— Фредди, держи себя в руках, — просит Роджер и сжимает пальцы на плечах Фреда в надежде, что это хоть как-то поможет привести того в адекватное состояние. Роджер не уверен, что сможет разнять этих двоих, если они сцепятся.
— Наконец-то ты перестал смотреть на меня взглядом побитой собаки, честное слово, тошно было от этого, — говорит Джим. — Я думал, у тебя совсем чувства собственного достоинства не осталось.
— Заткнись, а то я сейчас добавлю! — обещает Роджер. На столе еще куча всего, чем бы он мог запульнуть в Хаттона.
— Мы уходим, — говорит Фред сухо.
К счастью, Хаттон молчит, пока сфера несет их к выходу, лишь смотрит, мерзко ухмыляясь, на то, как Роджер крепко сжимает руку Фредди и жмется к нему плечом, словно отлипнуть не может. Роджер кидает на него тяжелые взгляды, а Фредди бездумно смотрит на левитирующий столик.
Они не прощаются, просто встают и уходят. Роджер доверяет машину автопилоту и ИИ и пересаживается на заднее сидение к Фредди, потому что тот выглядит так, что в гроб краше кладут. Он не выпускает его руки всю дорогу, оба думают об одном и том же.
Им четверым и Боуи в том числе грозит стазис, и очевидно, что никто из них не захочет быть замороженным проектом. Так что у них огромная проблема.
— Как ты думаешь, зачем он сказал об этом нам? — спрашивает Роджер. — Ты не обижайся, но он сейчас вообще не похож на человека, который делает добрые дела.
— Я не знаю, — отвечает Фредди, он и правда не знает, но в благородство Хаттона больше не верит.
— Сто пудов он попытался нас для чего-то использовать! Чего он ожидал, что мы кинемся его умолять о чем-то? Твою же мать, Фредди, а что нам теперь делать?! — восклицает Роджер.
— Я не знаю… — снова повторяет Фред. — Для начала, давай расскажем ребятам, а там решим. Брай, может, что-то посоветует…
— Бри умница. Он точно скажет что-нибудь умное! — соглашается Роджер.
— Мы должны позвонить им прямо сейчас! — заявляет Фредди и сжимает пальцы Роджера. — Мне кажется, что у нас мало времени!
— Ты только не нервничай, хорошо? Я все сделаю, — говорит Роджер и сжимает пальцы Фредди в ответ, вглядываясь в его встревоженное лицо.
На самом деле у Роджера такое же чувство, после встречи с Хаттоном он ощущает некоторую нервозность, словно их устоявшаяся жизнь может вот-вот рухнуть. Буквально в любой момент. Кто знает, что уже успел натворить Хаттон и какой ящик Пандоры открыл за последние дни. Вдруг счет идет на минуты? Так что Роджер не церемонится, несмотря на то, что время на часах переваливает за одиннадцать ночи, и будит Бри и Дики громким звонком прямо на их чипы.
1987
Роджер непослушными руками вытаскивает из пачки сигарету, несколько раз промахивается мимо рта и красноречиво матерится, когда холодный лондонский ветер в очередной раз тушит слабый огонёк зажигалки.
— Блядство, — шипит он и чиркает снова, пытаясь удержаться на ногах.
Джон тяжело вздыхает, устало трёт переносицу пальцами и забирает у Роджера из рук зажигалку, помогая наконец-то нормально прикурить. Роджер благодарно кивает и с жадностью делает первую затяжку.
Морозный осенний ветер пробирает до костей, но у Роджера нет ни сил, ни желания хотя бы застегнуть распахнутую настежь куртку. Он мертвым грузом прислоняется к грязной кирпичной стене и смотрит вверх на серое потяжелевшее небо, с которого срываются первые капли дождя.
— Ты как? — участливо спрашивает Дики. — Последняя бутылка явно была лишней.
Роджер смотрит на друга тяжёлым взглядом с пьяной поволокой в голубых глазах, которые сейчас кажутся совсем серыми, как дождливое небо над ними.
— Прости, что вытащил тебя, но пить одному — это, кажется, первый признак алкоголизма, — горько усмехается Роджер.
Вообще Дики почти и не пил, с тех давних пор, как он обзавёлся детьми, он перестал вливать в себя всё, что горит, и стал скорее сочувствующим слушателем, именно поэтому Роджер позвонил ему. Видеть Брайана с его участливым взглядом и долгими нотациями абсолютно не хочется, а Фредди… каждая мысль о нём словно удар под дых. Роджеру кажется, что Фред поселился в его голове до того прочно, что не вытравить ничем. Он каждый день снимает трубку, набирает заученный назубок номер и скидывает вызов, потому что последнее, что он хочет, так это услышать ненавистный голос Джима Хаттона.
Мерзавец обжился в доме Фредди, словно примерная жёнушка, и Роджера просто до зубного скрежета бесит, что все воспринимают это как должное и радуются, словно Фредди встретил кого-то действительно хорошего. Роджер не знает, насколько он предвзят в действительности, и охарактеризовать все свои чувства совершенно невозможно, но в одном он уверен: Джим Хаттон — не пара Фредди, никто, включая этого засранца, не знает настоящего Фредди, никто, кроме Роджера.
— Давай подбросим тебя домой, — улыбается Джон, когда такси наконец-то приезжает.
Дождь тем временем усиливается, а ветер ещё ожесточеннее, чем прежде, гнёт макушки высоких деревьев. Роджеру бы и правда поехать домой, но вот только при слове «дом» он думает вовсе не о том месте, где бесцельно проживает дни в компании женщины, которую и видеть-то не хочется.
— Ты езжай, я на следующем, нам ведь не по пути, — у Роджера заплетается язык, а непослушное тело то и дело хочет свалиться наземь.
Дики осматривает его недоверчивым взглядом, и Роджеру на плечо опускается тяжёлая, тёплая ладонь.
— Ну уж нет, я тебя тут не оставлю, иди в машину, — Джон редко бывает строгим и суровым, и Роджера это даже немного веселит.
— Я не в первый раз напился, Дики, и всегда я приношу своё тело домой, в каком бы состоянии ни был, спроси у Фредди, если мне не веришь, — Роджер говорит это на автомате, скорее, по привычке, они не живут с Фредди вместе уже много лет, но Роджер отчего-то каждый раз думает, что когда откроет дверь, то попадёт в их общую квартиру, а ещё лучше — сразу в конец шестидесятых.
Джон печально улыбается, а на сердце до того тяжело и грустно, что хоть в петлю лезь. Неужели всего за один чёртов год их жизнь могла превратиться в кромешный ад, и всё из-за этой чёртовой болезни. Хотя, вероятней всего, они катились в яму уже довольно давно, и чем этот путь завершится, Джон предпочитает не думать — слишком страшно осознать очевидное.
— Иди в машину, Родж, — настаивает Джон, но тот только упрямо качает головой.
Что же, некоторые вещи не меняются с годами.
— Не хочу, чтобы ты наматывал круги, я поеду на следующем.
Дики тяжело вздыхает, будто мать, уставшая возиться с непослушным ребёнком.
— В таком случае езжай ты, а я подожду другую машину, — Роджер не успевает и рта раскрыть, — и слышать ничего не хочу!
Джон насильно отлепляет его от стены и тащит на себе к машине, где нервный водитель успевает посигналить уже раз пять. Он, судя по всему, не узнаёт легендарных «королев», или ему не слишком-то интересно, впрочем, это даже к лучшему, Роджер, наверное, сам себя не узнал бы сейчас. Он вымучивает улыбку, машет Джону рукой через окно и, растянувшись на заднем сидении, коротко бросает:
— Гарден Лодж. И останови у магазина.
Водитель отвечает хмурым взглядом, и машина плавно двигается вперёд.
Когда такси привозит его к знакомому дому, на улице начинается настоящая буря, ветер едва не сбивает Роджера с ног, но распитая по дороге бутылка согревает куда лучше лёгкой куртки. Роджер не понимает, какого хрена приехал сюда, но теперь, когда он знает о болезни Фреда, ему страшно не успеть. А Роджер хочет так много: смотреть, говорить, ощущать, просто знать, что Фредди в порядке, он не готов его отпустить, и правда в том, что не будет готов никогда. Роджер не верит врачам, не верит судьбе и этому грёбаному миру, потому что Фредди будет жить, и это, чёрт возьми, единственная правда, которую он готов принять.
Роджер, движимый алкоголем, перелезает через забор и валится прямо в розы, шипы глубоко царапают нежную кожу, но он совсем не чувствует боли, только замечает, как капли дождя смешиваются с кровью и грязью на его руках. Он не знает, откуда берёт силы, чтобы дойти до двери и тяжело осесть на пороге, колотя в дверь со всей своей силой барабанщика со стажем. Он собирается звать Фредди, пока тот не отзовётся, но сил не хватает. Его бьёт крупная дрожь, а тело становится совсем ватным, он колотит из последних сил в дверь до тех пор, пока та не открывается. Последнее, что Роджер улавливает, прежде чем провалиться в темноту, — это до боли родные чёрные глаза, обеспокоенный взгляд и сильные руки.
