Я подозрительно принюхался к рюмке, но бабки мелко перекрестились и синхронно махнули свои стопки «анисовки», так что я последовал их примеру, тут же задохнувшись от крепкой водки. Мне под нос уже совали закуску. Марья Петровна протягивала блюдо с крепкими солеными огурчиками, а Дарья Петровна тарелку с тонко нарезанным балыком. Я чуть слюной не подавился. Такой вкусноты я в жизни не едал. И дело было даже не в деликатесах, а в домашней пище в принципе. У меня ж: сначала детдом, потом армия. Разносолами не баловали. Самым вкусным, что я ел, был, пожалуй, биг-мак в Макдоналдсе. А тут… Я хрустнул огурчиком, зацепил с серебряного подноса янтарно-прозрачный ломтик балыка и свободной рукой подтянул к себе блюдо с окороком. Прямо передо мной исходила паром огромная тарелка с ароматными щами, в центре которой айсбергом белела жирная клякса сметаны, а в желудке огненной петардой взорвалась анисовка, раскрашивая жизнь в розовый цвет. Я откушал щей, закусывая их пирожками с грибами и капустой, тяпнул еще анисовки, заботливо подлитой ласковой Херосей, отведал блин с черной икрой, присовокупив сверху еще и пару ломтиков буженины. Потом сдвинул кружевной бант на шее задом наперед, чтобы не мешался, и принялся за блюдо под названием «мозги в горшочке». Бабки смотрели на меня с таким видом, будто я не жрал, а картину маслом писал. В глазах у них был чистый ничем не замутненный восторг. Я расслабился, вытер пальцы о бархатный камзол и сыто расстегнул пуговичку на жилете.
«А ведь хорошо тут у них…» — подумал я про себя и стыдливо рыгнул в кружевной манжет.
— Херосюшка, неси горячее! — распорядилась тем временем Дарья Петровна.
Я икнул и уставился на стол. Горячее?! А это сейчас что было? Закуска? Херося вплыла в столовую, едва удерживая на руках огромное блюдо с непонятной птицей.
— Гусь с кислой капустой и гречневой кашей! — торжественно провозгласила Марья Петровна, словно собиралась представить нас с птицей друг другу.
— Я, кажется, наелся… — произнес я неуверенно, однако опрометчивое заявление вызвало у бабок настоящий приступ ужаса. Дарья Петровна прижала к груди сухонькие птичьи лапки, не иначе собираясь упасть в обморок, а Марья Петровна стала по цвету сродни скатерти, которая покрывала стол.
— Да как же так, Митенька! Ты же совсем ничего не покушал! А как же бламанже на десерт! И ромовая баба!
«Понятно, почему отрок с лошади в навоз навернулся, — подумал я, ощупывая бока. — Как он вообще на нее залез? А главное, почему его еще не разнесло как колобка при такой-то диете?». Однако на ум услужливо пришла фраза про каникулы и все встало на свои места. Понятно, что Митенька, в тело которого меня занесло, учился в некотором учебном заведении, а обожающие его бабки отрываются, пока он на каникулах. Я посмотрел на румяный кусок гуся на подушке из гречки на своей тарелке, тяжело вздохнул и покорно воткнул в него вилку. В это время в столовой повеяло могильным холодом, за столом воцарилось молчание, а я узрел в дверях прямую, как кол осиновый, и мрачную, как склеп, фигуру, затянутую в парадный мундир, увешенный золотыми галунами. И тут же почувствовал, как мои, точнее Митенькины маленькие бубенчики инстинктивно поджались при виде прибывшего.
— Амбросий Силантьевич… — пролепетала Дарья Петровна. — А мы уж не думали, что вы сегодня пожалуете. Просим к столу!
— Благодарствую, Дарья Петровна, — мрачно отозвался прибывший, а я наспех покопался в затуманенном анисовкой и гусем мозгу. «Советник хренов» — всплыло в памяти.
Хренов направился к другому торцу стола, потирая руки так, словно за окном стояла не июльская духота, а мороз минус тридцать.
— Холодно тут у вас, — проворчал он, зябко передергивая плечами. И не успел сесть, как перед ним в мгновение ока нарисовались тарелка со всякой снедью и рюмка. Сразу было видно, что хренов советник в этом доме в чести. Меня, привыкшего за пару часов, что тут все крутятся вокруг моей персоны, кольнула иголка ревности при виде подобного подобострастия. Однако на всю эту суету гость, который, впрочем, вел себя как хозяин, отреагировал весьма прохладно. Жестом руки он остановил хлопочущую Херосю и негромко скомандовал:
— Принеси там… В сенях оставил. Две бутылки «Вдовы Клико». Есть что отпраздновать, — и с этими словами обратился к Дарье Петровне, которая из двух сестер, очевидно, была за главную: — Нуте-с, сладилось дельце.
— Да нешто! — всплеснула ручками Дарья Петровна и покосилась на меня. Я поджал булки, в любую минуту ожидая подвоха, и надулся, как хомяк на крупу.
— Я к вам прямо от императрицы-матушки, — кивнул Хренов советник. — Сегодня ее императорское величество выдали разрешение на брак нашего Митеньки и светлейшего князя Назумовского Олега Алексеевича.
— Херасе… — только и имел что сказать я.
— Чего изволите, барин? — незамедлительно отреагировала Херося и плеснула мне в рюмку анисовки. Я махнул ее ватной рукой и бахнул обратно на стол. То есть я бы прежний ее бахнул, а мелкий дрищ Митенька только слабо бзденькнул, словно предупреждал об истерике.
— Меня, российского офицера, женить?! Охренели? — взвился я.
— Митенька! — предупреждающе прижала ручки к груди Дарья Петровна, а Хренов советник молча поджал губы и брякнул вилкой об тарелку.
— Во-первых, не офицера, а только юнкера Имперского военного училища… — начал он негромко, но так веско, что в комнате и правда похолодало. — Во-вторых, юнкера — и то моими заботами. Только потому что я за тебя словечко где надо замолвил, а то тебя бы давно выперли за то, что на занятиях спишь! В-третьих, живешь ты тут со своими тетками за мой счет. И предстоящий брак для тебя единственный способ хоть слегка положение поправить. Тебе великая честь оказана! Браки между мужами только с личного согласия ее императорского величества вершатся! А тебе всего-то и делов, свой пухлый зад князю подставить. Уж тебе-то не все равно?
Я подскочил как ужаленный, но не рассчитал одного. Прежнего меня сто килограммов весу двумя стопками анисовки было не впечатлить, а вот нынешний я был от силы килограммов шестьдесят. И все это тщедушное тельце, вскочив с места, сей же час запуталось в собственных ногах и рухнуло на пол.
«А вот и подвох», — пронеслось в моем мозгу, прежде чем я отключился.
***
Второе пробуждение было более понятным, чем первое, но менее приятным. Реальность, в которой существовали шальные императрицы, хреновы советники и мужики, женившиеся друг на друге, навалилась на меня вместе с солнечным светом, бившим из окна в глаза.
— Очнулся, болезный?
Мой взгляд сфокусировался на прямом, как шпала, и сухом, как изюм, Хренове, и, судя по тому, как болела левая скула, он только что здорово приложил меня по щеке. За его плечом маячили обе тетки. Одна сжимала пузырек с нашатырем, хотя я бы сейчас не отказался от Мезима.
— Очнулся, но задницу кому попало подставлять не буду, — проворчал я упрямо, прикидывая, как выпутаться из сложившейся ситуации. Хотя чего там думать-то. Дождусь, пока стемнеет, на Орлика — и куда глаза глядят. Со своими навыками и знаниями из двадцать первого века авось не пропаду. Хоть кормить, как здесь, меня вряд ли будут.
— Поглядите-ка на него. Князь Назумовский для него «кто попало»! — восхитился Хренов советник.
— А чего на мужиках жениться, если он не кто попало. Барышни закончились? — я попытался принять вертикальное положение и даже смог приподняться на локтях.
— Так не в его положении выбирать. Нешто не знаешь, — покачал головой Хренов.
— Не знаю, — процедил я, пережидая приступ головокружения. Все-таки Митенька этот был на редкость тщедушным и мелким созданием. А так давно бы уже этому Хренову советнику челюсть проломил. Спецназ я или где?
Хренов посмотрел на меня с сомнением, словно не знать князя Назумовского было невозможно, и даже покосился на жавшихся позади бабок.
— Он намедни головой ударился и чуть в навозной луже не утоп, — услужливо подсказала Дарья Петровна, а Марья Петровна с готовностью кивнула и стянула на груди концы шали. — Вот и заговаривается. Да и с памятью нелады. Да ну ничего. До свадьбы заживет!
