— Одли… — отмирает Оливер. — Джейсон Одли.
Доктор Робертс делает пометку в блокноте и просит:
— Расскажите о нем.
Оливер продирается сквозь туман и вату в своей памяти. Пытается смести слой песка и пыли с оглохшего от лекарств мозга и вспомнить, каким же был Джейсон. Но в голове лишь обрывки воспоминаний. Они торопливо шарахаются от него, словно солнечные зайчики. Лишь ощущение тепла и спокойствия он помнит предельно точно, а все остальное… Темные волосы. Высокий рост. Упрямая складка губ. Подбородок. Какой у Джейсона был подбородок? Волевой? Упрямый? Определенно колючий по утрам, когда Джейсон торопливо целовал его. Или нет?
— Боль нужно проговаривать, Оливер, — будит его мягкий голос доктора Робертса. — Ваш мозг пытается исказить реальность, чтобы снизить тревогу. Факт потери близкого человека необходимо признать и пережить. У вас же включился защитный механизм, который мешает адекватно воспринимать аспекты внешнего мира. Запустился он неосознанно, но если мы не блокируем это состояние, то боль прорвется в другой форме и, поверьте, так будет еще хуже.
Оливер смотрит на психотерапевта и понимает каждое его слово. Оливер не псих. Он же сам пришел за помощью.
— Вам нужно признать факт потери и пережить ее. А возможно это, если организовать окружение, в котором ощущается отсутствие усопшего.
— Как вы себе это представляете? — криво улыбается Оливер. — Перестать пользоваться метро? В Лондоне?
— До тех пор, пока вы не выстроите новое отношение к умершему и не начнете жить заново, — да, — подтверждает психотерапевт. — На данный момент задача не решается. У вас есть кто-то, кто мог бы присмотреть за вами? Повозить вас на машине, пока ваше состояние не стабилизируется? — Доктор Робертс бросает быстрый взгляд из-под очков и, так и, не дождавшись ответа, делает еще одну пометку в блокноте.
***
— Осторожно, двери закрываются! Следующая станция Лестер-сквер.
Оливер прикрывает глаза и упирается виском в холодный поручень. Между Ковент Гарден и Лестер-сквер минута и пятнадцать секунд. Потом надо выйти. Хотя лучше вернуться до Грин-парка, пересесть на Викторию и добраться до дома. Только вопрос вопросов в том, что он будет там делать. Но ведь доктор Робертс хочет помочь. Это лечение и лекарство. Оно горькое, но он же не хочет всю жизнь прокататься на метро. Хоть нет. Он как раз таки хочет. Доктор Робертс в прошлый раз сказал, что Оливер-де Джейсона идеализирует. Еще одно проявление как его там? «Охранительного поведения». Мозги Оливера смошенничали и подменили образ. Выдают улучшенную версию. Нужно вспомнить правду. Нужно отыскать в мозгах настоящего Джейсона, принять тот факт, что его больше нет, и отпустить. Но как это возможно, если голос Джейсона отделили от самого Джейсона и пустили по кругу кольцевой линии. Растиражировали, разнесли эхом по каменным трубам и раздробили по вагонам. Сотни, тысячи людей ежедневно слушают Джейсона вполуха и знать не знают, что жизнь может оборваться и ничего не задержит на поверхности. Но Джейсон умудрился как-то зацепиться в этом мире, потому что его голос будут слушать сегодня, завтра и послезавтра. Попробуй не послушать Джейсона. А вот когда уйдет Оливер, не останется ничего. Оливер, увы и ах, совсем один.
— Станция Лестер-сквер. Переход на Северную линию.
Оливер замирает как заяц. Внезапно снова накрывает приступ паники. Словно кто-то из пассажиров может догадаться, что Оливер не просто так по делам едет, как они все, а находится тут вроде незаконно. И потом он же обещал доктору Робертсу. Но, с другой стороны, он обещал «попробовать». Он и попробовал. Не получилось. Теперь доктор Робертс будет рассказывать про «отложенный стресс» и снова примется бросаться умными словечками. Но ведь тогда можно прекратить лечение? Ведь как можно вылечить того, кто отказывается проходить терапию.
Поезд стоит на станции. Даже мотор заглушили. Двери вагона открыты нараспашку. Можно выйти прямо сейчас. У Оливера руки ходят ходуном. Он сжимает зубы и нечаянно прикусывает язык. Боль прошивает яркой вспышкой и мелькает зелеными кругами под веками. Даже слезы на глаза набегают. Оливер забывает как дышать и сидит, пережидая этот неожиданный коллапс. Во рту железный привкус крови. Железный стук врывается в уши. Поезд тронулся. Следующая станция Пикадилли Серкус. Еще одна минута и двадцать три секунды… Потом Оливер выходит. Это точно. Потом…
***
— Я не смог, — говорит Оливер твердо и смотрит доктору Робертсу прямо в глаза. Какой смысл врать себе. Однако доктор Робертс, кажется, даже не слышит эту информацию. Он хмурится, рассеянно крутит ручку в пальцах.
— Оливер, еще раз. Пожалуйста, опишите как можно подробнее внешность Джейсона.
Оливер в замешательстве.
— Мы вроде говорили на эту тему? — пожимает он плечами и смотрит в пол. В голове снова калейдоскоп разлетевшихся на осколки воспоминаний. Синяя рубашка, черные волосы, голос… стоп! голос это не внешность. А внешность… как выглядел Джейсон? Оливера накрывает новый приступ паники. Доктор Робертс открывает и закрывает блокнот.
— Джейсона Одли не существует, не так ли?
В кабинете нереально тихо. Краем глаза Оливер цепляет пухлую папку, которая как бы невзначай лежит совсем рядом на журнальном столике.
— Джейсон Одли — это название адвокатской конторы, мимо которой вы каждый день проходите по дороге к метро.
Это не вопрос. Доктор Робертс пододвигает к себе папку и барабанит по ней пальцами. Судя по тому, что он не открывает ее, он уже ознакомился с содержанием.
— Вы ведь ранее наблюдались у доктора О’Донелла, не так ли? — папка все же раскрывается на первой странице. Там фотография Оливера. Оливеру на ней лет на десять меньше. Пожалуй что Оливер не изменился. В прямом и переносном смысле. — У вас много чего в анамнезе, Оливер. Неблагополучное детство, алкоголизм матери, насилие со стороны отчима. Плюс плохая наследственность.
Доктор Робертс цепляет на нос тонкие бутафорские очки и пробегает глазами несколько страниц, края которых только что не махрятся от ветхости, и продолжает вбивать слова-гвозди.
— В школе вас, естественно, выбрали на роль жертвы и вы снова подвергались насилию, только на этот раз уже со стороны одноклассников. Что еще?.. — глаза скользят по строчками. — Подавление своей гомосексуальности. Постепенно ваш мозг осознал, что обычные социальные связи у вас завязывать не получается, тогда-то он и создал вымышленного друга. Думаю, вы много времени проводили в метро, не желая возвращаться домой, где вас не ждало ничего хорошего. Голос в метро тесно связался с ощущением спокойствия. Одно наложилось на другое. Однако чтобы объяснить физическое отсутствие Джейсона, в дальнейшем ваше сознание подкинуло объяснение — его смерть. И вашей проблеме не год и не два. Вы разъезжаете в метро с восемнадцати лет, то есть уже лет десять как… Фактически десять лет под землей.
Оливер молчит. Ему кажется, стоит открыть рот — и все полетит к чертям. Он даже губы сжимает для верности поплотнее. И обе руки снова сжимает между коленями. Это закрытая поза. Он читал. Доктор Робертс наклоняется вперед, демонстрируя высшую степень открытости и участия. Оливеру даже кажется, что доктор вот-вот возьмет его за руку. Но это иллюзия. Ему, как и всем другим, плевать на Оливера.
— Я хочу помочь, Оливер, — мягко произносит доктор Робертс. — У меня богатая практика, и я сталкивался с такими случаями. Не в такой форме, но имел дело. Мы справимся, но мне нужно, чтобы вы мне помогли. Доверились. Проще говоря, помогите мне помочь вам.
Он бросает короткий взгляд на часы, откидывается обратно на спинку кресла. Берет блокнот и делает короткую пометку.
— На сегодня наше время вышло. Я вызову вам такси. Езжайте прямо домой. В метро не заходите. Жду вас, как обычно, во вторник. Думаю, начинать нужно с вашего детства и с взаимоотношений с матерью. Хороших вам выходных.
Хороших. Вам. Выходных.
Оливер больше чем уверен, что выходные у доктора Робертса будут отличные. Уж он-то отлично знает, что делать со своей жизнью. Да и с жизнью Оливера тоже. Оливер выходит на крыльцо и утыкается в лакированный бок черного кэба. Малодушно думает обойти его и направиться к метро, но потом ему приходит в голову мысль, что доктор Робертс смотрит в окно, проверяя Оливера, и он открывает-таки тяжелую неудобную дверь такси влажной вялой рукой. И только когда забирается в пахнущий бензином салон, понимает, что никакой доктор Робертс на него не смотрит. Плевать ему на Оливера вне рамок сеанса. Да и во время сеанса тоже. Как и всем другим.
