А задержался он основательно. Для начала поселился на второй койке в комнате Жеки, нанеся с этой целью визит комендантше общежития и вымотавшись там так, что отсыпался двое суток, развалившись на теперь уже своей законной кровати. Записали его как Волохова, студента филфака. Отоспавшись и обосновавшись, новоиспеченный студент Волохов метнулся в библиотеку, набрал там пособий по уходу за растениями, выспросил всю историю болезни Арсения и, отогнав квохчущего как наседка Жеку, принялся изучать вопрос. Через неделю научился сам варить пельмени и избегать встреч с взволнованной, помолодевшей и румяной комендантшей. Вечерами они с Жекой занимались каждый своим: Жека изучал конспекты, а Волохов изучал Жеку. Тот сидел за столом, подвернув под себя ногу, как это обычно делала Юджиния, и сосредоточенно чему-то хмурился. Замечая пристальные взгляды соседа, отчаянно алел ушами, но ничего не говорил. В их житие-бытие даже наметилась какая-то стабильность, вот только Арсений, сука, не желал выздоравливать. Его листочки все так же вяленько клонились к земле и с каждым днем все больше лепестков облетало на стол. Оно и понятно. Агроном из Волохова был так себе. Даже таз пельменей он раздобыл с помощью поварихи студенческой столовой. А на цветок своей сексуальностью и кубиками на животе не повлияешь. Да и кубики как-то подыспарились после макарон и сосисок.

Однажды, когда Жека был на парах, а Волох бесцельно слонялся по комнате от окна к двери, раздумывая, что бы еще такого попробовать, чтобы вдохнуть в сраный гибискус новую жизнь, но постоянно утекая при этом мозгами к Жеке, который, падла, сегодня сбил все одеяло к ногам и спал, так завлекательно оттопырив попу в полосатых труселях, что Волохову пришлось несладко. Даже посетила грешная мысль смотаться до поварихи или комендантши. Комендантша располагалась ближе, зато у поварихи можно было разжиться пирожками с мясом. Волохов плотоядно облизнулся, но тут же шумно выдохнул, признавая поражение. Жека, несмотря на отсутствие магического дара, влиял на него хуже Юджинии. Или лучше Юджинии. Волохов запутался и раздраженно запулил почти надетую куртку в угол. И застыл, пораженный догадкой как молнией. Медленно дошел до стола и уставился на Арсения, словно ждал знака. Хотя какой там знак. Цветок и цветок. И все же лицо Волохова расплылось в улыбке, и он, приблизившись для верности прямо к пожухлому бутону, прошептал:

— Ладно, отдай ему цветок, а то видишь, как убивается. Я все понял. Отпускаю тебя, Юджиния. У меня теперь Жека есть. И да, я все помню. Буду беречь его.

***

Жека ввалился в комнату, устало сковыривая кроссовки с ног и прислушиваясь. С появлением Волохова подступы к комнате стали осаждать толпы девиц. Даже Жеке доставало женского внимания, хотя их целью явно был инкуб. Вот он их как мед приманивал. Жека злился, психовал, но виду не подавал. В конце концов уговор был такой — Волохов приводит Арсения в норму, Жека отдает ему бабкину книгу и все довольны. Вот только Арсений не желал поправляться, а Волохов попросту прописался у Жеки в комнате. Жека первое время дергался, а потом забил. Потому что сам инкуб, кажется, интересовался только им и подкатывал при каждом удобном случае. А случаев в тесной общажной комнате было предостаточно. То там тиранешься, то тут заденешь. Да и бередила мозжечок мыслишка, что за сыр-бор такой вокруг Волохова, что все как с ума посходили. Он даже ревновал слегка к комендантше. Да и вообще, почему бы не попробовать? Волохов попробовал пельмени, и вон как ему понравилось. С этими мыслями Жека протиснулся в комнату из маленькой прихожей и встал как вкопанный.

Сосед лежал на кровати и мирно похрапывал. На груди у него покоилась открытая брошюра «Особенности ухода за комнатными растениями», а на тумбочке у кровати стоял живой и невредимый Арсений, усыпанный яркими розовыми цветами. У Жеки аж в носу защипало от того, какие они оба были красивые: и Арсений, и Волохов, чьи длинные волосы разметались по подушке, а губы изогнулись во сне в улыбке. Причем непонятно было, кто краше: Арсений или Волохов. Оба были хороши и оба вроде как… семья?

Ресницы Волохова дрогнули, словно он почувствовал посторонний взгляд. Открыл глаза, глянул на Жеку и улыбнулся:

— Я пельмени сварил. Будешь?

— Нет, — покачал Жека, стаскивая куртку, а за ней и джинсы. — Иди ко мне?..

***

Язык Волохова, казалось, был везде. Вот секундой назад горячо вылизывал Жекино ухо, и вот уже обводит верхний позвонок, скользит вниз по линии позвоночника, вызывая не толпу даже, а целую орду мурашек. Язык покружил вокруг копчика и, помедлив, нырнул между полупопий. Жека только и мог что жалобно постанывать. Громко уже не получалось — голос сорвал. Но неистощимый на ласки инкуб не останавливался. В растянутый и сладко саднящий анус снова скользнул член инкуба, и он снова принялся плавить в своих руках, вдавливать бедрами в постель и выбивать хриплые невнятные стоны, подводя Жеку все ближе к развязке. Тот кусал подушку в тщетных попытках заглушить то, что рвалось с языка, но вскоре сдался и по общажным коридорам пролетело эхом, наполненное восторгом и ликованием:

— Божечки! Это лучше, чем пельмени!!!

Это было громко. Так громко, что этажом ниже Петька с того же биофака и первокурсник Жорик с матфака оторвались от кастрюли и насторожились.

— Чо это? — торопливо облизал ложку Жорик, плотоядно косясь на кастрюлю, которая, кстати, не являлась их собственностью, а была нагло умыкнута с общей кухни, стоило ее хозяйке Катьке Копыловой отвлечься на телефонный звонок. А впрочем, ворами себя ни Петька, ни Жорик не считали и кастрюлю было решено вернуть обратно, тем более что суп в ней уже закончился.

— Это Жека, — опознал Петька. — Не обращай внимания. Он со странностями.

— Еще бы не со странностями, — хмыкнул Жорик, гремя ложкой в кастрюле. — Что может быть лучше пельменей?