Повисла бесконечная пауза. Сидящие в молчании студенты сделали вдох и не могли решиться сделать выдох, созерцая багровую переднюю часть Вадика, когда как Трипл Эй задумчиво созерцал его откляченную задницу, стыдливо прикрытую полоской прозрачного кружева. Он даже голову к плечу склонил, чтобы рассмотреть как следует. Наконец Агеев перекинул стильный кожаный портфель в другую руку и изрек:
— Пожалуй, вам следует тут слегка убраться, — жестом плавно обведя рассыпавшееся из сумки Вадика барахло.
Вадик мелко закивал и принялся собирать свое добро, одной рукой суетливо подтягивая портки. Ползать на четвереньках он больше не решился, памятуя о надетом эротическом белье, поэтому вокруг Агеева кружил на корточках. Так — вприсядку — он собрал все тетрадки, которые расстелились аж до начищенных ботинок Трипл Эя, и, думая, что все закончено, уже собирался подхватить сумку и чиснуть на свое место, как тут Агеев повел мыском обуви и Вадик с ужасом увидел то, что не сразу бросалось в глаза, — черное на черном — а точнее, черное кружево лифчика, торопливо скомканного и засунутого им в сумку утром — на черной лакированной коже ботинка Агеева. Вадику захотелось зажмуриться и провалиться сквозь бетонное перекрытие в раздевалку, а оттуда ползком выбраться на улицу и никогда не возвращаться обратно. Потому что это было хуже всего того, что приключалось с ним в жизни, даже того ужасного дня, когда девочка в туалете в детском садике попросила у него показать «пиптик», а потом забрала у него трусы и шорты и выпихнула в таком виде в игровую комнату под общее хихиканье всей группы. Этот кошмар еще долго преследовал Вадика. Но вот теперь было гораздо хуже. Вадик попытался взять себя в руки и сделал бросок за деталью нижнего белья, но его опередили. Откуда ни возьмись появившаяся рука подцепила узкий лоскуток кружева, опередив Вадика буквально на пару секунд, и Селиванову оставалось только хлопать глазами, наблюдая, как преподаватель преспокойно засовывает добычу к себе в нагрудный карман.
— Идите на место, — как ни в чем не бывало скомандовал он Вадику, и тому показалось, что на вечно невозмутимом лице Агеева мелькнуло подобие усмешки. Вадику ничего не оставалось, как на ватных ногах доковылять до скамьи и рухнуть на нее.
Как прошла первая половина лекции, он не помнил: ничего вокруг себя не видел. Но потом стало только хуже, потому что когда трясучка слегка спала и он краешком глаза решился покоситься на хладнокровно читающего лекцию Агеева, то заметил, что находится под настоящим обстрелом черных глаз. Его подозрения подтвердились по полной, когда уверившись, что Вадик смотрит на него, Агеев, раздувая ноздри, как дикий жеребец, вдруг облизнулся и демонстративно поправил кружево в наружном кармане пиджака так, что теперь оно кокетливо выглядывало наружу на манер кончика платочка, которым украшают себя элегантные мужики. Вадик, увидев такое, сдулся окончательно и запылал ярче розы. Какое-то странное возбуждение толкало его взгляд вверх, в сторону Агеева, чтобы снова скреститься с ним взглядами и сразу опустить глаза в парту от ужаса. Но глаза как приклеенные тянулись посмотреть еще и еще, и вскоре вместе со взглядом стало подниматься кое-что, что торчало с утра и опало слегка под воздействием стресса, пока Селиванов ползал в дверном проеме вокруг препода. Очень скоро Вадику стало жарко под толстовкой и тесно под шелковыми трусами. На член дико давило кружево, и самым заветным желанием стало дождаться конца лекции и подрочить в туалете. А еще больше хотелось, чтобы подрочил ему не кто иной, как Трипл Эй. Поймав себя на этой мысли, Вадик запаниковал по-настоящему. Интуиция подсказывала ему, что в этом моменте их желания совпадают, и по тому, какие жадно-голодные взгляды бросает в его сторону Агеев, получалось, шансы, что этим странным эпизодом их пересечение не закончится, очень даже велики. Вадик нервно поерзал на скамье, пытаясь устроить разрывающий тонкое кружево член поудобнее, и чуть не застонал от бессилия, краем глаза ловя, как замер Агеев у доски на полуслове и как чутко ловит он его копошение. У того даже ноздри стали раздуваться, как у акулы или самца, ловящего дух течной сучки. Вадика обдало новой волной жара, но тут по счастью в здании прозвенел звонок. Вокруг Вадика все захлопало и зашуршало, и студенты разномастной толпой потянулись к выходу. Один Вадик продолжал сидеть как приклеенный, не решаясь встать и явить распирающий ширинку стояк. Агеев спокойно сидел за своим столом и складывал листки с лекцией в портфель. К Вадику он, казалось, потерял всякий интерес. Селиванов даже подумал, что вся эта картинка с взаимными разглядываниями и горячими взглядами ему привиделась от годичного недотраха. Он сделал глубокий вдох, аккуратно поднялся и, прикрывая стояк сумкой с порванным ремнем, стал осторожно пробираться к выходу, попасть в который можно было только миновав пост Агеева. Вадик плелся в хвосте студентов, старательно прячась за чужие спины, но Агеев был погружен в свои мысли. Наконец рука Вадика коснулась дверной ручки, и, прокляв себя всяческими некультурными словами, он с примесью облегчения и раздражения уже приготовился вывалиться в коридор, как в его спину прилетело спокойное:
— А вас, Селиванов, я попрошу остаться.
Вадик замер на месте тревожным сусликом. Одна нога его уже была в коридоре и сознание вопило о том, что нужно бежать, прикинувшись, что последнюю фразу Трипл Эя он попросту не расслышал. Но в отличие от сознания, жопа требовала на себя, родную, приключений и хотела немедленных объяснений, что за гляделки такие Вадик устраивал с преподом десятью минутами ранее.
Агеев коротко взглянул на замороженного, как полуфабрикат, студента и решил его сомнения по-своему. Решительно встал, дошел, задернул за шкирняк обратно и повернул ключ изнутри. Потом подтолкнул Вадика к преподавательскому столу и, пока тот хлопал ресницами, крепко ухватил за талию и посадил прямо сверху. Сам же спокойно уселся на свой стул и поинтересовался деловито.
— Ну? Что тут у нас?
— Я не знаю, что там у вас, — поерзал задницей по столешнице Вадик и попытался сползти, но рука Трипл Эя впилась в бедро жёстким клещом и зафиксировала.
— Вот уж не подумал бы про тебя. Вроде такой скромник… — задумчиво хмыкнул преподаватель, разглядывая заалевшее лицо Вадика снизу вверх. — Как говорится, в тихом омуте черт-те что водится…
— Ниче у меня там не водится, — решил уйти в полную несознанку Вадик, но тут Агеев положил вторую руку на его ширинку и он заткнулся.
Лихо вжикнула молния, и доказательство Вадикиной порочности засветило маленьким черным атласным бантиком и всем остальным нежно-шёлковым ажуром, под которым возбужденный член, сплюснутый эластичным кружевом, выглядел и смешно, и дико, как лицо грабителя банка в капроновом чулке. Хотя вся ситуация в целом была на грани абсурда.
— Так-так! — развеселился Агеев.
— Я не… — начал было Селиванов, намереваясь рассказать сагу про сгинувшие в недрах стиральной машинки чистые труханы, но тут подумал, что неизвестно, что более постыдно: то, что ему в его полные двадцать стирает белье матушка, то, что у него дома валялся подарок бывшей девушке или все же то, что он напялил этот подарок на себя.
«Еще за лифон придется отчитаться», — с тоской подумал Вадик, поглядывая на кружевной кончик, торчащий из кармашка пиджака, и думая, что грудь у Вероники была нулевая, а значит, чисто гипотетически, можно предположить, что и эту деталь туалета Вадик заприметил для себя.
Трипл Эй прервал его размышления, оттянув резинку кружевных трусиков указательным пальцем и давая наконец члену Вадика желанную свободу. Благодарный член пружинно выпрямился, приветливо качнул Агееву головкой и пустил прозрачную нитку смазки, зараза, сдавая хозяина с потрохами.
Дальше было хуже. Трипл Эй вдруг без предупреждения открыл рот и насадился на истекающий член так, словно сосать члены было его любимым занятием. Вадик охнул и задергался, но следом замер, потому что так ему не отсасывал никто. Это было не стыдливое копошение под одеялом в темноте, а крышесносящий минет в аудитории, залитой солнцем, без вообще каких бы то ни было штор и с полным визуалом того, как сдержанный и безэмоциональный обычно препод заглатывает крепенький член Вадика, пропуская его глубоко в горло, а потом, выпустив наружу, ведет влажно-горячими губами от головки к основанию и обратно с другой стороны, поглядывая при этом на своего студента с таким выражением, что ежу понятно: после такой прелюдии вряд ли все закончится кончаловом только для Селиванова. Так что самое время было натянуть портки и дать деру, пока все не зашло слишком далеко, или, правильнее сказать, глубоко. Но в этот момент Агеев снова обхватил ствол губами, одновременно лелея головку языком, и трезвые мысли Вадика кинулись из его головы врассыпную, словно тараканы с коммунальной кухни при щелчке выключателя.
