— Ты не возражаешь, Вайсс? – спросил Уитли.

Та продолжала смотреть исключительно на Виллоу.

— Не возражаю. Иди. Я к вам обязательно загляну.

Уитли поспешил покинуть комнату, и честно говоря, Жону отчаянно хотелось последовать его примеру.

— Поздравляю, мама. Ты умудрилась испортить настроение не только мне, но еще и Уитли. Наверное, стоило не приходить сюда, а поговорить лишь с ним и Винтер.

— Я бы тебя даже винить за это не стала. Но раз уж ты пришла, то отказываться от возможности решить нашу проблему я не собираюсь.

— С чего вдруг такие перемены? Когда я жила в особняке, ты как-то не спешила ничего решать.

— Признаю, что это действительно моя вина, – произнесла Виллоу, опустив плечи и став выглядеть заметно старше, чем еще мгновение назад. Как будто из нее начала вытекать сама жизнь. – Я вовсе не сильная женщина, Вайсс. Сколь бы мне ни была ненавистна эта мысль, но за вашу с Винтер силу воли и характер следует благодарить именно Жака.

Вайсс напряженно сидела рядом с Жоном, не торопясь встречаться с ним взглядом и, похоже, успев пожалеть о том, что вообще пригласила сюда постороннего человека. Слишком уж личные темы затронул их с Виллоу разговор.

Жон наклонился к ней и прошептал на ухо:

— Мне уйти?

— Я… не знаю… – ответила Вайсс.

— Останься, – попросила Виллоу. – Речь у нас не зайдет о таких вещах, о которых ты уже не догадался бы самостоятельно.

— Семейные дела следует держать подальше от посторонних глаз, – заметила Вайсс.

— Да, Жак предпочитал вести их именно так, – кивнула Виллоу. – Гораздо проще скрывать собственные нелицеприятные поступки, когда о них никто не упоминает. И данное правило он установил еще до рождения Винтер. Я тогда поругалась с ним на одном публичном мероприятии. Назвала бессердечным человеком.

Лицо Вайсс вытянулось от удивления.

— Т-ты… Что?.. Но почему?!

— Потому что он подстроил увольнение советника моего отца, который работал в компании. Признаю, что тот был не самым лучшим специалистом, но с детства дружил с папой и являлся мои крестным отцом. Жак не пожелал выплачивать ему выходное пособие, пусть даже оно составляло жалкую каплю в море финансов ПКШ, и нашел способ избавиться от неугодного человека, попутно его унизив. Я была в ярости и постаралась донести до Жака всё свое неудовольствие.

— Ты… Но ты же никогда против него не выступала, – прошептала Вайсс. – Не помню ни единого раза, когда бы ты с ним не согласилась.

— Ох, Вайсс. Жак выбил из меня способность ему перечить еще до твоего рождения.

Жон стиснул кулаки.

Вайсс вздрогнула.

— Выбил?.. – переспросила она.

— В буквальном смысле. По крайней мере, поначалу. После того, как я устроила публичный скандал, он принялся отчитывать меня в своем кабинете за то, что позволила себе ставить под вопрос его решение. Разумеется, я огрызалась, поскольку была упрямой и непокорной. Сказала ему, что это только начало. Тогда Жак ударил меня по лицу, сбив с ног.

Вайсс прикрыла рот ладонью.

— Слуги помогли добраться до моей комнаты и смыть кровь. Через две недели никого из них уже не было в особняке, а освободившиеся места заняли те, кто слушался Жака и только его. Их работой стал контроль за тем, чтобы я не сказала ничего “лишнего” при посторонних – в общем, предотвращение всего того, что имело шанс “повредить репутации”. Они подчинялись непосредственно Жаку, не оставляли меня ни на минуту и запирали дверь в мою комнату с наружной стороны. Поползли слухи, что я заболела. Ну, или горевала из-за смерти отца и не желала появляться на публике. Как бы то ни было, я стала пленницей в своем собственном доме.

— Отец… он д-действительно так поступил?..

— А что тебя здесь удивляет? – поинтересовалась Виллоу. – Жак просто обожал всё контролировать. Для него это было чем-то сродни наркотику. Когда ты родилась, я уже давным-давно сдалась. Ему больше не требовалось физически мне вредить, чтобы добиться своих целей. Я во всём подчинялась его воле, что, впрочем, не спасло меня от “наказания”, когда Винтер отказалась от титула наследницы.

— Это я помню, – пробормотала бледная Вайсс. – Н-но ты сказала, что из-за алкоголя потеряла равновесие и упала.

— А еще ударилась лицом о дверную ручку, – усмехнулась Виллоу. – Забавно, правда? В конце концов, если женщина всё время пьет, то почему бы ей внезапно не разучиться ходить? Жак пребывал в ярости из-за выходки Винтер, но спорить с Айронвудом не осмелился. Твой отец его искренне ненавидел, поскольку Айронвуд являлся одним из тех немногих людей, которых у него не получалось контролировать. Ушедшая из рук Винтер была для Жака сродни отнятой у ребенка любимой игрушке.

— Но почему ты ничего мне не сказала? – спросила Вайсс.

— А что бы тогда, по-твоему, произошло? – поинтересовалась в ответ Виллоу. – Если бы я сказала тебе, то Жак поступил бы с тобой точно так же, как и со мной. Ну, и с Уитли тоже. Он бы нашел причину запереть тебя в особняке и скрыть от посторонних глаз. Никому из вас подобной судьбы я не желала.

— А почему нельзя было вынести всё это на суд общественности? – спросил Жон. – Думаю, доказательств хватало.

— В Атласе еще совсем недавно во всём правили деньги. По крайней мере, в тех делах, которые интересовали ПКШ. Допустим, я достала бы доказательства, но Жак затянул бы судебный процесс, а его пропагандисты изваляли бы меня в грязи с ног до головы. Никто бы не удивился, если бы я нашлась с перерезанными венами или с веревкой на шее, “совершив самоубийство от стыда из-за той страшной лжи, которую я придумала о столь уважаемом человеке и отце троих детей”.

Жон с Вайсс промолчали. Последняя попробовала было хоть что-то сказать, но из ее рта так и не послышалось ни единого слова, а пальцы непрерывно теребили край юбки.

— Я вовсе не пытаюсь вызвать у вас симпатию или как-либо оправдаться, – добавила Виллоу. – Меня очень радует, что Жак наконец сдох, но это ничуть не меняет того факта, что я спряталась от всех проблем в алкоголе, решив не замечать тех ужасных вещей, которые он творил с моими детьми.

Она нервно рассмеялась.

— Обычно я бы предпочла преподносить подобные новости по частям, но у нас осталось крайне мало времени. Ты ведь скоро уходишь, Вайсс.

— Но почему ты хочешь, чтобы я всё это знала?..

— Потому что иначе ты не поверишь в мою искренность, если я скажу, что люблю тебя и желаю, чтобы ты вернулась назад живой и здоровой, – улыбнулась Виллоу.

Жон почувствовал, что Вайсс дрожала.

— Ты бы подумала, что я так поступаю исключительно из-за своей социальной роли. Но мне совсем не хочется, чтобы между нами сейчас имелось какое-либо недопонимание.

Кровать скрипнула, когда Вайсс поднялась с нее и оправила юбку.

— Тогда я пойду поговорю с Винтер и Уитли, – сказала она. – Прошу меня извинить, мама.

— Конечно. Спасибо, что пришла меня навестить. И вам тоже, директор.

***

Жон направился вслед за Вайсс, намереваясь ее догнать. К его немалому удивлению, она не собиралась никуда убегать, стоя в коридоре с закрытыми глазами и тяжело дыша. Когда Жон прикрыл дверь, Вайсс двинулась вперед – медленно, но непреклонно. И лишь отойдя на довольно приличное расстояние от комнаты Виллоу, она вновь остановилась.

— Вы думаете, мама сказала правду?

— Я… не почувствовал в ее словах никакой лжи. Но тебе характер твоего отца известен гораздо лучше, чем мне.

— Я говорю не о нем. То, что он мог ударить маму, ни малейших сомнений не вызывает. Отец и меня бил. Полагаю, если бы я не была Охотницей и не имела ауры, то тот удар по лицу оказался бы весьма болезненным.

— Прости, Вайсс… – пробормотал Жон.

— Вам не за что извиняться, сэр. Но я имела в виду конец разговора. Она действительно меня лю-… – попыталась было произнести это слово Вайсс, но так и не смогла, со вздохом решив использовать другую формулировку: – Ее утверждение ведь не было ложью, правда?

Жон тщательно обдумал свой будущий ответ.