Боже.

Ключ оказывается вполне подходящим: вначале мы слышим щелчок, затем дверь отходит примерно на сантиметр от проёма. Лео мешкает, а меня любопытство заставляет протянуть руку и толкнуть её вперёд. Встречает нас полумрак очень большого помещения, в дальнем конце которого панорамные окна полностью затянуты римскими шторами. Всё это отражается на полу, как в зеркале.

Лео находит выключатель – над нашими головами загораются шары из стекла и металла, свисающие с высокого потолка на длинных нитях. Всего их семь штук разных размеров: три гигантских, остальные четыре просто большие. При свете под ногами обнаруживается чёрный гранит, отшлифованный до безупречного глянца. Если присмотреться, в нём рассыпана серебряная пыль – млечный путь на ночном небе.

– Вау… – не сдерживаюсь я, и Лео отвечает на эту несдержанность улыбкой, правда, очень вымученной на вид.

Мы проходим холл и упираемся в большой стол, расположенный прямо у стеклянной стены. Вокруг него, словно стражи, расставлены двенадцать массивных стульев. Справа от нас – почти пустая комната, слева просторная кухня и стеклянная лестница, ведущая на второй уровень.

На кухне всё чёрное: и рабочая зона, и островок посередине, и пол, но мрачности нет из-за кремовых дверец шкафов из матового стекла. Из потолка, словно мыльные пузыри, торчат шары, похожие на светильники в холле.

Ни цветов, ни фруктов не видно – здесь никто не живёт, но всё настолько стерильное и сияющее, что страшно прикасаться. Об этом не говорю вслух, хотя до истечения моего «месяца только правды и полной свободы» технически ещё целых шесть часов. Я не поступаю так, как хочу и как считаю нужным. Мне некомфортно. Почему? Потому что своей выходкой в аэропорту Лео начертил для меня персональные границы – теперь я в рамках. Мне неприятно играть по его правилам, но что, в таком случае, я делаю в его квартире?

– Ну вот, – говорю. – Похоже, всё хорошо.

И прежде, чем мой рот успевает сформулировать прощание, Лео выдаёт мне новое задание:

– Наверху должна быть ещё комната… спальня. Можешь, посмотреть?

– Да, – соглашаюсь, не без сомнений, конечно, и подцепляю большим пальцем ноги балетку, чтобы разуться.

– Эм… – говорит Лео, но мысль свою не заканчивает.

На толстом стекле ступеней нет ни малейшего изъяна, ни пылинки, ни потерянной крохи жизни, обитавших тут когда-то людей. Поэтому я ступаю по ним так осторожно, будто по витрине ювелирного магазина. Только в самом конце лестницы мне приходит на ум, что я, вероятно, продолжаю шокировать «золотого» мальчика Лео. Я не только излишне откровенна в жестах и проявлении эмоций, но и элементарно неотёсана. Я никогда раньше не бывала в таких домах-квартирах, но мне совсем ни к чему так неосторожно это выпячивать. И я решаю, что впредь стану прятать и свой восторг, и неосведомлённость, и вообще, мне лучше помалкивать.

Наверху две комнаты. Одна из них – претенциозная библиотека. Издания образуют цветовые переливы своими корешками. Я такого ещё не встречала, чтобы книги собирались не по принципу содержания, а по цвету обложки. Пришло же кому-то в голову рисовать акварельные разливы книгами! Но в интерьере всё это дело смотрится впечатляюще. Площадь спальни, похоже, превышает площадь всей моей квартиры. Таунхауса, вернее. Вместо кровати квадратное возвышение, на нём матрас, убранный покрывалом цвета кофе. Вообще вся эта полупустая комната – палитра оттенков и полутонов кофе. Только полупрозрачная ткань, акцентирующая единственное во всю стену окно, белого цвета. А за ним – залив Коал Харбор и горы Сеймур и Гроус.

Спускаться вниз страшновато – перил у лестницы нет.

– Комнат две – библиотека и спальня, вполне приличная на вид, – спешу не столько доложить Лео результаты разведки, сколько отвлечь его внимание от моих неуклюжих шагов по пластинам стекла, не понятно на чём держащимся и как прочно скреплённым. Ну и выдумают же всякую хрень!

Нет, ну его квартира, конечно, впечатляет. Не сбивает с ног красотой и совершенством, но чувство некого восторга и, как следствие, растерянности, всё же присутствует.

– А терраса есть? – уточняет Лео.

На мгновение я задумываюсь, могла ли её пропустить.

– Нет. Не думаю.

– Тут должна быть терраса.

Мы одновременно озираемся по сторонам, но ничего похожего на выход на террасу или балкон не видно.

– Вон она! – внезапно показывает Лео.

И действительно, через стекло гостиной видна просторная терраса, выход на которую, судя по её расположению, должен быть из комнаты рядом. Не сговариваясь, мы с Лео направляемся в неё.

– Это вторая спальня, – ставит меня в известность Лео.

Комната по размеру чуть меньше верхней спальни, пол полностью закрыт кремовым паласом с длинным пушистым ворсом. Судя по тому, как глубоко проваливаются в него ступни ног, под ковром должен быть тонкий слой поролона. Так же было и в верхней спальне. В этой комнате две стены стеклянные, третья – кремовые глянцевые шкафы и ящики на всю ширину и высоту стены, на четвёртой такой же выступ и над ним прикреплённый к стене телевизор. Комнату зонирует чёрный комплект из двух диванов и нескольких кресел, между ними модный деревянный столик из безупречно отшлифованного пня. Этот пень перевёрнут вверх-ногами так, что его ответвления, бывшие когда-то корнями, образуют лепестки.

– А где кровать? – интересуюсь я.

– Должна была быть.

– Диван скорее всего раскладывается.

– Да, наверное, – соглашается Лео с глубоким вздохом.

– Окей, – начинаю суетиться. – Я рада, что всё в порядке. Пойду вызову такси.

– Может, останешься?

Я машинально перевожу взгляд с массивной вазы посреди столика на Лео – он смотрит на меня.

– Слушай… – лихорадочно пытаюсь собрать свой мозг в кучу. – Мне кажется, ты не так понял…

– Нет! Я просто подумал, может быть… мы могли бы… поужинать вместе?

У него под глазами круги. Не понимаю, почему я раньше их не заметила. Он краснеет – это даже слишком отчётливо видно на его бледном лице, и моя гордость из возбуждённого состояния переходит в нормальное. И чёрт возьми, что это в его глазах? Не вызов, нет, но желание… удостовериться в чём-то? Ожидание подтверждения горьких и злых предположений? Он будто спрашивает глазами: ты отказываешься, потому что печёшься в двадцать первом веке о девичьем достоинстве, или потому что прикрываешься им? В его взгляде горечь и болезненность, но есть там кое-что ещё… надежда?

Мне требуется время, чтобы сформулировать ответ.

– Лео… я летела двадцать часов, дико устала, если откровенно… Тащиться куда-то ужинать сейчас…

– Можешь отдохнуть наверху, а я закажу доставку еды.

Тут мои мысли принимают новое, совершенно неожиданное направление: успела ли я сообщить в переписке, что у меня никого нет? Что если вдруг какой-нибудь маньяк порежет меня на кусочки в своих фешенебельных апартаментах, ни одна живая душа не хватится моего бренного тела, потому что даже с работы я уволилась? Ну разве что в хосписе обо мне вспомнят, но вряд ли обратятся в полицию, потому что люди «исчезают» с этой волонтёрской работы слишком часто, чтобы кого-нибудь беспокоить по этому поводу.

Лео взбирается взглядом по стеклянной лестнице, и мы оба понимаем, что на второй этаж ему не подняться.

– Ты будешь там в безопасности, – подчёркивает он, словно читая мои мысли.

И теперь уже краснею я.

GusGus – Out Of Place

В возрасте девяти-тринадцати лет отец часто называл меня «неуломной», что в моём понимании означало «неудобной», потому что время от времени он мог также добавить любимое своё пророчество «среди людей ты всегда будешь изгоем». Как в воду глядел. Но, похоже, социальная неуклюжесть не только моя пробоина. Вернее, в искусстве отталкивать от себя людей есть экземпляры куда талантливее меня.

 Лео только что сделал мне предложение, от которого сложно… не потерять самообладание. И ментальное равновесие. И почву под ногами. Но сложнее всего с зоной, отвечающей за сердечный ритм и романтические ожидания.