– Как ты узнал?

– У меня свои источники, – небрежно напомнил Акки. – Ты рассказал своей Даме в Тёмно-Бордовом?

– Прекрати её так называть, пожалуйста.

С самого начала их знакомства что-то не заладилось, и поначалу Акки относился к Мойре достаточно холодно, а затем и вовсе пассивно-агрессивно.

– Тебе ведь известна легенда о Даме в Тёмно-Бордовом? – не отвлекаясь от сканирования сети интегрированного мира, поинтересовался Акки. – Не легенда, но может ею скоро стать.

– Разве твой цветочный садик оставляет время на глупые слухи из реального мира?

Маленькие нейросенситивные светлячки, такие же живые, как морской песок, разом погасли, оставив нас в кромешной темноте. Мерный гул, незаметный за голосами и музыкой заведения, оборвался вместе с подачей энергии.

– Акки?

Мой друг не ответил. Я попробовал нашарить его в абсолютной темноте и запнулся об один из пуфиков. Свет на секунду вернулся, но то вылетели искры из глаз от боли в ушибленных коленях и запястьях. Будто этого было мало, плюсом на спину опрокинулся стол. Повезло, что угол его не заехал по голове. Я грязно выругался и с трудом нащупал ногу Акки. Я едва не стянул с него штаны в попытке его дозваться.

Незаметный до инцидента гул вернулся, приклеенные к потолку флюры вновь засветились. Боль грубо пульсировала вместе с биением сердца. Я начал медленно растирать недовольные суставы, в то время как Акки неожиданно пришёл в себя и выскочил из нашей кабинки осмотреться. Когда он вернулся, волосы и глаза друга угрожающе мерцали.

– Мне это не нравится, – констатировал он, подтягивая штаны.

Поначалу я не понял, о чём именно идёт речь, но сдерживаемая тревога наёмника прояснила ситуацию.

– Никому не нравится, когда с него в отключке пытаются стянуть штаны, – попытался я снять напряжение и добавил уже более серьёзно: – Кто-то отключил генератор джуничи, чтобы пробиться сквозь барьер и взломать твою эгиду. Я удивлён, что кому-то это удалось.

– Может, спросишь свою девушку про генератор? – задал вопрос Акки безо всякого энтузиазма.

– Сейчас спрошу.

Я вышел из сферической кабины и связался с Мойрой. Наш разговор можно было сравнить с чтением мыслей, где каждая из сторон контролирует воображаемую речь. Но если ты ещё не приноровился, то обязательно засыпешь своего абонента бессвязными картинками и эмоциями, а не чётко сформулированной мыслью.

– Что произошло?

– Не знаю. Генератор вдруг отключился, но теперь порядок. У вас что-то случилось? – рассеянно спросила Мойра, явно занятая своими делами. Из-за сбоя в подаче джуничи её, должно быть, донимали возмущённые посетители.

– Всё в порядке. – На этом я оборвал нашу связь и зашёл обратно.

– Что она сказала? – бесстрастно спросил Акки.

– Какой-то сбой. На границе со Старым городом это не редкость. Ты кому-то перешёл дорогу, мой друг?

Повисла подозрительная тишина.

– Мэло, сегодня ночью останешься у меня. Мне нужна твоя помощь. Хорошо?

Больше ничего не сказав, Акки пристально уставился на меня своими меняющими цвет глазами в ожидании моего решения.

– Как понимаю, без вопросов?

– Верно. Я смогу объяснить на месте, – пообещал друг.

Не знаю, что такое произошло с ним, но раз он попросил помочь и довериться ему без вопросов, то я так и сделаю.

Мы ещё немного посидели. Я съел оба обеда, принесённые Мойрой, и выпил за друга его калорийный коктейль. Он так и ушёл, ничего не сказав на прощание.

– Паршивое начало.

Прошло больше четырёх с половиной лет с последней смерти от интегрированного нейровируса. Официально в последнюю волну эпидемия унесла жизни четырнадцати пользователей ИИ – сколько их было на самом деле, можно только догадываться.

С момента открытия интегрированного мира неуловимый нейровирус принялся уничтожать его обитателей. По неофициальным данным, за семьдесят пять лет от него скончалось порядка полутора тысяч жителей, подключённых к ИИ. Первых жертв из-за их посмертного вида записывали на счёт номинара-телекинетика, пока какому-то криминалисту не пришло в голову отдать образцы ДНК двоих погибших на детальный анализ, где выяснилось, что ни одному телекинетику такое не под силу – «редактировать» геном.

Стали всплывать показания очевидцев, якобы встречавшихся на тёмных и бесшумных просторах мира ИИ с этой дрянью. На тот момент – ещё полиции, а не Стражам – удалось найти записи памяти тех, кто наблюдал чудовищную трансформацию заражённого. Но этого было мало. Жертвы либо не знали о проникшем за их эгиду вирусе, либо умирали сразу после заражения. Поэтому отдел противоборствующих тьюрингов принялся искать уже не убийцу-номинара, а такого же, как они, способного пользователя ИИ. Но необъяснимое явление всё же назвали интегрированным нейровирусом. Кому-то удалось создать образ, способный изменять геном не только человека, но и номинара.

 Хотя жертвы понесли обе расы, больше погибших было на стороне людей. Изменения, которые происходили с некоторыми из них перед самой смертью, напоминали предел Роша у номинаров. Эти факты подливали масла в огонь скрытой нетерпимости людей. Открытых распрей уже давно не происходило, но в человеческом подсознании всё ещё копошился червячок сомнений и недоверия к расе бессмертных. Если бы девушка из Акватории не была человеком, речь об интегрированном нейровирусе могла и не зайти.

Поначалу Совет вёл статистику и давал комментарии, но затем прекратил это делать из-за неточностей в работе полиции, откровенно паразитирующих на страхах жителей СМИ, и маркетологов тьюринг-компаний, продуцирующих образы защиты для пользователей в мире ИИ. Управление Новым и Старым городом приняло решение прекратить панику самым простым способом – путём отрицания проблемы. Поиски защиты от нейровируса не прекратились, но результаты их перестали обнародовать. Показания и записи памяти начали стираться тьюрингами Совета с молниеносной расторопностью.

Необъяснимая эпидемия исчезала столь же внезапно, как и начиналась, оставляя после себя изувеченные трупы и вопросы без ответов. Связи между жертвами установить не удалось, а в последние две волны Совет уже более тщательно скрывал подобные эпизоды. И всё равно в мире ИИ находились те, кто собирал информацию и вёл список жертв, попавших на запись памяти, иначе бы четыре с половиной года назад не стало известно о четырнадцати новых жертвах.

Когда Акки ушёл, я приглушил свет флюр с помощью ручного датчика и погрузился в созерцание фальшивого ночного неба. Я попытался медитировать, но в голову наперебой лезли воспоминания.

Когда я был ребёнком, отец рассказывал нам с братом, что существуют два вида номинаров: рождённые, то есть истинные, и искусственные, или преноминары, – созданные Главным научно-исследовательским институтом Совета, в котором он познакомился с мамой. Он приводил нам множество разных фактов об этой расе, но один до сих пор казался мне странным и необъяснимым: номинары теряли своё «бессмертие», когда от них рождалось следующее поколение.

Отец объяснил мне это в своё время так:

– Во всём есть баланс, продиктованный природой, и, если мы его не видим, это не значит, что его не существует. С номинарами так же. В отличие от людей, срок их жизни может быть в теории неограниченным, конечно, при условии, что они преодолевают вновь и вновь накапливающийся предел Роша. Они могут эволюционировать без передачи генов другому поколению. А люди обречены на бесконечную репродукцию с целью улучшить свой геном. Но представьте себе, какое бы перенаселение ожидало планету, если бы не механизм «предохранения», вживлённый в их ДНК?

Он так толком нам и не пояснил сам процесс передачи бессмертия, сославшись на собственную некомпетентность в данном вопросе.

Блуждая по коридорам воспоминаний, я наткнулся на дверь, за которой скрывалась история встречи с Акки.

Мы были одногодками, но его процесс старения – в своё время – замер на месте, а мой неуклонно стремился к точке невозврата. Наше знакомство произошло на грязных улицах контрабандистского района Старого города, куда лично я попал случайно, сбежав от родителей и их бесконечных лекций по генологии, бессмысленных тестов и переживаний за моё здоровье. А вот Акки скрывался там от бандитов, у которых умудрился стащить раритетный процессор эпохи компьютеров. Мы буквально налетели друг на друга из-за угла облезлого кирпичного здания. Оба перепуганные не на шутку, мы понеслись в одном направлении, петляя по узким улочкам, укрытым проводами и мусором.