Роджер какое-то время лежит и смотрит в потолок, где яркое пятно, подсвеченное уличным фонарем, выхватывает часть белой потрескавшейся штукатурки. Ему кажется, что это пятно — словно волшебный тоннель в то выдуманное будущее, о котором она говорила. Роджер не может выбросить это из головы, как ни старается, потому что сказка слишком хороша, слишком заманчива, настолько заманчива, что его сердце не выдерживает и болит так сильно, что Роджеру кажется — он сейчас умрет. Стоит только представить, что это могло бы быть правдой. Если бы это было правдой…

Он пьет снова, как можно больше, чтобы забыться, стереть из памяти слова этой сучки, слова, которые никогда не будут правдой и которые режут его на куски, каждое слово как удар ножом, и Роджер снова ненавидит ее и хочет выцарапать ей глаза. Вот только ее нет, а была ли? На половине второй бутылки ему становится все равно.

И вот сейчас он сидит и смотрит на капсулу у себя на ладони. Он не знает, что это, но предполагает, что яд или убойная наркота, от которой он откинет копыта. После того, как он подписал контракт, который даже не прочитал, он больше никому не нужен, это совершенно очевидно.

Роджер взрослый мальчик, он не верит в сказки, он вообще больше не верит ни во что, но дай отчаявшемуся надежду, пусть даже глупую и неосуществимую, он схватится за неё, даже если сам будет понимать, какой это, в сущности, бред. А еще Роджер помнит, как однажды Фредди спросил его, готов ли он поверить в сказку, если это значит, что они снова смогут быть вместе? Роджер не изменил своего мнения, он готов поверить во что угодно и идти с Фредди хоть в самое пекло, не задумываясь ни на минуту. И вот теперь, смотря на эту чертову капсулу, Роджер пытается понять, что если он просто сошёл с ума в своём отчаянном желании увидеть Фреда?

Роджер пьёт ещё, потому что ему страшно, настолько страшно, что руки дрожат уже не от алкоголя, а перед глазами стоит образ Фредди в той белой, воздушной тунике, и слова Мэри звучат в голове: «Выпей её, когда будешь готов».

Двадцать лет ада — достаточно ли этого, чтобы отдать долг своим близким? Потому что больше Роджер не хочет, он просто устал. Можно притворяться живым сколько угодно, но факты вещь упрямая, он уже давно умер и он сходит с ума от того, что ему приходится таскать своё мёртвое, разлагающееся тело по этой земле грёбаных двадцать лет. У него было двадцать самых лучших лет в его жизни, и в отместку он получил двадцать лет страданий, так, может быть, достаточно? Что если Фредди и правда ждёт его где-то там, а Роджер сидит тут, не в силах принять одно-единственное верное решение?

Готов ли он? Определенно нет. Он жутко трусливый человек, который цепляется за жизнь, даже если она — дерьмо, и он может часами уговаривать себя пожить еще чуть-чуть, потому что «Брайан без него не справится», потому что «Бри будет тяжело одному». Вот только правда в том, что у него просто не хватает духу взять и покончить с этим. Роджер никогда не будет готов, он будет трусить до последнего, так стоит ли тянуть с этим еще?

Роджер уверен, что капсула, которую дала ему Мэри, подействует отменно — вряд ли расчетливая сучка могла ошибиться в таком важном деле, но все равно встает и на ватных ногах идёт к аптечке, не выпуская из рук полупустую бутылку. Он помнит, что там где-то должен быть пузырек со снотворным, которое выписал ему доктор около полугода назад, правда, Роджер никогда им не пользовался, так как походы к врачам и психологам, на которые вытаскивал его Бри время от времени, не давали своих результатов и Роджер по-прежнему считает, что самое лучшее снотворное — это алкоголь. Тогда он злился на Брайана, а теперь рад, ведь таблетки пришлись как нельзя кстати. Он не хочет ничего чувствовать, поэтому предпочитает спать, когда это произойдет.

Его сердце колотится так, что он почти трезвеет. Руки потеют, и пальцы противно скользят по гладкому пузырьку, пока он открывает крышку. Методично, одну за одной, он вытряхивает таблетки из пузырька, так что в итоге они все помещаются в ладонь. Он долго рассматривает кругляши, которые оборвут его жизнь, стоит только выпить их. На миг он безумно хочет отступить, положить таблетки на место и продолжить жить, как жил, ведь это правильно? Ведь он сильный, он справится? И Фредди бы хотел, чтобы он справился, Фредди бы точно хотел, чтобы он жил…

Его трясет, и слезы льются из глаз потоком, он так слаб и чувствует себя полнейшим ничтожеством, трусливым и совершенно ни на что не годным. Он не может жить, и у него не хватает духу умереть — разве он достоин называться человеком? Да он просто слизняк, не способный принять решение, слизняк, который цепляется за ненужную жизнь, утопающий в болоте собственного горя и утаскивающий за собой всех, кто хоть чуть-чуть еще его любит. Роджер вспоминает усталое лицо Брайана и его тусклый взгляд. Каждый раз, глядя в эти глаза, он чувствует себя виноватым. Он помнит, как смотрели на него его дети, когда их мать разрешила им встретиться в первый раз за много лет. Роджер просто сбежал тогда, чувствуя жгучий стыд за себя. Никому из них он не нужен, зачем обманывать себя… Он обуза.

Роджер боится передумать, когда давится таблетками и яростно запивает их виски прямо из горла. Внутри все сжимается от ужаса и неверия, что он делает это, а ноги подгибаются, и он просто оседает на пол там, где стоял. Во рту отвратительный горький привкус, и он пьет и пьет, не останавливаясь, пока бутылка не пустеет. Роджер никогда не интересовался способами самоубийства, и он вообще-то нихрена не знает, насколько мучительным будет это дерьмо, но, похоже, таблетки или алкоголь начинают действовать — и ему становится все равно. Он закидывает в рот капсулу, которую дала ему Мэри, и просто ложится на пол, закрывая глаза. Он чертовски устал, и этот заход за таблетками вытянул из него последние силы.

Роджер не ждёт, что по ту сторону он действительно увидит Фредди, они ведь всего лишь горстка космической пыли, и Роджер даже не надеется, что где-то там, среди звёзд, Фредди ждёт его, он просто хочет, чтобы боль прекратилась. Совсем скоро от него останется только тлен да фотографии на память, в это сложно поверить, ведь жизнь такая прилипчивая штука. Роджер вспоминает тот замечательный сон, приснившийся ему сегодня, и улыбается вымученной улыбкой, по щекам снова текут слезы, ведь совсем скоро он лишится и этого — видеть Фредди во сне. Совсем скоро он совершенно безвозвратно потеряет себя, а вместе с собой и его.

— Забирайте его, — вдруг слышит он голос Мэри, далекий и глухой, словно Роджера поместили в яму.

Слезящиеся глаза ничего толком не могут разглядеть, лишь размытый белокурый силуэт мелькает в поле зрения на секунду, а потом его поднимают и кладут на что-то мягкое, невесомое. Голова поворачивается на бок, пока его перекладывают, и он видит тени каких-то людей вокруг, они суетятся, и их тихие голоса отдаются в его черепной коробке эхом.

«Сука», — хочет сказать Роджер, но голос не слушается его, впрочем, как руки и ноги. Отрава действует очень быстро и качественно — Роджера парализует.

— Где дубликат? Бросайте и уходим, пока он не приехал!

Сознание очень быстро ускользает, и Роджер уже не понимает, где явь, а где — его галлюцинации, когда видит, как двое в белом кидают на то место, где он только что лежал, чье-то тело. Оно с глухим стуком падает на пол, и Роджеру кажется, что тот чувак до странности похож на него самого. Он пытается вглядеться сквозь слезы в происходящее, но его голову поворачивают и кладут прямо, а потом фиксируют чем-то. Запоздалая паника охватывает его, когда потолок над ним разверзается черным туннелем. Туда словно затягивает, и Роджер ничего не может с этим поделать. Последнее, о чем он думает, прежде чем потерять сознание, что, возможно, именно так и выглядит смерть.

Две минуты спустя

Брайан останавливается у знакомой двери и долго топчется на пороге, не решаясь войти. Ему чертовски стыдно за себя, но семейные дела настолько вымотали его, что он только ближе к обеду вспоминает, что сегодня двадцать четвёртое ноября — день смерти Фредди.