— Да вот же, к примеру, — объявил он и кивнул на Сезара. Клотильда тоже заинтересованно глянула на зазывалу. — Мой хозяин платит двойную ставку.

Сезар открыл было рот, чтобы как следует отточить на наглеце внушительный запас бранных выражений, который буквально вчера пополнился одним ярким перлом, благодаря случайно отдавленной им на улице чужой ноге. Но Серый человек оборвал его:

— Тройную ставку!

Клотильда встала с места, оглушительно шурша юбками и, подхватив Сезара под локоть, потащила за вытертую бархатную портьеру, перегораживающую кабинет на две части. Там она приперла задыхающегося от хохота и возмущения парня к стене необъятным бюстом и открыла рот, но он опередил ее.

— Не-не-не-не! — выпалил Сезар, прекрасно понимая, что жажда наживы для владелицы заведения значит гораздо больше всего остального. — Я задницу подставлять не буду! Я предупреждал!

— Господин ищет актива, — прошипела мадам Бонапри.

— А-а-а… — открыл было рот Сезар, чтобы начать фразу с достаточно распространенного предложения ко всем присутствующим: «А не пойти ли?».

— Триста монет! — интимно шепнула прямо ему в ухо Клотильда.

— О-о-о… — Сезар считал себя человеком разумным и, если ему предлагали оприходовать кого-то за триста монет, это был как минимум повод подумать. Воцарилось молчание, во время которого жадность боролась с его ленью и отвращением, а мадам Бонапри молча ждала, какое из отрицательных качеств пройдохи победит.

— А вдруг у меня не встанет? — все же задал вопрос озадаченный Сезар.

— Это у тебя-то? — хмыкнула Клотильда и без предупреждения сжала ему пах цепкой пухлой ручонкой. — Да у тебя постоянно стоит!

Сезар не нашелся, что ответить, и она продолжала:

— У этого господина весьма специфические вкусы. Он хочет, чтобы его трахали с завязанными глазами. Так что ты его даже не увидишь. Судя по тому, как одет и как ведет себя его слуга, а также по заявленной необходимости провести сеанс в полной тайне и вознаграждению за него, клиент не просто из богатых, но еще из власть имущих. Таким нельзя открывать свою приверженность к содомии, да еще и в нижней позиции. Так что тебе не придется иметь дело с клошаром. Да к тому же покроешь наконец свои карточные долги или… — тут Клотильда как истинный оратор выдержала драматическую паузу, — тебе придется-таки продать кулон матушки.

— По рукам! — вздохнул Сезар и повторил вслух мантру, призванную смирить его с действительностью: — Триста монет.

— Ты из них получишь сто пятьдесят, — ухмыльнулась прижимистая мадам и, прежде чем Сезар смог что-то возразить, пропела из-за занавески: — Он согласен!

***

Поворот налево, еще один, и снова налево — Сезар подавил зевок, убаюканный мерным цокотом копыт и покачиванием экипажа. Его уже как минимум два раза прокатили вокруг квартала, это он знал абсолютно точно, и плевать было на то, что как только Клотильда и Серый человек ударили по рукам, ему завязали глаза плотной черной повязкой, больно прихватив в узел длинный локон. Без зрения он даже лучше ориентировался: вот ноздри щекотнул запах миндальных пирогов мадам Бюри, из лавки на углу; вот поплыл в правое ухо густой удар колокола городской ратуши, отмеряя половину десятого; вот в левое ухо влетел гадкий резкий крик — вдовая виконтесса Гарман, лишившаяся своего дражайшего мужа, выливала застоявшуюся любовь на выводок павлинов, которые свободно разгуливали по саду и орали на любой посторонний шум с улицы, словно шавки, сорвавшиеся с цепи. Так что никуда из центра, где пользуясь протекцией бургомистра и располагался бордель Клотильды, Сезара не увезли. Он усмехнулся — сам умел водить кругами, особенно по малолетству, когда приставал к хорошо одетым гражданам и, сверкая непролитой слезой в огромных карих глазах, шептал жалобно: «Месье, мы с моей старшей сестрой Жози голодаем. Она прелестная девушка, моя Жози, ей шестнадцать, и нужда толкнула ее пойти на последний шаг. Она послала меня спросить, не угодно ли месье купить за скромную плату ее девственность? Она не хотела бы делать этого с кем попало, но у вас доброе лицо, а она такая скромница, моя бедная Жози. Мы живем совсем недалеко… » — и через пятнадцать минут петляний по грязным, кривым улицам благовоспитанного гражданина, распаленного видениями о невинной чистой девушке, встречали амбал Шабинэ и его шайка. Теперь уже был черед облапошенного сластолюбца расставаться с невинностью, хоть и морально. Так что путать Сезар умел прекрасно и примерное расположение дома, куда его доставили, знал, сделав себе отметку на будущее. Потому что тому, кто готов выложить звонкие монеты за свои содомитские наклонности, позже можно нанести визит и стрясти много больше. Жизнь Сезара учила, но он был двоечником. Неоднократно битый за свои авантюры — раз даже так, что раздробленные ребра не давали дышать, и он, оставляя кровавый след на мостовой, дополз до первого попавшегося крыльца, которое впоследствии оказалось сильно вытертым башмаками грешников крыльцом борделя, — он не переставал лезть в пекло с упорством человека, готового подохнуть в любой момент. Так и сейчас. Его изношенные сапоги еще только ступили на громко-хрустный гравий, а мозги уже замышляли новую махинацию.

Сезара настойчиво потянули за локоть, отрывая от грязных помыслов, и даже придержали голову, чтобы он не треснулся о низкую притолоку. По всему было понятно, что его ведут не через парадный холл, а с черного хода. Однако гул эха от шагов явно свидетельствовал о том, что дом, в который он попал, огромен, лестница широка, и этажей как минимум три. Вежливый стук, короткое и властное: «Пусть заходит», и Сезара втолкнули в какую-то комнату. Дверь за ним тихонько прикрыли, и Сезар замер в нерешительности, весь обратившись в слух.

— Иди на мой голос, — велела темнота, и Сезар невольно вздрогнул. Не так он представлял себе голос охочего до крепкого члена содомита. Собственно, до этого момента он даже не потрудился задуматься над тем, к какого рода человеку его привезли. Или смутно представлял себе то старого пачкуна-извращенца, то, напротив, болезненного слабоумного юношу, чья порочная страсть стала для родителей проклятьем, которое нужно скрывать от окружающих. Но прозвучавший голос не мог принадлежать ни тому, ни другому. — До кровати около десяти шагов.

Десять шагов значили, что спальня, в которой он оказался, была воистину королевской. Сезар с опаской вытянул руку и сделал несколько аккуратных шагов. Его осторожную поступь глушил мягкий ковер. Наконец кончики пальцев коснулись холодного резного столбика, видимо, он достиг цели.

— Теперь иди вдоль кровати, садись и раздевайся, — велел все тот же бесстрастный голос. Сезару почудилась в нем тоска и даже скука. Опять совсем не то, что ожидалось. — Не смей разговаривать со мной или делать что-то, чего я не скажу. Кивни, если понял.

Сезар машинально кивнул, а вот от саркастического хмыкания не удержался. Правила плохо сочетались с его натурой.

— В чем дело? — в голосе «клиента» послышалось недовольство.

— Повязка, — объяснил Сезар. — Твой доберман завязал мне с ней в узел добрый клок волос. Аж башка разболелась. Если хочешь, чтобы у меня встало, помоги ослабить.

Резкий выдох за спиной Сезара ясно говорил о том, что подобного рода поведение было для его клиента сюрпризом, причем далеко не приятным.

— Ты слишком фамильярен и нагл для проститута, — отрубил голос в темноте, однако через несколько секунд заскрипела кровать и затылка парня коснулись уверенные пальцы. Сезар напрягся. Долгие годы на улице научили чувствовать опасность и здорово развили интуицию. Но тот, кто приблизился сейчас к нему со спины, опасности не внушал. Так же, как и отвращения. Сезар резко втянул воздух, принюхиваясь, как охотничий пес, но все, что почувствовал, это запах чужого, слава богу, чистого тела, с легкой ноткой пота. Ни парфюма, ни табака, ни амбре застарелой пьянки. Так мог пахнуть обычный здоровый мужчина. Узел на затылке ослаб, и Сезар облегченно застонал, заодно вспоминая о последней фразе незнакомца.