— Ну, что? Как прошли экзамены? — спросил Лёша тихим голосом из-за спины Ковальской.
— Что? А… нормально, нормально прошли.
— О чём задумалась? Хотя о чём это я? Думать кроме, как об экзаменах это не твоё, — с саркастичным сожалением сказал одногруппник.
Однако Ковальская не обратила на попытку одногруппник задеть её. Сейчас она была готова пойти на всё, чтобы просто исчезнуть отсюда. Просто провалиться под землю. «Что же это такое?! Господи, какая же я тупая! Я ведь его чуть не поцеловала! Что мне делать?! Я хотела его поцеловать! Я была просто не в себе. Как? Как я могла себе позволить даже думать об этом?! Я непроходимая тупица. А что, если он заметил? Я вроде не сильно то и придвинулась, слава богам, что эта проклятая пробка рассосалась.
— Так, милая! Ты врач, вот и поставь себе диагноз — строго сказала себе студентка.
— Ну что ж, начнём. Прежде всего почему мне пришла в голову мысль, что я хочу его поцеловать?
— Говори правду и только правду, Ковальская! — спрашивал студентку её строгий рассудок, который слабо мог работать в подобных ситуациях.
— Ну… мне показалось, что его улыбка была очень красивой, такой обонятельной…у него такой бархатный голос, особенно, когда он смеётся и… — продолжала отвечать та часть рассудка Ковальской, которая отключалась при малейшей мысле о преподавателе.
— Достаточно, Ковальская! Каков диагноз?!
— Ну…не знаю…я…
— Чётко, диагноз!
— Ранее стадия симпатии может? — в надежде спросили чувства у разума.
— Ранняя?! Симпатии? Ты влюбилась, твою мать, Ковальская! И в кого? Разве не ты всем подряд кричала, что он тебя бесит?! Не ты насмехалась над стаей влюблённых в него студенток, когда они по-дурацки провожались его глупыми взглядами в коридоре?! И что ты теперь делаешь?!
— Я не знаю, я не хотела, оно само как-то так вышло… — оправдывалась перед собой студентка».
— Так, что нужно делать в таких ситуациях?
— Ну не знаю, развеяться, по магазинам походить…
— Что прости?
Девушка резко подняла взгляд на куратора, который по всей видимости ожидал от неё какого-то ответа, стоя у койки с толстым тучным мужчиной.
— Алиса, ты действительно можешь дать лишь рекомендации развеяться и сходить по магазинам мужчине с энцефалопатией головного мозга? — как бы пытаясь уточнить, куратор задал вопрос повторно.
— Ээ… нет. Извините, я задумалась. Я считаю, что невролог должен индивидуально подобрать курс лечения, для стабилизации состояния с основной патологией. Но прежде всего нужно определить степень церебральных нарушений. Необходимо вовремя стабилизировать состояние, чтобы патология не прогрессировала до третьей стадии.
— Верно, Алиса. Только повнимательнее пожалуйста, — настороженно сказал куратор.
Студентка кивнула и отошла в конец группы, чтобы спокойно постыдиться и в очередной раз провести анализ своего глупого поведения. Однако уже через пол часа Ковальская активно включилась в обсуждение анамнезов пациентов. Она пальпировала, слушала, отвечала, ставила диагнозы. Именно в такие моменты она понимала, что находится на своём месте и действительно готова связать свою жизнь с медициной.
— Денис Владимирович, там к нам из Боткинской пациентку привезли после длительной коммы, — сообщил измотанный ординатор, вошедший в палату.
— А что у неё? — механически отрешенно спросил Макеев.
— В Боткинской сказали циста от сотрясения. Она после аварии. В коме находилась около месяца.
— Хорошо, как раз покажу студентам, — сказал куратор покидая палату, в то время, как студенты поплелись за ним.
Ковальская шла рядом с куратором, однако лишний раз старалась не смотреть в его сторону, дабы не случилось ещё чего-нибудь неловкого.
Денис Владимирович поприветствовал медсестру за стойкой, та в свою очередь ему улыбнулась стеснительной улыбкой и протянула историю болезни, которая была передана из Боткинской больницей вместе с вышеупомянутой пациенткой.
Мужчина находу пробежался глазами по результатам анализов и другим бумажкам в папке и зашёл в палату, не отрывая глаз от документов. За преподавателем дружно вошли студенты и окружили пациентку.
— Добрый вечер, Полина Геннадьевна, — поздоровался куратор с девушкой, заглянув в её анамнез, чтобы узнать имя, — это мои студенты, не пугайтесь, они проходят практику. Когда и при каких обстоятельствах была получена травма?
— Здравствуйте, Денис Владимирович, — девушка в свою очередь взглянула на бейджик, прикреплённый к белоснежному халату Макеева, — а вы меня разве не помните?
— Простите, нет, — куратор посмотрел на девушку более внимательно, однако та ему не показалась знакомой.
— Меня сбил автомобиль месяц назад, это ведь вы меня тогда спасли. Я видела вас, когда вы о чём-то разговаривали с фельдшером. Не помните?
Куратор бросил взгляд на шею девушки, где заметил шрам от своих манипуляций. Все студенты, в том числе и Ковальская, смотрели на всю эту ситуацию с неподдельным интересом, и словно в кино предвкушали очередной сюжетный поворот.
— Ах, да, извините. Теперь я вспомнил.
— Спасибо вам, мне врачи в той больнице сказали, что если бы не вы, то меня бы не успели спасти.
— Это моя работа, — сдержанно ответил преподаватель, — полиция так и не нашла виновного?
— Нашла, только толку от этого никакого.
— Разве он не должен вам выплатить хотя бы денежную компенсацию?
— Его признали банкротом.
— Сожалею. У вас сейчас есть какие-то жалобы?
— У меня постоянно болит голова. Мне сказали, что у меня там образовалась какая-то киста от ушиба. Врачи меня поэтому направили к вам. Скажите, это что-то серьёзное?
— Извините, но вы не знаете почему вас направили к Денису Владимировичу? Ведь в Боткинской тоже делают операции на мозге? — спросила Ковальская из-за спины своего преподавателя.
Куратор взглянул на снимки МРТ, подняв их на свет от больничных ламп.
— У вас достаточно неординарный случай, Полина Геннадьевна. Киста у вас образовалась в одном из самых недоступных мест, — сказал Макеев, отвечая на вопрос своей студентки, — боюсь, что операция будет проходить гораздо сложнее.
Девушка лишь уткнулась взглядом в пол. Казалось, за последний месяц случилось столько всего, что её уже ничем нельзя было удивить.
— Ладно, сейчас отдыхайте я зайду к вам чуть позже, — тихо сказал преподаватель и вышел, приглашая за собой студентов.
Через час студенческая практика закончилась. Ковальская собиралась покинуть больницу, проходя через больничный коридор рядом с палатой девушки, пострадавшей в ДТП. Неожиданно она услышала из палаты Полины голос Макеева. Девушка задержалась у двери и попыталась прислушаться к разговору.
— Но неужели меня не могут поставить в какой-нибудь список, у вас же есть очереди для таких пациентов? — послышался обеспокоенный голос девушки.
— Мы можем вас поставить в очередь, но это ничего вам не даст. Люди ждут годами, а у вас нет столько времени.
Студентка заметила щёлку и заглянула в палату. Куратор сидел на стуле, рядом со светловолосой девушкой, которая держала руку преподавателя.
Неожиданно на карих глазах пациентки навернулись слёзы и она зарыдала. Куратор обнял блондинку и попытался успокоить.
— Господи, я никому не нужна. Как только я попала в аварию, мой муж собрал вещи и просто исчез. Мои друзья придумали тысячу оправданий, они ни разу не пришли ко мне. Сначала звонили, но сейчас они просто забыли обо мне. У меня осталась только мама, — твердила пациентка, прерываясь на каждом слове из-за постоянных всхлипов.
Куратор, в попытке успокоить Полину, гладил её по светлым волосам. Её мокрая щека упиралась мужчине в плечо, где на белоснежном халате оставались следы от слёз. Вдруг дверь в палату резко распахнулась и в комнату, где происходила сцена утешения одинокой и брошенной пациентки вошла студентка.
— Ой, Денис Владимирович, вы тут оказывается. А я вас ищу, думала вы с документами работаете, а вы оказывается у пациентки очередной, — последнее слово девушка выделила и сказала с особой чёткостью.
