Из такого вот материала Вечерний Герасимец слепил четыре книжки. Его шутехи и бугагаши заняли почетное место в пантеоне литературных курьезов. Филипенко разработал новаторскую модель часов, стрелки которых выравниваются в половине девятого. Модифицировал ножницы, приделав к ним рукоятку. Основал компартию Ниццы, независимую от Parti Communiste Français и вывел новую породу грудных детей, способных вырываться из родительских рук. Травил мужика таксами – слава Богу, хоть не той-терьерами. Заменил ремингтоны и ундервуды в Наркоминделе линотипами – тамошние машинистки, по мнению автора, документы не печатали, а «набирали». Язык? – так это же песня, ария Бизе из оперы Хозе: «Ее трясло от потрясения» («Красный крест»). Но не забывал помянуть незлым, тихим словом то путинских коррупционеров, то сталинский НКВД. Результат известен: путь славный, имя громкое народного заступника. А вместо чахотки и Сибири – парижские бульвары за казенный счет.
Господа чиновники, издатели и критики, меня давно занимает вопрос: вам шашечки или ехать? Вам либеральные понты или литературу?
Видимо, все-таки, понты. Ибо на повестке дня – очередная атака клоуна. Пятая по счету.
Место действия романа – глухая провинция, город Острог. Ну, с этим проблем не предвидится. Периферию столичные мастера культуры собирают из готовых деталей, как конструктор PlayBIG: грязь, отара пьяных аборигенов, полудохлый завод, селедка под шубой – yes! Се вид Отечества, лубок. А большего и не надо: все же знают, что за МКАДом леший бродит, и псоглавцы кукишем крестятся.
В провинции С.Ф. бывал – вел программу «Ездим дома», то есть катался на собаках с Татьяной Арно, чей бюст гарантированно перевешивал все информационные поводы. Теперь пришлось наверстывать упущенное по любимым новостным лентам. Впервые Филипенко опробовал эту схему в «Красном кресте» – вроде как удалось. Ну, так с Богом! Однако компетентный Герасимец, что называется, слышал звон…
В Остроге местный олигарх озолотился, засеяв бесхозные поля хлопком. Да, было дело: вывели в ВолГАУ ультраскороспелый сорт хлопчатника ПГССХ-1 и в 2018-м даже собрали 80 тонн хлопка. Но где? – в степях Волгоградской области. В соседних регионах товарную продукцию получить не удалось. Что уж толковать о затерянном в северных лесах городке?
В Остроге Русская православная церковь отсудила у старообрядцев мощи святого Афиногена. Верно, был такой прецедент: в 2015-м Росимущество выиграло у Российской православной автономной церкви, основанной в 1990-м и не признанной Московским патриархатом, процесс о мощах преподобных Евфимия и Евфросинии Суздальских. Но каким ветром занесло мощи священномученика Афиногена Пидахфойского из Кремля в Острог? А если это мощи раскольничьего архиерея-самозванца XVIII века, то зачем они никонианам?
Можно и продолжить, но в этом случае дело кончится построчным комментарием. Чтоб закрыть тему провинции: под занавес выясняется, что Острог – областной центр. Областной центр? Эта жопа мира, где на улицах – хребты мерзлой грязи, где всей промышленности – один завод, где даже порядочной церкви нет, лишь тюремная часовня?.. А что я говорил? – леший и псоглавцы. Глубочайшее знание материала.
Ах да, чуть не забыл. Старообрядческого священника в романе кличут… а вот ни за что не угадаете: отец Каземат. А почему не Бастион? Герасимец ты наш вечерний, из каких таких святцев погоняло? После чего можно с легкой душой отправить книжку в топку. Но не мне: ноблесс меня оближ.
Впору огласить спойлер: щедрый олигарх-хлопковод отправил за свой счет весь местный детдом в Грецию. Сметливые детишки поняли, что в России не видать им ни теплого моря, ни феты с оливками – и принялись дружно резаться, вешаться и бросаться из окон.
Незатейливый сюжет, зато как обставлен. Главы претенциозно названы песнями: трагедия-то греческая, сиречь τραγωδία – козлиная песнь, и в случае С.Ф. это чистая правда. Самоубийства статистов – помилуй Бог, так это же Нобелевская лекция Бродского: «В настоящей трагедии гибнет не герой – гибнет хор». Герой-следователь, впрочем, тоже руки на себя наложил. Ибо в лубке героев нет, есть функции: разъяснил скорбные дела детдомовские – goodbye, my love, goodbye! Целевая аудитория насквозь промокла: слезовыжималка работает с повышенным КПД – тут вам и сирое провинциальное паскудство, и слезинка замученного ребенка. Грех не присоединиться. Тем паче, вникать ни во что не надо – гуманный автор все растолкует.
Вот сиамские близнецы Люба и Вера, которых автор ассоциирует с двуглавым орлом. У одной орлицы фейс поцарапан, у другой губа разбита: никак не могут решить, Крым наш или не наш. Дело, кстати, опять-таки кончится кр-ровищей: «Пока одна из сестер спала, вторая решила покончить с собой и наглоталась таблеток… Завязалась драка, в ходе которой они выбрались сюда, и вот эта нанесла четыре ножевых ранения этой, а затем ударила в сердце себе». Что не ясно?
Вот местный Дон Кишот по имени Петя малюет плакат для одиночного экологического пикета. Лист ватмана прижат четырьмя книгами: «451 градус по Фаренгейту», «Над кукушкиным гнездом», «1984» и «Незнайка в Солнечном городе». Вопросы есть?
А город под названием Острог, где и работать-то негде, кроме как вертухаем, – какой масштабный, какой глубокий символ! Гамлетовский: Россия – тюрьма. Можно подумать, глянцевый Герасимец, автор «Сноба» и «GQ» шконарь давит, а не кресло в партере «Гоголь-центра».
Бесплатно прилагается полный набор новореалистических штампов: малолетка, не знающая, кто ее обрюхатил, менты-садисты, аминазин… Ну, это вы и без меня знаете: ночь, улица, маньяк, калека – калека, улица, маньяк. Канон незыблем со времени «600 секунд». И воевода Невзоров дозором обходит владенья свои, попутно проверяя посты. Пароль: легко ли быть молодым? Отзыв: так жить нельзя!
Но перестроечных слоганов фатально не хватает на пять с половиной авторских листов. Чучело прозы приходится набивать опилками. Да не перва зима волку: в «Красном кресте» роль наполнителя играли стихи – Барто, Рыжий, Вяземский, Георгий Иванов, Леннон. В «Острог», кроме бесконечных цитат из российской попсы, имплантирован оммаж себе, любимому – рассказ Филипенко «Катаракта», опубликованный в «Esquire». А что, дешево и сердито.
Скучно? Мне тоже. Но добрый сочинитель на этот случай припас развлечение: для начала расскажет, как следак в сортире аэропорта дрочил на светлый образ бывшей жены, а потом с сиамскими близняшками любовью занимался. Не пугайтесь, во сне.
Кажется, все сказано. Без ответа остался лишь один вопрос: вам шашечки или ехать?
Этюд в кременьких тонах
В. Пустовая «Ода радости». М., «Эксмо», 2019
Валерия Пустовая, могучий столбище российской литкритики, решила: наша попа рождена сверкать. И, невзирая на релятивное отношение к содержанию победительной правды, нелепое сближение пафоса выкриков из трюма, окриков от руля и манифестацию рабовладельческих полномочий земной необходимости, добровольно сошла с лощеного паркета на топкую почву прозаического подполья, чтобы проявить юзера как человека и раздвинуть экран до мироздания. Это мир наших аватаров, щупающих ногами отзывчивую землю, это плотный мир, в котором еще не выедено пустот – непознанно-нулевая мифологема России, разоблачение тайны, вскрытие комплексующего и вожделеющего «Оно», одушевление тени. Ибо человек литературен по природе – потому что не может не вжевывать резину в почву опыта.
Эта термоядерная шизофазия, – сплошь из раскавыченных цитат В.П., – переводится на русский кратко: критикесса написала роман. Автобиографический, если кто не в курсе.
Наткнувшись в тексте на «кременький с розовеньким диванчик», я понял, что не обойдусь без Олейникова: «Трещит диванчик, / Мы с вами тут, / У нас романчик, / И вам капут». Все и впрямь по классику: мы с вами тут, романчик и диванчик в наличии. А капут сейчас организуем. Долго ли умеючи.