Мэри снимает комнату у сестры Джима, Джин. Мэри с Джимом уже несколько лет хорошо знакомы, но о романтических отношениях и не думали.
(а)
Этим вечером в небе показались нацистские бомбардировщики. Джин с Мэри навещают мать Джима на Скаргрин-авеню, и как раз в это время раздаются сирены. Приходится им остаться у нее и переждать налет. Сыплются бомбы, а Джим и Мэри несколько часов болтают и, к тому времени, как раздается сигнал о том, что в небе чисто, сознают, что созданы друг для друга. После недолгой помолвки, 15 апреля 1941 года, они женятся; спустя год у Мэри рождается первый ребенок, мальчик, которого окрестили Джеймс Пол Маккартни.
(б)
Этим вечером тихо. Сирены не звучат. Зазвучат они завтра ночью, когда Джин и Мэри думали остаться дома. Выходит так, что Джиму и Мэри не удается поговорить по душам, и каждый идет своей дорогой. Джеймс Пол Маккартни так и не родился.
4
Нам было велено собраться в Спик-Холле, в пригороде Ливерпуля. Национальный фонд объектов исторического интереса или природной красоты описывает этот особняк как «редкостный образец тюдоровской фахверковой архитектуры, расположенный на живописном берегу реки Мерси». Как говорится в путеводителе, поместье «пережило более 400 лет неспокойной истории».
Час был ранний, вот я и знакомился с гостевым комплексом – это постройка, а не состояние, – разглядывая кру́жки, шарфы, мыло и книги о Тюдорах. «Ты книжный червь? Пролистай нашу подборку книг для взрослых и детей и открой для себя новое отличное чтиво!»
Вскоре бойкий водитель по имени Джо собрал нас в кучу и проводил к микроавтобусу. Там он спросил, кто откуда будет. Выяснилось, что трое из Испании, двое из Италии, четверо из Австралии, двое из Австрии и четверо из Англии. Еще несколько человек купили билеты, но задержались, и нам пришлось их ждать. Наконец к автобусу бросились две молодые женщины, отчаянно размахивая руками. «Сейчас мы их попугаем, – сказал Джо, включил зажигание и тронулся с места. Женщины замахали еще отчаянней. – А сейчас посмотрим, как слезы сменятся улыбками», – произнес Джо, останавливаясь и впуская опоздавших.
Как только мы оставили Спик-Холл позади, Джо нажал на панели кнопку, и динамики в салоне взорвались песней «Love Me Do»[28].
– Эт’ чё за мусор? – выкрикнул австралиец.
– Я знаю, кто идет пешком! – ответил Джо. – Выпустим его из салона, а потом его переедем!
Было очень весело.
Скоро мы уже были на Фортлин-роуд, вдоль которой тянулся ряд непримечательных домов, в которые редко, а то и вовсе не заглядывают члены Национального фонда.
В 1995 году Национальный фонд купил дом номер 20 по Фортлин-роуд – по предложению тогдашнего генерального директора Би-би-си Джона Бёрта[29], уроженца Ливерпуля, который заметил, что дом выставлен на продажу. Семь лет спустя Национальному фонду перешел и дом, где рос Джон Леннон, – «Мендипс» на Менлав-авеню, после того как его купила Йоко Оно. Тогда она объявила: «Узнав, что дом продается, я испугалась, что он попадет не в те руки и на нем попытаются нажиться. Вот я и решила купить его и пожертвовать Национальному фонду, чтобы за ним присматривали и пускали в него посетителей. Я в восторге, что Национальный фонд взял дом под опеку».
Однако решение это одобрили не все. Тим Нокс, бывший тогда главным куратором[30] Национального фонда, заявил, что он «в ярости». Он считал, что основной критерий, по которому фонд принимает недвижимость под опеку, – подлинная художественная и архитектурная ценность – забыт в угоду дешевому популизму. «Это рекламные маневры, а не серьезные приобретения, – сказал он, добавив полушутя: – Теперь придется купить еще четыре дома, чтобы не обидеть Ринго».
Остальные согласились. «С точки зрения архитектуры дом не более и не менее интересен, чем любой другой дом на одну семью в ряду соседних домов с фактурно оштукатуренными наружными стенами, в любом другом районе, населенном представителями среднего класса, – говорил архитектурный критик Стивен Бейли[31]. – Его особенная ценность заключается в опосредованной, мистической связи с гением. На беду историков архитектуры из фонда, из дома вынесли практически все содержимое, а следовательно, в нем не осталось никакой опосредованной, мистической связи с телевизором гения, кухонной утварью или еще какими-нибудь артефактами, которые могли бы позволить приобщиться к вдохновению, подарившему нам такой поток блестящих слов и музыки. Все это пришлось подделывать.
Национальный фонд […] гордится доступом к экспертизе. У него в штате ведущие мировые историки архитектуры; вот они-то и отправились скупать вещи, чтобы воссоздать дом Леннона. Но когда высокоученые эксперты отправляются в волшебное таинственное путешествие[32] к подозрительным ливерпульским дельцам, чтобы приобрести у них всякий хлам, разговоры об экспертизе звучат глупо и смешно. Хлипким аптечным шкафчиком восхищаются из-за его аутентичности. Линолеум изучают так же пристально, как рельеф Донателло. Конические ножки от телевизора они отыскали, а вот сам „ящик“ – уже нет… Раз ж вы ступили на долгую и извилистую дорогу[33] фальсификации, то где остановитесь? Ответ – в мире грез народной памяти и фантазий».
Однако Национальный фонд все это не смущает. «Вообразите, как входите на кухню через черный ход, где тетя Леннона, Мими, готовила ему ужин» – гласит сквозящее благоговением описание «Мендипс». Дом преподносят как религиозную святыню, место паломничества. «Следуйте за нашим восхитительным экскурсоводом по закоулкам памяти… Спальня Джона – очень атмосферное место, где можно побыть наедине со своими мыслями об этом невероятном человеке…»
Паломников в «Мендипс» ожидают правила и ограничения строже, чем в Сикстинской капелле. «Фотосъемка или запись аудиотура строго запрещены. При входе в дом вас попросят сдать все сумки, камеры и звукозаписывающую аппаратуру».
И уж конечно, пройдет совсем немного времени, прежде чем какой-нибудь пилигрим узрит в «Мендипс» некое чудо: слепой обретет зрение, калека встанет и пойдет или какой-нибудь маленькой девочке будет явление матери Джона, Джулии, – и тогда еще больше паломников повалит на Менлав-авеню, образуя стройные очереди в ожидании увидеть то самое место, где Джулия преставилась.
Пока пассажиры нашего микроавтобуса потихоньку выгружались из салона, позади нас еще больше людей вывалило из автобуса «Волшебного таинственного путешествия», а позади него из такси выбралось четыре немца. У калитки дома номер 20 по Фортлин-роуд кипела толпа гостей со всего мира: в футболках с символикой «Битлз», они позировали для селфи. Металлический знак у дома гласит: «Фамильный дом, гордость семейства Маккартни – Джима, Мэри, Пола и Майка. Доступен благодаря Национальному фонду».
Я потихоньку продвигался к голове очереди. Заранее (сильно заранее) забронированный официальный тур по обоим домам битлов обошелся мне в 31 фунт (включая путеводители), и я теперь боялся, как бы приехавшие с неофициальным туром не протиснулись мимо экскурсовода и, работая локтями, не заняли мое место в доме Пола. К счастью, водитель Джо стоял неподалеку и присматривал за избранными. Наша маленькая группа с важным видом прошествовала в садик перед домом номер 20 по Фортлин-роуд, и за нами, к нашему удовлетворению, заперли калитку, отгородив всех остальных.
Наш экскурсовод от Национального фонда представилась Сильвией. За год она проводит по дому, где прошло детство Пола, 12 000 человек: по двадцать человек за раз, четыре раза на дню. Манера ее речи наводит на мысли о Гиацинте Бакет[34]. Из садика она радушно приглашает нас пройти в дом номер 20 по Фортлин-роуд. Тут, говорит она, Пол прожил восемь лет; «очень важные восемь лет для его музыки. Одним из первых гостей Пола был Джордж Харрисон. Он приносил с собой гитару».
