То, что в дверном проеме передо мной появился князь, сомнений не вызывало. Он был тут как мерин в стаде коров. Неулыбчивый, немолодой, коротко стриженный и хмурый, как ворон под дождем. Да и внешность у него была явно не средне-славянская. Уж не знаю, кем являлась упомянутая Елена Назумовская, но турецко-янычарских кровей в князе было больше, чем слабой местной водицы. Походил он не на светлейшего князя, а на прожжённого боями корсара. И дело было не в черных, тронутых ранней сединой на висках волосах, не в носе крючком и острых скулах, а во взгляде, которым он раздел и препарировал окружающих в одну секунду. Князь уже повернул свой корпус в мою сторону, как на него со спины налетела «графинюшка» Оболонская, которую он, очевидно, умудрился обогнуть на парадной лестнице.
Я отставил полупустой стакан и бодрой рысью рванул в первую попавшуюся дверь, радуясь, что по крайней мере трезв и рассудителен, как судья. В таком виде, как теперь, представать перед князем не имелось никакой возможности: весь мундир был в липком, сладком пунше. Я лихорадочно соображал, что делать, а коридор, зараза, передо мной почему-то описал круг и ушел из-под ног. Вероятно, отрок Митенька страдал малокровием или низким давлением и голова у него кружилась ни с чего. Хорошо хоть, крепких напитков у меня хватило ума не пить. Я прыснул в рукав, порадовался, что трезв и рассудителен, как судья, и ухватился рукой за стену. Машинально пробежал рысью несколько метров, миновал стайку юных девиц, оперся на стену, чтобы чуть отдышаться и решить, что делать дальше, но тут стена из-под моей руки ушла в никуда, а сам я полетел вперед, носом прямо в вешалку с одеждой, оказавшись то ли в гардеробной, то ли в уборной. Я пошарил по вешалкам и уставился на упавшую мне прямо в руки алую короткую куртку со стоячим воротником и шнурами из тех, что носили в кино гусары. Других вариантов не было, так что я стащил изгаженный мундир юнкера и облачился в то, что нашлось. Гусарский мундир оказался дрищу Митеньке великоват, но делать было нечего. Мой взгляд упал на притаившийся в углу столик с фарфоровым тазом и кувшином воды, и я щедро поплескал себе на разгоряченное лицо, радуясь, что в выпитом пунше не было ни грамма алкоголя и я… да-да! Трезв и рассудителен, как судья! Пригладил буйные Митины кудри назад, оправил мундир и твердым шагом двинулся обратно. Рванул дверь, прошел по все так же странно танцующему коридору походкой абсолютно трезвого человека и вышел в вестибюль, чтобы нос к носу столкнуться со светлейшим князем Назумовским.
— Простите, поручик, — выгнул он бровь, не делая ни малейшего движения, чтобы посторониться, и окинул меня долгим нечитаемым взглядом. — Не имею чести быть представленным.
Я молчал, как партизан на допросе у фрицев, и князь подозрительно раздул ноздри, словно собирался меня обнюхивать.
— Да и молоды больно для поручика, — пробормотал он себе под нос, оглядывая нагло стыренный мною мундир. — Так как ваша фамилия, голубчик?
Я отчаянно рылся в памяти, пытаясь вспомнить сложно-сочиненную польско-замудренную фамилию, но в голове, замутненной пуншем, было пусто и весело. Как же там фамилия у теток была? Ржи… Ржо… Рже?.. Но память услужливо подсовывала только одно.
— Ржевский! — обреченно выпалил я. — Митенька… Дмитрий то есть.
Комментарий к 3. Трезв и рассудителен, как судья!
https://imageup.ru/img137/3794365/mitenka.jpg
========== 4. Брудершафт ==========
Что?! Кто? Какого черта! Почему Ржевский? Тот самый Ржевский, который в анекдоте бил Наташу Ростову веслом по пи…, трахал все, что движется, пил все, что горит, и тому подобное? Или как там? Интересно, а Наташа Ростова существует? Хотя в принципе неинтересно! Гораздо интереснее, как отреагирует на фамилию из подзаборного пошлого фольклора князь Назумовский…
Однако на Олега Алексеевича Назумовского самая известная анекдотичная фамилия не произвела никакого впечатления. Видимо, о поручике Ржевском из анекдотов тут не знали. Ну или еще не знали… Князь слегка нахмурился, разглядывая мой мундир, и наконец покачал головой.
— Изюмский полк, не так ли? Нет. Не имею чести знать.
— Я вас, к слову сказать, тоже впервые вижу! — буркнул я совсем невежливо.
— А вот это странно, — развеселился вдруг князь и весьма добродушно пожал плечами. — А впрочем, я небольшой любитель светских развлечений.
И, спохватившись, протянул мне руку.
— Назумовский Олег Алексеевич.
Я посмотрел на протянутую мне руку и скрипнул зубами со смешанными чувствами. С одной стороны, было неожиданно, что Назумовский, представляясь, не упомянул свой светлейший титул, словно для него приставка «князь» не имела особого значения. А с другой стороны, недовольство князем, который так или иначе собирался оприходовать в ближайшем будущем Митенькину (а стало быть и мою) нежную задницу, никуда не делось. Так что ладонь я стиснул так, что князю непременно не поздоровилось бы, будь я прежним собой. Но так как я был заперт в теле неприметного дрища Митеньки, князь даже не поморщился. А впрочем, я уже вроде как и не Митенька, а гусар Ржевский. По всему выходило, что эта личина третья в моей жизни. Еще чуть-чуть, и у меня не то что раздвоение, у меня растроение личности начнется.
— Если вы не любитель светских развлечений, то что вы здесь забыли? Тут повсюду такие розовые сопли на сахарине, что вот-вот задница слипнется, — пробурчал я, гневно сверля князя глазами.
— Вижу, свой малый рост вы компенсируете крутым нравом, — усмехнулся князь, ничуть не убоявшись моего грозного вида. А чего там бояться: от горшка два вершка. — Вы, гусары, народ горячий… Я и сам, к слову, мечтал о военной карьере, да как-то не задалось. Но вы мне нравитесь. Вы, слава богу, не похожи на местную публику. Так что, милостивый государь, на ваш вопрос я, так и быть, отвечу: меня сюда привели дела, можно сказать, скорбные.
— Что так? — насторожился я.
— Мне сегодня должны представить моего будущего мужа, юнкера Ржепопольского-Обездашкова. Может, слыхали о таком? — быстро и цепко глянул на меня князь.
— Знаю, как не знать, — выпалил я, прежде чем успел подумать.
— Вот как? — оживился князь. — И что вы о нем думаете?
И тут мою голову посетила гениальнейшая идея. Князь и так, похоже, не летал от восторга при мысли о женитьбе. А что, если наговорить сейчас на Митеньку с три короба, да так, чтобы князь к нему близко не подошел? Ну женится как-нибудь потом и на другом терпимце. Ведь если он сам по своей воле от брака откажется, Хренову мне предъявить будет абсолютно нечего. Я мысленно потер руки, оглянулся, чтобы убедиться, что ни советника Хренова, ни «графинюшки» рядом нет, и принялся за свое черное дело.
— Препротивнейший тип!
— Да нешто так плох? — нахмурился князь, опираясь на перила.
— И даже хуже! — задушевно поведал я, интимно беря князя за локоть и переходя на шепот. — Страшный задрот и маменькин сынок!
— Кто? — не понял князь, и я, мысленно сплюнув, перешел на смесь старославянского с блатным-хороводным, стремясь изъясняться максимально приближенно к тому, как говорили в местной реальности.
— Зело препоганейший отрок, говорю, — вещал я. — Курам на смех и уткам на истерику. Только и умеет, что, откушав, спать завалиться. Давеча даже в седле не удержался и чуть в навозной луже не утоп. Ну разве это дело?
— Меня уверяли, он на последнем курсе Императорского военного училища, — скрипнул зубами князь.
— А толку-то, — не сдавался я, обличая Митеньку почем зря. — Это не юнкер, а настоящая истеричка. Чуть что в слезы, целыми днями разряжается в пух и прах. То в голубые панталоны, а то и в розовые. Завивает волосья раскаленными щипцами, льет слезы над сентиментальными романами и любого способен довести до белого каления узостью кругозора и скудоумием. А! — вспомнил я. — Еще мушку такую противную носит. Прям вот тут! — я ткнул пальцем себе в щеку. Князь задумчиво уставился на указанное место и поморщился.
— Прискорбно. Я, право сказать, не думал, что все так плохо. Бесспорно, браки не на небесах вершатся, но все же хотелось видеть подле себя человека достойного. У меня широкий круг интересов, и мне представлялось, что будущий муж сочтет их занимательными, но… не будем предаваться унынию, поручик, — хлопнул он меня по плечу. — Не желаете ли выпить за знакомство?
