У Роджера снова щиплет в глазах от переполняющей его нежности, сердце Фредди стучит заполошно, ударяясь о его ладонь, и Роджер всё ещё мечтает уберечь это сердце от любой боли.

Постепенно страх отпускает, Фредди абсолютно точно настоящий: его запах, голос, его тепло окутывают Роджера, словно пуховое одеяло, и он знает, что теперь в безопасности.

— Лучше? — тихо, почти шёпотом, спрашивает Фред, и Роджер кивает, словно загипнотизированный.

Такого Фредди он любит больше всего — домашнего, сонного, с растрёпанными волосами и мягкой, искренней улыбкой только для него одного. В такие моменты Роджер чувствует, что Фредди принадлежит безраздельно ему одному, как будто весь мир исчезает и остаются только они.

— Тогда ложись и отдыхай, — просит Фред и легонько толкает его на кровать, пытаясь подняться на ноги.

Его переполняет любовь к Роджеру, Фредди кажется, что сейчас он настолько очевиден, что ничего невозможно скрыть, он хочет поскорей убежать к себе, чтобы не натворить очередных глупостей, но Роджер до боли хватает его за запястья и не даёт двинуться с места. В глазах его снова плещется всепоглощающий страх.

— Не уходи, пожалуйста, я знаю, это глупо, но побудь сегодня со мной, — просит Роджер, и он до того открыт сейчас и уязвим, что Фредди просто не в силах отказать. Роджер редко позволяет себе быть слабым, и только рядом с ним.

— Хорошо, я посижу тут, — мягко улыбается Фредди и присаживается на край кровати, но Роджер отрицательно качает головой и сдвигается немного в сторону, утягивая Фредди в горизонтальное положение.

Фредди позволяет. После близости, которая была у них, ему всё ещё не по себе быть к Роджеру так близко, вкус его губ, мягкость его кожи — всё это слишком ярким пятном горит в памяти, но Роджер сейчас нуждается в его поддержке, и это куда важнее, чем всё остальное.

Они лежат довольно близко друг к другу, и Фредди боится пошевелиться, ему кажется, что после случившегося Роджер больше не будет доверять ему как прежде, но через несколько секунд он чувствует, как тот накрывает его ладонь своей и осторожно, словно боясь спугнуть, переплетает их пальцы. Фредди выдыхает, и облегчение накрывает его с головой, он прикрывает глаза, вслушиваясь в то, как выравнивается дыхание Роджера, и нежно поглаживает большим пальцев тыльную сторону худой ладони, пока сам не проваливается в глубокий, спокойный сон.

1996

Роджер смотрит, как бронза отливает заходящими лучами солнца, отражаясь в розовато-голубой воде. Фредди величественно возвышается над ним, навеки застыв в своей излюбленной позе; теперь он будет жить вечно, в своём любимом месте у берега большого озера, раскинувшегося прямо у его ног. Роджер готов кинуть к этим ногам всё что угодно, вот только Фредди это больше не нужно, и оттого весь этот фарс не приносит ему ничего, кроме невыносимой, разрывающей на части боли.

Журналисты разъезжаются кто куда, как только «шоу» подходит к концу — Роджер не может назвать это как-то иначе, он лично заплатил за возведение этого монумента, но до сих пор не понимает зачем. Впрочем, последние пять лет он живёт на автомате и давно не ищет смысла в своих поступках. Может быть, он просто хотел постоять с Фредди рядом, в полной мере не осознавая всю нелепость подобных желаний.

На самом деле Роджер даже рад, что им не позволили поставить памятник в Лондоне, эти люди не заслужили смотреть на Фредди после всего, что говорят о нём, распуская грязные слухи и выливая на него столько грязи, что хочется взять ружьё и ворваться в ближайшую телерадиостудию, чтобы прикончить этих ублюдков. Роджер всё ещё должен защищать Фредди, тем более теперь, когда сам он уже не в силах себя защитить.

Люди расходятся постепенно, и только когда толпа растворяется в вечерних улочках Монтрё, Роджер понимает, насколько он зол, разочарован и убит.

Он ненавидит этот мир, эту чертову Вселенную за то, что Фредди теперь — лишь кусок дорогого сплава, что Фредди — это песни, записи концертов, старые полароидные фотки и воспоминания. Роджер злится на себя за то, что не сказал, не сделал так многого, а самое главное — не защитил. Роджер охренеть как сильно злится на Фредди, ведь он, чёрт возьми, обещал, что с ним всё будет хорошо.

— Вот оно твоё «хорошо», мудак?! — отчаянно кричит Роджер, задирая голову вверх, он хочет хотя бы на одну секунду утонуть в теплоте тёмных кофейных глаз, но видит перед собой только красивое лицо, мастерски вылитое из бронзы.

Ведь это всё иллюзия, Фредди тут нет, и куда бы Роджер ни пошёл, он не сможет найти его. Фредди нет нигде, и это страшнее всего.

— Ненавижу тебя, ненавижу, — Роджер давится слезами и бьёт кулаком прямо по каменному пьедесталу, на котором «стоит» его друг, оставляя на сером цементе капли крови.

Он не может успокоиться, зря он вообще поехал сюда — тут каждая улочка напоминает ему о Фредди. Роджер почти как наяву видит, как Фред, вышагивая от бедра, выходит из-за поворота. Он трёт мокрые от слёз глаза — и галлюцинация исчезает, растворяясь в тёплом ветре и утопая в воде.

— Пусть это будет сном, прошу, я устал, я хочу проснуться, — словно сумасшедший шепчет Роджер и жмурится до разноцветных пятен перед глазами.

Ему на плечо ложится тёплая ладонь, и Роджер доходит до пика своего безумия, когда понимает, что реально готов поверить в то, что это Фредди.

Но Фредди здесь, конечно же, нет. Брайан сморит на него печальным, уставшим взглядом, он вымотан и выжат как лимон, и Роджер не хочет волновать его ещё больше, в конце концов, Брайан это единственное, что осталось у него от прошлой жизни. Теперь Роджер ценит его как никогда сильно, потому что Queen — это только они двое, они тоже частичка Фредди, и только это даёт Роджеру смысл существовать. Каждое утро он просыпается с надеждой, что сегодня его мучения закончатся, но прошло уже пять лет, а он всё ещё топчет эту грёбаную землю и только ради Брайана не лезет в петлю. Он не имеет права оставить его одного, Брайан этого не переживёт.

— Ему бы понравилось, Роджер, — мягко и немного грустно произносит Бри.

Его грусть стала светлой, такой, какой она становится со временем, когда ты принимаешь неизбежное и всё, что тебе остаётся, это тёплые воспоминания. Брайан смирился, Роджер всё ещё нет.

Он бы и рад, но в его доме всё ещё стоит бутылка любимого шампанского Фредди, он каждый день покупает сырные бисквиты, хотя терпеть их не может, а ещё Роджер ждёт, он знает, что Фредди больше никогда не придёт, но не меняет замки, потому что у Фредди есть запасной ключ.

— Думаешь? Он был бы в ужасе от этой лживой, пафосной церемонии, — горько усмехаясь, бросает Роджер и отворачивается к воде, вдыхая свежий озёрный воздух.

— И где тут ложь, Роджер? Мы все любим Фредди, разве нет? — спрашивает Бри, и в его голосе проскальзывают нотки раздражения.

— Да во всем, чёрт возьми! Этот хренов кусок бронзы, образ Фредди, — это всё, что осталось от него, и все вокруг думают, что это нормально, что так и должно быть, но они ни черта не понимают, насколько это ужасно! — не стесняясь никого, кричит Роджер, благо уже поздний вечер и мало кто обращает на них внимание.

— Я понимаю тебя, он и мой друг тоже, и то, что на самом деле его здесь нет, это действительно ужасно, но так нельзя, Роджер, ненависть ко всему миру не даст тебе ничего, — как всегда с присущей ему мудростью заявляет Брайан.

— А мне больше ничего и не нужно, — Роджер никогда не считал себя религиозным, но каждый день с восемьдесят шестого он просит Бога помочь Фредди.

Он обещает отдать взамен всё что угодно, но вот они тут, и за их спинами всего лишь памятник, Роджер посылает Бога на хрен и зарекается просить о чём-то его снова.

— Мир не виноват в том, что произошло, — Брайану больно слышать всё это, он не встречал людей жизнелюбивей Роджера, а сейчас от него осталась лишь серая тень.

— Хрен там, Брайан, этот убогий мир сделал с ним это и продолжает делать, обливая его грязью изо дня в день, какого чёрта им ещё нужно? Его уже нет, чего ещё они хотят? Они пишут, что он сам виноват в том, что произошло, что он был дешёвой потаскухой и лез в койку к первому встречному, они говорят, что он был жалким наркоманом, готовым за дозу на что угодно, но никто из них не знает его, мой Фредди не был таким! — Роджер сам не понимает, почему он использует это собственническое слово, возможно, это не правильно, но Фредди был его другом, примером для подражания, его стимулом становиться лучше, он, чёрт возьми, был его миром, его звездой, которая светила так ярко — и так же ярко сгорела и погасла, оставив Роджера одного среди холодного вакуума. — Мой Фредди был отзывчивым и добрым, он готов был согреть своим теплом весь этот мир, который никогда не заслуживал его, он был робким и застенчивым, он был настоящим, в отличие от всех остальных, — Роджер не понимает, зачем он говорит всё это Брайану, ведь тот знает Фредди не хуже него самого, и, наверное, это глупо, но Бри стирает слёзы с щёк и сгребает Роджера в объятия, крепко прижимая к себе.