Теодора уходит часа через два, а остальные остаются в расслабленной неге сидеть на диване и не спеша пить дальше. Брайан пьет подозрительно много, так что пьянеет наравне с Дики, Фредди давно не видел его таким.
Роджер исподтишка фотографирует эту сладкую парочку, потому что пьяный Брайан садится слишком близко к Джону и периодически зачем-то кладет свою голову ему на плечо. Дики же совсем не против и даже выглядит умиротворенным и довольным жизнью.
Чуть позже становится понятна причина такого странного поведения Брайана. Когда ближе к ночи Дики собирается пойти проведать Афросью и Марианну, Бри хватает его за руку, не давая встать с дивана, и очень озабоченным голосом спрашивает:
— Ты ведь вернешься?
— Конечно! — удивляется Дики.
— Тогда ладно, — кивает Бри. — Не хочу спать один.
— Брайан, ты не один, — уверяет Джон.
— Нихуя себе, — говорит Роджер. Он уже достаточно поплыл, чтобы перестать связно выражать свои мысли, но еще недостаточно пьян, чтобы не понимать, что они говорят.
— Только не бросай меня, ладно? — просит Бри жалостливо, пока рука Дики выскальзывает из его пальцев. — Не уходи к ним спать. И вообще не уходи.
— Я вернусь, обещаю, — с пьяной серьезностью говорит Джон и выходит почти с идеальной осанкой.
Брайан безвольно оседает на подушках, и лицо у него несчастное-пренесчастное, и Роджер не может сдержаться, чтобы не засмеяться. Он ржет так громко и долго, что начинает болеть живот, хотя сам не понимает, что смешного в сложившейся ситуации. Может, то, что происходит между этими двумя, вызывает у него чувство дежа вю? Роджер не знает, он просто смеется и даже благодарен Фредди, когда тот затыкает ему рот поцелуем.
— О! — говорит Брайан.
— Вот можно было бы не тут, — морщится Боуи.
Дики возвращается минут через десять с видом побитой собачки. К этому времени Фредди и Роджер уже лежат на диване в весьма компрометирующей позе, но их, похоже, это не волнует. Боуи сидит, закрыв глаза, а Брайан смотрит в одну точку на столе.
— Чувствую себя мудаком. По-моему, я напугал малышку, когда заявился к ним пьяный, — говорит Дики.
— Ты что, там джигу танцевал, что она испугалась? — спрашивает Боуи.
— Я просто зашел, и она убежала на второй этаж. Бабушка сказала, у нее проблемы из-за того, что случилось на Юпитере… — Дики плюхается рядом с Бри, и тот блаженно кладет ему голову на плечо и даже приобнимает. — Я сразу ушел.
— Все будет хорошо, — говорит Бри и зачем-то нюхает его плечо.
Роджер снова начинает ржать, и Фредди на сей раз закрывает ему рот рукой. Ему отчего-то кажется, что они с Боуи тут самые трезвые. Дэвиду не дает как следует расслабиться его печаль, а ему, Фредди, — видимо, чувство ответственности за этого долбоеба.
Вообще это самый приятный и спокойный вечер в кругу близких друзей из всех, что у него были, и Фредди уже готов вслух сказать это, когда Фиона сообщает, что Вайнона прислала им какое-то видео с подписью «Поздравляю, ребята». Фредди выводит видео на экран, и это оказывается кусочком из местных новостей.
Ненавистная фигура Джима Хаттона появляется на экране, и единственный хороший сюрприз тут, так это наручники, плотно облегающие его запястья. Хаттон идет с высоко поднятой головой, окруженный полицейскими, а женский голос за кадром сообщает:
«Час назад скандально известного всем Джима Хаттона арестовали, предъявив обвинение в шпионаже. Организацию «Чистый мир», на которую он работал, в срочном порядке расформировывают в связи с неопровержимыми уликами о ее незаконной деятельности».
На видео появляется помещение, наполненное полицейскими, перебирающими в компьютерах какие-то файлы, — очевидно, это офис той самой организации. Видео обрывается так же внезапно, как и началось, и в комнате воцаряется тишина, которую прерывает Роджер.
— Ну нихуя себе, — снова говорит он.
На сей раз смеяться начинает Брайан, но его целовать Фредди точно не хочет. Он сам не знает, что чувствует — облегчение или огорчение. Джима арестовали, организацию, на которую тот работал, расформировали, и им больше ничего не грозит, и это хорошо, но само упоминание о Джиме портит ему весь настрой. Меньше всего Фредди хочет слышать о своем бывшем в день их с Роджером почти-что-свадьбы. Видимо, его настроение улавливают все, потому что никто не говорит об этом и даже не упоминает за все оставшееся время до конца вечера, лишь Роджер гладит его по руке и смотрит внимательно и ласково.
Когда Бри и Дики все же уходят, время переваливает за полночь. Фредди окидывает печальным взглядом бардак, устроенный их небольшой компанией, и впервые радуется благам технического прогресса: им хотя бы не придётся всё это убирать. Роджер сонно потягивается, с трудом поднимается на ноги, едва ли не заваливаясь на бок, и смотрит хмельным расслабленным взглядом на своего мужа, потягивающего бокал вина.
— Идёшь? — спрашивает он, кидая многозначительные взгляды в сторону спальни.
Фредди и рад бы, он чертовски устал за этот полный событиями день, и всё, чего он хочет, — это уснуть в тёплых руках своей Лиззи, но Дэвид, методично накачивающийся алкоголем в течение всего вечера, заставляет его совесть тугим комком оседать где-то в районе солнечного сплетения. Им нужно поговорить, и лучшего момента просто не найти.
Кажется, сегодняшняя неловкая и неожиданная встреча на крыше добила его окончательно.
— Ты иди, я скоро приду, — отвечает Фред, читая в остром, колючем взгляде Роджера недовольство.
Фредди тяжело вздыхает и бросает в сторону Дэвида быстрый многозначительный взгляд, и, к счастью, Роджер понимает его без слов. Он явно недоволен, но, несмотря на всё своё напускное раздражение обществом Боуи, он успел привязаться к нему и даже проникнуться какими-то странными родственными чувствами, и это видно невооруженным глазом.
Тем не менее прежде чем скрыться в спальне, Роджер не забывает оставить на губах Фредди крепкий, ревностный поцелуй.
Несколько минут в комнате звенит напряжённая тишина, Фред не знает, с чего начать, а ещё вдруг на какую-то секунду даже чувствует себя чуть ли не предателем, ведь на фоне своего счастья он едва ли замечал, как тяжело даётся адаптация в этом мире его близким людям. Дэвид не просто так первым делом обратился к нему, ведь он мог пойти к Джону, но не сделал этого.
Возможно, всё дело в том, что в прежней жизни у них всегда неплохо получалось делить своё одиночество на двоих. Конечно, у Дэвида была семья, но всё равно в его глазах всегда отчётливо выделялась тоска, та же самая тоска, что и в глазах самого Фреда.
— Дэвид, расскажи мне, что произошло? — наконец-то решается Фредди, он чувствует, что этот шаг за ним, свой первый шаг Дэвид уже сделал в тот день, когда набрал его номер.
Боуи горько усмехается, одним большим глотком опустошает свой стакан и устало трёт покрасневшие глаза.
— Что именно ты хочешь узнать, Фредди? — спрашивает он хриплым голосом.
— Ты никогда не говорил о нём, — отвечает Фред, доливая себе и Дэвиду вина.
— Ты тоже не говорил мне о нём, — фыркает Боуи, бросая многозначительный взгляд в сторону спальни.
Фредди не говорил, но этого было и не нужно, Дэвид всегда знал, может быть, потому что понимал лучше других, что такое одиночество. У каждого из них были свои драмы за плечами, и делиться ими никогда не казалось хорошей идеей.
— Ну, теперь-то ты всё знаешь, так что я тоже хочу услышать твою историю.
Дэвид тяжело вздыхает, снова тянется к вину и нечитаемым взглядом смотрит куда-то в окно, на большую бледную луну.
— Моя история довольно банальная, таких миллион. Да и я отчего-то думал, что все и так были в курсе наших с ним отношений, я не планировал скрываться, да и он тоже не хотел.
— Я, знаешь ли, не большой фанат сплетен, поэтому всё-таки хочу услышать твою версию, — настаивает Фредди, и, к счастью, больше уговаривать Дэвида не приходится.
— Сначала это было весело: его глупые записки с признаниями, цветы, алкоголь. Мы таскались друг за другом на все концерты и трахались в отелях, гримёрках, клубах. Первое время втроём, с безымянными девицами, ровно до того момента, пока я вдруг не осознал, что не хочу его с кем-то делить. В тот момент веселье кончилось, потому что из дурацкого эксперимента, намешанного с наркотой и алкоголем, вдруг выросли чувства, и они пугали, ведь раньше я никогда не испытывал ничего подобного. Нам больше не нужен был никто, мы настолько утонули друг в друге, что забыли обо всём: о музыке, о семье, о мире вокруг нас. Всё, чего я хотел, — это Майкл, и мне казалось, он думал обо мне так же, — Дэвид наконец-то улыбается, немного грустно, но с теплотой.
