Изображений очень много, гораздо больше, чем он им показывает, он просто берет самые значимые события — премии, награждения, вечеринки, помолвка, свадьба, выходы альбомов. Поток фотографий не уменьшается, и на каждой из них обязательно Фредди и Роджер. Сначала молодые, потом остепенившиеся и потяжелевшие, потом совсем старики. Фредди странно видеть их двоих седыми и сморщенными, даже немного страшно от подобной перспективы, которая, к счастью, именно их миновала, но в то же время эти фото притягивают взгляд, потому что на каждой он и Роджер улыбаются, будь это случайная фотография, застигшая их врасплох, или снимок с очередной премии. Они действительно счастливы, тут не может быть сомнений.

— Да ты целое досье собрал, — язвит Роджер. Ему неприятно, что этот человек копался в их с Фредди жизни, и еще более неприятно, что труд Хаттона сейчас заставляет его сердце ёкать от радости за тех двоих, которыми им не удалось стать.

— Я старался, — самодовольно отвечает Джим.

— Она сказала, что под конец мы разлюбили друг друга, — говорит Фредди. — Это так?

— Боюсь, что нет, — отвечает Хаттон. — Вы всего лишь поссорились на тот момент, и люди корпорации просто попали в неудачное время. И этот их промах стоил вашим прототипам жизней, а вам… в общем, и вам тоже это стоило жизней. Они пришли за несколько дней до смерти Роджера. Я пришел за несколько дней до твоей смерти, Фредди.

— Что значит — пришел? — не понимает Фред.

— Мне удалось взять у тебя интервью после того, как люди корпорации облажались. Они думали уговорить вас по-быстрому, за часик или полтора, и пошли по открытому мной порталу, чтобы сэкономить денежки. Но не вышло, и пришлось возвращаться во второй раз и зависать в прошлом на несколько лет. В общем, у них всегда так. В любом случае, у меня есть доказательство того, что вы любили друг друга до самого конца.

Роджеру не нравится, что Джим Хаттон сейчас выступает в роли эдакого спасителя или благотворителя, который легким взмахом руки рассеивает все их сомнения, но стоит взглянуть на Фредди, во взгляде которого плещется безумная надежда, как все слова застревают в его горле.

Джим выводит на экран видео и прокручивает его до нужного момента.

— Пришлось пользоваться старыми камерами, чтобы не вызывать подозрений, те еще галимые вещички, — поясняет он.

На изображении почти темный квадрат. Окна плотно занавешены тяжелыми гардинами, и лишь тонкий лучик света проникает внутрь, из чего можно сделать вывод, что во время съемок на улице был яркий день. Тем не менее в комнате темно, и лишь свет ночника на тумбочке едва освещает часть большой кровати и сидящего в подушках человека. Белые седые волосы выделяются ярким пятном, а худые руки, испещренные вздутыми венами, безвольно лежат на коленях, покрытых одеялом. Фредди с каким-то благоговением и ужасом узнает в этом старце себя, несмотря на то, что освещение действительно плохое и лицо едва видно.

«Кто вам сказал эту чушь?» — говорит старый Фредди возмущенно слабым и дребезжащим голосом.

«Так, значит, это неправда?» — спрашивает Джим Хаттон за кадром, и Фредди вмиг узнает его голос, таким этот голос был, когда Джим жил с ним, когда он был уже не таким молодым, как сейчас.

«Мы просто поссорились, но потом помирились. За пару дней до того, как… как Роджера не стало…» — дребезжащий голос срывается, очевидно, что говорившему трудно вспоминать.

«И поэтому вы отказали тем парням из будущего?» — спрашивает Хаттон.

«Я отказал им, потому что не связываюсь с психами!» — резко бросает старый Фредди.

«А если это была правда? Что если вы, на самом деле щедро отказались от вечной жизни, и из-за этого умер Роджер, а теперь вы умираете сами?» — спрашивает Джим, и Фредди не может поверить, что это его Джим, терпеливый и понимающий, говорит такие жестокие вещи.

«Может, вы и правда его не любите?» — продолжает дожимать Джим. — «Может, вы его никогда не любили, раз так легко раскидываетесь подобными возможностями? Ведь по-настоящему любящий человек ухватится за любую соломинку, за любую возможность, даже самую фантастическую, чтобы быть с любимым! Скажите честно, вы разлюбили его, поэтому вам было наплевать, будет ли Роджер жить вечно молодым, рядом с вами в том самом прекрасном будущем?»

Старик на видео будто задыхается по мере того, как Джим говорит, и под конец из его груди вырывается сдавленное рыдание вперемешку со стонами.

«Нет… Нет…», — его сухой надтреснутый голос похож на тоскливый вой безысходности. Он порывисто поднимает руки к лицу и плачет словно ребенок. Джим за кадром молчит, пока звучат надрывные всхлипы, наверное, ждет продолжения и цинично приближает камеру к закрытому ладонями лицу, чтобы было лучше видно.

Наконец рыдания сходят на нет, и старый Фредди, шмыгнув носом, успокаивается так же быстро, как и завелся. Узловатые дрожащие пальцы неловко стирают мокрые дорожки с дряблых щек. Фредди невольно повторяет жест на видео и тоже чувствует на своих пальцах влагу. Ему невероятно тяжело видеть все это, он настолько остро сопереживает человеку на видео — почти самому себе, — что на одной волне с ним. Он прекрасно ощущает его горечь и боль, и сердце Фредди словно разбивается вдребезги, но уже не от безответной любви, как было, а от безысходной, от той самой, которой веет с экрана. Он испытывает шок от того, насколько цинично ведет себя Джим, и от жалости к этому старику, для которого уже нет места в этом мире, который доживает свои последние дни. Дни, в которых больше нет Роджера Тейлора.

«Я любил его до самого конца», — говорит Фредди на экране охрипшим голосом, а потом, словно затаив дыхание, несмело и тихо спрашивает: — «Как вы думаете, эти люди, они могли бы вернуть его к жизни? Может, они еще придут?» — в старческом голосе слышится такая надежда, что у Фредди щемит сердце и безумно хочется обнять и успокоить, защитить. Старый Фредди выглядит беззащитным ребенком перед Хаттоном, а в его голосе слышны просительные, осторожные нотки, ведь то, о чем он просит, очевидно, очень важно для него. Это дело жизни и смерти.

«Я думаю, что нет. Точно нет», — отвечает Хаттон недрогнувшим голосом, и снова приближает заплаканное лицо с блестящими темными глазами, в которых плещется боль вперемешку с отчаянием.

— Выключи это!!! — орет Роджер фальцетом, да так, что Фредди вздрагивает.

Джим немедленно выполняет его просьбу и удивленно пялится на орущего. Роджер тяжело дышит, он весь красный и злится так, что все кружится перед глазами. Ему хочется плакать от этого видео, хочется рвать и метать и еще вернуться в это прошлое и спасти Фредди или хотя бы утешить его, чтобы убрать эту жуткую безысходность из его взгляда. Эти глаза на видео — это невыносимо для него, а плачущий в реальности Фред просто добивает. Это какая-то чертова мясорубка, и они с Фредди вертятся в ней заживо прямо сейчас!

— Знаешь, я всегда знал, что ты чертов мудила, — говорит Роджер. — Но чтобы настолько…

— А что, задели за живое страдания бедного дедушки? — язвит Хаттон. — Вот уж не думал, что вы оба такие плаксы.

— Сука, ты долбаная сука… — повторяет Тейлор, прожигая Хаттона ненавидящим взглядом, и берет Фредди за руку. — Мы зря сюда пришли, я так и знал, что будет какое-то дерьмо! Нам надо уходить! — говорит он. — Эй, детка, с тобой всё в порядке? Хочешь, уйдем отсюда прямо сейчас?

Фредди отрицательно качает головой и берет себя в руки.

— Ты говорил, что расскажешь что-то, чего не покажут в передаче, — напоминает он Джиму.

— Я хотел просто предупредить, по старой памяти, правда, без всяких корыстных целей, что я нарыл на корпорацию достаточно, чтобы подать на организацию в суд.

— И что с того? — снова довольно агрессивно спрашивает Роджер.

— Вам, конечно, об этом никто не скажет, но это напрямую касается вашей группы и Боуи. А ты довольно сексуальный, когда злишься, миленький Родж, ничего, что худощавый, на любителя, — говорит Хаттон, оглядывает Роджера наигранно оценивающим взглядом и снова цокает языком.