— Это был мой любимый цветок, ты… — шипит Фредди, по-другому и не скажешь.
На самом деле, у Фредди вдоль стены стоит еще несколько «любимых горшков», и Роджер с садистским удовольствием ударом ноги скидывает один из них, потом второй, уворачивается от кроссовка, который Фредди снял со своей ноги, получает под зад вторым и выбегает из комнаты, потому что Фредди, похоже, готов убить его. Теперь уже по-настоящему.
Роджер кидается в ванную комнату, ведь это единственное место, где он может запереться так, чтобы никто, даже неожиданно взбесившийся Фредди, не смог достать его. Но, к сожалению, Дилайла попадается ему под ноги, и Роджер едва успевает подпрыгнуть, чтобы не наступить на котенка, который с невероятной скоростью просачивается под диван, напуганный шумом. Этой жалкой задержки вполне достаточно, чтобы Роджер оказался прижат к стене. Фредди хватает его за запястья, удерживая от ударов, и вжимается в Роджера всем телом так сильно, что из Тейлора выходит весь воздух.
От Фредди пахнет сигаретами, потом и чем-то горячим, терпким. От Фредди пахнет мужчиной, и этот запах такой знакомый и такой новый одновременно, потому что раньше Роджер никогда так сильно не реагировал на этот острый аромат, такой возбуждающий, что кружится голова, и сердце начинает сбиваться с ритма. Фредди и пугает, и возбуждает одновременно сильно, и Роджер пытается прогнать неуместные мысли из головы, но бесполезно.
Фредди дышит ему куда-то в ухо и тихим подрагивающим голосом шепчет:
— Какая же ты шлюшка, Лиззи… — его дыхание обдает шею горячей волной, и Роджер невольно дрожит, пытаясь справиться с накатывающим возбуждением.
— Решил сменить ориентацию? Будешь теперь свою задницу парням подставлять? — спрашивает Фредди и кусает его за ухо. Больно и хорошо.
— Подставлять задницу — это, скорее, твой профиль, — отбивает Роджер.
У Фредди всё дрожит внутри, он не знает, чего хочет больше — придушить засранца или завалить его на ближайшую поверхность, чтобы наглядно показать, что его ждет, если он планирует и дальше встречаться с парнями. Но он не делает ни того, ни другого, его глубоко внутри душит чувство, которое даже перекрывает боль от прокушенного пальца. Несмотря на то, что он крепко держит Роджера в насильных объятиях, а тот особо не сопротивляется, Фредди прекрасно осознает, что он все еще тот самый неудачник, которого Роджер никогда не полюбит в ответ.
Кроме того, неожиданный выпад Роджера бьет по-больному так сильно, что Фредди сам не ожидает от себя такой ранимости именно в этот момент. Но стоит ли удивляться, ведь он почти всегда открыт перед Роджером, словно незаживающая зияющая рана. Он заглядывает в глаза напротив и видит, как на дне плещется злость вперемешку с презрением. Да, Фредди почти уверен, что Роджер презирает его. Ещё никогда Фредди не чувствовал себя таким разбитым, потерянным, возбужденным и злым одновременно.
Роджер в гневе совсем не контролирует себя. Уже не один раз его острый язык стоил ему разбитого носа, но одно дело — кидаться колкостями в посторонних людей, и совсем другое дело — обижать того, кого любишь всем сердцем. В глазах Фредди плещется какое-то безумие, Роджер не может понять, что он видит там, но ничего человеческого — это абсолютно точно! И, словно подтверждая свое безумие, Фредди вдруг берет и кусает его за шею, да так сильно, что Тейлору кажется, до крови.
— Блять! — орет он Фредди на ухо, и тот отпускает его, кидаясь куда-то в сторону.
Роджер хватается за шею, проверяя, есть ли кровь, и на пару секунд теряет бдительность.
— Лови, дорогуша! — слышит он, но не успевает среагировать, как одна из его кроссовок попадает ему по голове. Вторая не заставляет себя долго ждать, к счастью, у Роджера с годами выработалась неплохая реакция, он успевает увернуться, и та пролетает совсем рядом с его лицом. Только что он спас себя от разбитого носа.
Роджер рычит и хватает в руки первое, что придётся — новенький планшет, мирно лежащий на диване, — и кидает им в Меркьюри что есть силы. Впрочем, Роджер безбожно мажет, и тот со странным хрустящим звуком ударяется о стену и падает прямо на пол, выплёвывая из себя голограмму, где Фредди бережно стирает с виска Роджера каплю пота, а противный механический голос сообщает: «Избранное».
У Фредди всё холодеет внутри.
В один момент воцаряется гробовая тишина, они оба тяжело дышат, а чёртова голограмма зациклено повторяет одно и то же. Первую секунду Роджер не понимает, что происходит, но почти сразу замечает потерянный, абсолютно испуганный взгляд Фреда и яркий румянец, вспыхнувший на его щеках. Ему и самому впору краснеть, потому что эта голограмма выдает его с потрохами. Роджер в ужасе смотрит на самого себя и понимает, что если Фредди еще не догадался, то очень скоро это случится.
Возможно, страх быть раскрытым заставляет его сказать то, что он говорит далее, или это адреналин играет в крови, а может, застарелые комплексы дают о себе знать своими уродливыми личинами, это уже не важно, не после того, как из его помойного рта вырывается:
— Что, Фредди, дрочишь на меня по ночам?
Фредди смотрит на него, и выражение в тёмных глазах вышибает воздух из лёгких похлеще любого удара по лицу. Роджер готов вырвать себе язык в следующую секунду после сказанного, но уже поздно. Фредди вдруг становится до странного спокойным и отстранённым, и это гораздо хуже, чем злой Фредди. Роджер цепенеет от страха, ему кажется, что он может потерять всё прямо сейчас, что Фред просто вытолкает его за дверь и захлопнет ее навсегда. Но ничего подобного не происходит. Вместо этого Меркьюри просто поднимает планшет и уходит в свою комнату, гарцуя мимо Роджера с достойным спокойствием. Однако Роджер даже по его спине видит, насколько сильно тот обижен.
Роджер стоит словно приклеенный, не в силах пошевелиться, пока Фредди не запирается у себя, и лишь только когда замок сообщает тихим звуком, что вход запечатан, он отмирает и бессильно прикрывает ладонями лицо в ужасе от того, что они натворили.
Фредди аккуратно кладет свой планшет на тумбочку и выключает его. Потом не спеша возвращает потрепанные цветы на свои места и расправляет белье на кровати — чтобы не напоминало. Он чувствует себя задетым за живое настолько глубоко, что самоедство его достигает своего пика и просто растворяется, исчерпав самое себя. Перегорело, отпустило — и Фредди опускается на кровать, чувствуя усталость и облегчение в одно и то же время. Он больше не злится, лишь привкус горечи остается в груди.
«Что, Фредди, дрочишь на меня по ночам?» — эти слова просто так и звенят в его голове не переставая.
Роджер попадает в самую точку, даже, возможно, сам не осознает этого, и все, что остается Фредди в этот момент, — это держать лицо, потому что это единственное, что у него осталось, — его гордость. Роджер просто уничтожил его под корень, но Фредди сильный, он справится.
Он не знает, на самом ли деле Роджер что-то понял, или просто сказанул для красного словца, но в любом случае он будет и дальше жить как жил и без стеснения и страха смотреть в глаза Тейлору. И он не собирается стыдиться своих чувств или оправдываться, если все же получится так, что Роджер узнает о чем-то. Так что если у Роджера с этим какие-то проблемы, то это только его проблемы.
Фредди вздрагивает, когда по истечении двадцати минут Фиона сообщает, что Роджер стоит у него под дверью. На включившемся экране все хорошо видно, даже с кровати вставать не надо, и Фредди смотрит на взъерошенного Роджера в помятой футболке, и его предательское сердце снова ёкает, настолько тот выглядит растерянным сейчас. Но он гонит эти чувства, запрещает себе чувствовать, потому что если Роджер догадался, то у него против Фредди есть оружие, которым он реально способен морально убить, а Фредди не хочет больше боли сегодня, он просто хочет немного отдохнуть и забыться, хотя бы на время.
— Фред, может, мы поговорим? — динамик передает голос Роджера идеально чисто.