты и люди?) и воздействующей на понятие киберпространства, поэтические похвалы которому пелись задолго до его технологического изобретения.

Это изменение совпало с началом нового тысячелетия. Путешествуя по нескольку раз в месяц из Парижа в Лондон на Eurostar, ты тогда удивился, почему вдруг стало невозможно перейти на сайт www.eurostar.fr, чтобы купить более дешевые билеты. Несколько лет спустя ты где-то случайно прочитал об этом. В 2000 году, после судебного разбирательства против Google во Франции, стало незаконным отображение нацистских реликвий в результатах поиска Google. С тех пор пользователи во Франции автоматически перенаправляются с google.com на google.fr. И так во всём. А теперь «интернет» знает местоположение каждого.

Что касается другого политического и поэтически дифференцированного (то есть не эстетического) способа обращения со своими собственными данными и информацией, то возможность технологической локализации является здесь центральной проблемой. Об этом еще стоит подумать, а теперь остается только пятнадцать минут до похода на пляж в девять часов.

Благодаря своей активности в интернете вы отвечаете не столько на вопросы «кто я?» или «где я?», сколько вот на какие: «где я был тогда?» или «где и с кем я встречусь?». Это можно понимать как потерю дейктической гибкости. Люди отслеживаются по фиксированным координатам я/здесь/сейчас и адресуются как носители фиксированных пользовательских профилей («эта статья может тебя заинтересовать», «возможно, ты согласишься с этим постом», «ты будешь счастлив с этим партнером»). Историк Юваль Ной Харари называет это новой религией датаизма. Это напоминает то, что лингвисты, в частности Элизабет Лейсс, называют денотацией: с помощью лингвистических локализаторов и общей рекурсивности предложений значение (система классификации, которая в любой момент времени завершена, несмотря на некоторые несоответствия) указывает на конкретное тело. Это особенно характерно в случае больших данных, которые в определенном смысле представляют собой военно-промышленный фантазм, хотя и с разрушительно реальными последствиями.

Быть адресуемым как индивид означает быть локализованным в определенном месте и времени – всегда заранее. Потому что тень ваших данных не следует за вами – она предшествует вам. Этот обоюдный механизм самоусиливается. А индивидуальные каналы и фильтры в социальных сетях, которые отбрасывают потенциально расходящиеся мнения, бомбардируют тебя постоянным потоком вариаций соответствующих тебе (политических) взглядов и интересов, делают всё возможное, чтобы еще больше укрепить и сузить эту идентичность.

УСТУПКИ. С одной стороны – сонный, влажный Майами пенсионеров, где преобладают пальмы и ар-деко и живут последние очевидцы великого американского столетия; с другой стороны – ряды кондоминиумов высотой не менее двадцати этажей, отражение нынешнего грязного, богатого и жестокого Майами. А между ними вы двое на своем скутере. С приближением к порту поднимаются небоскребы на материке. Как будто Майами можно увидеть только как в фильме, в постоянном движении. Или это просто твое впечатление, потому что было уже поздно и вы слишком много съели за ужином?