— Короче, надо сделать так, что прям раздеваться никак, ибо — стыдобища!

— Это как это? — не понял Вадик, а Лиса, воспользовавшись его замешательством, предприняла попытку зацепить из коробки пончик, за что незамедлительно получила шлепок по руке.

— Ауч! — зашипела она и вернулась к беседе. — Как-как! Ну вот ноги не побрить, например!

Влад выглядел озадаченным:

— Так я и так не брею…

— А, блин! У вас же мужиков по-другому… А подмышки? Хотя тоже не канает, — Лиса впала в задумчивость, но быстро оживилась: — Тогда надо трусы страшные надеть! Такие срамотные, чтобы даже под угрозой смерти снять джинсы не согласился!

Вадик задумался. В словах Лисы был резон. Как ни крути, а интерес к Вадиму конкретно у Агеева возник после лакшери бельишка. Да и потом, кому не нравится красивое белье? Кружевное или нет. Поэтому, если Вадик облачится в трусы фасона «бабулины панталоны», он убьет двух зайцев. Во-первых, сам сделает все, чтобы Агеев эти трусы на нем не засек, и таким образом предотвратит секс, во-вторых, если все же случится накладка и засветит олд-фэшн труханы, то можно проверить реакцию Агеева — захочет ли тот Вадика без кружев и прозрачных вставок или налицо его величество «кинк» и у Агеева не встанет.

— Надо только трусы пострашнее, — правильно поняла его реакцию подруга и уцепила-таки из коробки пончик. На этот раз Вадик протестовать не стал. Все-таки мысль была дельная и Лиса угощение заслужила. Та вцепилась зубами в мягкое ноздреватое тесто и прошамкала: — С дыркой там или фасона «прощай, молодость».

Вадик крепко задумался. Трусы у него, конечно, были и весьма простые, неприметных расцветок, но тут случай требовал экстра-мер, и Вадика осенило. Он упал на колени и на четвереньках быстро двинулся к нижнему ящику комода. Покопался в нем и вытащил на свет божий увесистый плотно набитый целлофановый пакет.

— Что это? — замерла, не донеся до рта пончик, Лиса.

— Гжданьский трикотаж! — торжественно провозгласил Вадик и стал воевать с плотно завязанным пластиковым узлом. Заинтригованная гостья отложила недоеденную вкусняшку и велела:

— Дай сюда! У меня маникюр! — и ловко подцепив длинными розовыми когтями намертво затянутый узел, в два приема разделалась с ним. Распахнула пакет, заглянула в его недра и отшатнулась. — Что это?

Вадик порылся в содержимом и вытащил бело-серого монстра в аляповатых пятнах.

— Матушка в молодости пыталась свой бизнес открыть. Трикотажем приторговывала. Ну и во-о-о-от… осталось с тех времен то, что не распродалось.

— Ну я в принципе понимаю, почему у нее бизнес прогорел, — покрутила в руках предмет гардероба Лиса. — Это, как думаешь, мужское или женское? Хотя… без разницы. А что это за фрукт? — она потыкала в принт наманикюренным пальцем.

— Вроде клубника… — предположил Вадик неуверенно.

— А почему она сиреневая? И размером с кулак… — продолжала допытываться Лиса. — Больше на баклажаны похоже.

— Да не… кто баклажаны на трусах рисовать будет? — не поверил Вадик. — Это клубника. Просто сорт такой.

— Ага, гигантелла, — хмыкнула Лиса. — Но знаешь, для нашей цели идеально! Кстати, они же наверняка жутко удобные. Не то что все эти стринги-веревочки. Достало! Так жопу трут, что просто пипец!

И отпив чаю, замерла, уставившись на оставшиеся в коробке пончики:

— Слушай, а Гжданьск — это где?

— Тебе зачем? — заржал Вадик.

— Не, ну прикинь, может, там все в таких трусах ходят! — И мечтательно прошептала: — Хочу жить в Гжданьске!

— Я тоже, — на автомате отозвался Вадик, поежившись от воспоминания о том, как глубоко и жестоко впивались в прошлый раз в его худосочную попу эротичные донельзя и неудобные как орудие пытки красные стринги.

— Ай, да что бы ты в этом понимал! — засмеялась Лиса и осеклась, вперившись взглядом в опустевшую коробку. Вадик поразмышлял, не подкинуть ли Лисе идею на жаркий фанфик о студенте, однажды случайно обрядившемся в кружевные трусы, и его преподавателе, но поняв, что так и не попробовал угощение, мстительно промолчал.

***

— Мясо поможешь на шампуры насадить?

Вадим дернулся и залился краской. На этот раз на слово «насадить». Кошмар же какое эротическое слово. Хуже только «засадить». Его Агеев тоже сегодня произнес. Так и сказал: «Засажу тебя за учебники опять, если все забыл». Вадик из всего предложения выудил только «засажу» и среагировал моментально. Лишь мысль о том, что на нем сейчас гжданьские труханы, слегка остудила.

Следует признать, труселя были удобные, как разношенные тапки. Не зря маман в свое время несколько раз пыталась Вадика в них обрядить. Происходило это еще в выпускном классе, и он страшно шипел и отбивался от матушки как мог, ведь перспектива засветить таким буйством красок в школьном туалете, или чего доброго в раздевалке перед физрой, воспринималась сродни расстрелу. Однако это было до того, как Вадик получил презабавнейший опыт ношения кружев, под которыми все жало, чесалось и сдавливалось. Так что теперь Вадик прям кайфовал. Нигде не давило, не зудело и, по выражению матушки, «дышало». Так что свободно дышащее Вадиковское хозяйство было абсолютно ничем не стеснено и, видимо, от этого пошло вразнос и развязно-разнузданно реагировало на хлопотавшего хозяина дома. Агеев, как назло, был божественно хорош. То есть он по определению был божественно хорош. Но сегодня стал незнакомо-знакомым с растрепанными волосами, в простых черных джинсах и джемпере вместо строгих пиджаков и костюмов.

Вадик как раз попытался (господи, какое там «насадить»!) проткнуть кусок мяса шампуром, но загляделся на раздувающего огонь в мангале Агеева. Жарко стало как в аду, ибо выглядел Агеев в таинственных всполохах пламени демоном-инкубом. Вадик раззявил варежку и задел локтем банку с аджикой. Банка жахнулась об пол, Вадик дернулся и напоролся на шампур, заорал и перевернул ногой бутылку с жидкостью для розжига.

— Так. — Агеев отвел от разрумянившегося лица непослушную волнистую прядь, бережно принял у Вадика шампур с одиноким куском мяса и склонился провокационно низко. — Вадим, с тобой все хорошо?

«Никакого секса!» — напомнил себе Вадик и кивнул. Воспоминание о мягком трикотаже, ласкавшем жопу, слегка остудило.

— Давай-ка ты пока слегка… — начал Трипл Эй, подталкивая Вадима к высокому барному стулу. Поискал глазами вокруг и, выудив из горы вымытых свежих овощей большой крепкий огурец, вручил его Вадику. — Подразомнешься!

Вадик жадно посмотрел на огурец. Потому что не огурец, а фаллический символ какой-то, ей-богу! Даже некоторое несовершенство и легкая кривизна и те подозрительно напоминали о члене Агеева, который был настолько рядом, что если бы Вадик протянул руку, то наверняка смог бы сграбастать в горсть все, что пока покоилось под черными обтягивающими джинсами. Вадик цапнул огурец и медленно облизнулся. Агеев посмотрел своими невозможными глазами и понимающе усмехнулся.

«Гжданьские труселя!» — тоненько заистерило у Вадика в мозгу. Воспоминание о сиреневой клубнике-мутанте реально подействовало. Вадик выдохнул и нервно захрустел огурцом. А Трипл Эй, убедившись, что разрушения минимизированы, вернулся к готовке. Если он и находился в некотором зажиме, то собой владел гораздо лучше Вадика, который сгрыз огурец с хвостиком буквально за несколько секунд, и, пошарив взглядом, взялся за фаллической же формы морковку. А впрочем, вокруг все буквально орало о сексе: и овощи, и бутылки, и даже упаковка кетчупа с нарисованным на этикетке острым перцем. Но сильнее и громче всего о сексе напоминал сам Агеев, который уже успел ловко водрузить на мангал шампуры с мясом и теперь махал над ним глянцевым журналом, окутанный клубами дыма, как рок-звезда на концерте. Закат мягко ласкал его фигуру, ложился таинственными тенями на лицо и повышал градус возбуждения Вадика, который умудрился сожрать половину овощей, предназначенных для салата.

— Можешь нам пока вина налить! — бросил Агеев, делая шаг назад от мангала и берясь за край джемпера. — Жарковато!