Роджер прижимает его к себе, жмется бедрами к бедрам, почти до боли втираясь своим стояком в его, целует шею, оставляя засосы, вылизывая каждую набухшую жилку на ней, трется щекой о подбородок, с наслаждением ощущая шероховатость от сбритой щетины, и целует в губы, нежно, не спеша. Руки Фредди невесомо скользят по его спине, спускаются на задницу, а пальцы оглаживают ложбинку между двух половинок, и это невероятно приятно. Роджер гладит Фредди так же, он повторяет за ним, потому что сам не знает, как это должно происходить, но похоже, он все делает правильно. Фредди стонет ему в рот и слегка прогибается в спине, словно приглашая действовать смелее.

У Роджера перехватывает дыхание от собственной смелости, но он действительно делает это. Он изучает Фредди, чувствуя маленькие волоски даже там. Роджер ласкает Фредди как может, так, как он ласкал бы девушку, кружит пальцами возле входа, слегка надавливает, но там сухо, потому что Фредди — это ни фига не девушка, и Роджер совсем забыл про смазку. Тюбик валяется где-то в дебрях одеяльного хаоса, и у Роджера нет никаких сил искать его прямо сейчас, так что он просто смачивает пальцы слюной.

Фредди медленно плавится и умирает. Он отдается ловким рукам барабанщика, утыкается Роджеру в шею и стонет каждый раз, когда его тонкие пальцы проникают глубже. Поза жутко неудобная, и Роджер не достает до его простаты, да и вряд ли вообще знает, где ее искать, тем не менее Фредди и без этого уносит. Ему кажется, он пьянеет, и голова идет кругом, словно он выпил несколько бокалов шампанского и теперь готов как воздушный шарик вознестись к потолку от распирающего его удовольствия.

— Роджер, прошу… — шепчет он, вдыхая запах его волос, сил терпеть остается все меньше и меньше. Фредди хочет уже почувствовать Роджера внутри себя, так сильно хочет, что его просто трясет. Он реально умрет, если этого не случится прямо сейчас!

Фредди отстраняется, опускается на кровать, подкладывает под живот подушку и сгибает одну ногу в колене, призывно выгибая спину. Поза более чем говорящая. Она просто кричит: «Возьми и трахни меня!» и Роджер на миг замирает, тяжело дыша. Он просто хочет наглядеться, впитать в себя каждую мелочь, запомнить совершенный изгиб стройной спины, огладить взглядом длинные ноги, плавно переходящие в ягодицы, которые призывно открывают взору развратную картину. Колечко мышц слегка расслабленно, кожа вокруг блестит от слюны, а завивающиеся волоски плотно окружают вход, открывая лишь самое малое, и это настолько интимно и притягательно, что у Роджера рот невольно наполняется слюной. В голову приходит мысль, которая раньше ему бы никогда не пришла, но после того, как Фредди ему чуть в задницу языком не залез, он прекрасно понимает, что может тому понравиться, поэтому он наклоняется вперед и пробует Фредди на вкус. В конце концов, он же делал куни, и не раз, так что опыт у него есть.

Фредди вздрагивает от прикосновения его языка, охает и бубнит что-то лицом в подушку — насколько Роджер может судить, не на английском, но похожее на ругательства, — однако тембр его дрожащего голоса не оставляет никаких сомнений в том, что ему всё нравится. Роджер старается, выписывает языком кренделя, кружа вокруг входа и проникая внутрь насколько возможно, он в восторге от своей идеи, потому что слышать надрывные всхлипы Фредди — это лучше всякого оргазма. Единственный минус данного действия — это маленькие курчавые волоски, которые окружают анус. Роджер раньше никогда не задумывался, что волосы могут создавать столько проблем, и теперь он прекрасно понимает, почему девушки бреются. Волоски выпадают и периодически оказываются у Роджера во рту, и тому приходится отплевываться, так что примерно на пятом разе он уже чувствует себя верблюдом.

— Черт возьми! — хрипло восклицает он, отрываясь. — Фредди, я побрею тебя, честное слово!

Фред поворачивает голову на бок и смотрит на него одним глазом, лицо его раскраснелось, и он невероятно блядский сейчас, весь такой затраханный и лохматый, возбужденный до предела, желающий, чтобы его взяли. Нет, желающий, чтобы его взял именно Роджер!

— Думаю, я кончу раньше, чем дождусь этого, — говорит он, и Роджера уносит, потому что Фредди всегда умел вовремя и правильно язвить.

Он все-таки находит тюбик и склоняется над Фредом, невесомо прижимаясь к его спине, он закрывает глаза, вдыхая запах Фреда с его плеча, словно заправский героинщик. Роджер медлит, потому что горло перехватывает от предстоящей перспективы и голова идет кругом, а сердце колотится так, что он слышит его стук в ушах, ему нужно всего лишь несколько секунд, чтобы привыкнуть к испепеляющему жару, который источает тело Фредди, иначе он просто сгорит как спичка.

Однако Фредди не разделяет его чаяний, он требовательно подается назад, толкается задницей, причиняя Роджеру почти что боль, заставляя шипеть и ругаться. И хотеть Фредди еще больше. Чувствительная головка его члена ощущает каждый жесткий волосок, каждую складочку растягивающегося под напором ануса, и Роджер словно погружается в шелковистую и очень тугую ловушку. Фредди сжимает его и так сладко поглощает в себя до самого конца, что у Роджера просто темнеет в глазах от удовольствия, которого он еще ни разу испытывал.

Он тяжело дышит куда-то Фредди в ухо, цепляется за него и не может двинуться с места еще пару секунд, нахлынувшее удовольствие парализует его, и он как сквозь вату слышит голос Фредди. Тот снова толкается, почти подкидывает Роджера над собой, выводя из сладкого ступора. Роджер ахает и сам толкается вперед — напористо и до конца, вырывая из Фреда хриплые стоны.

Роджер самозабвенно трахает его, прислушиваясь к стонам и меняя амплитуду движений и угол проникновения так, чтобы Фредди больше нравилось. Он плывет на волнах страсти, действуя уже чисто интуитивно, и думать о чем-то совершенно нет сил. Мир вокруг сужается, они словно оказываются в вакууме. Роджер знает, что это верный предвестник оргазма, и лишь надеется, что не кончит слишком рано как неопытная школьница. Он бы хотел первым довести до пика именно Фредди, но Роджер не гуру секса и не может контролировать эти процессы, особенно если его член так туго обхватывает этот невероятный зад. Так что, когда он кончает, сладко изливаясь глубоко во Фредди, первая его мысль после того, как он приходит в себя: он всё испортил.

Фредди под ним потный и тяжело дышит, Роджер не может вот так с лёту сказать, кончил тот или нет, но предполагает, что нет.

— Прости… — вырывается у него.

В этот же миг его сталкивают, и Фред резко переворачивается на спину.

— Мне не нравится это твое «прости», — заявляет он хрипло.

Его член по прежнему стоит колом, подтверждая опасения Роджера, и тому стыдно за себя вдвойне. Он чувствует, что не может оставить Фредди в таком положении, и на ум приходит только одно, что он мог бы сделать, но Фред отталкивает его руку от своего члена и направляет ее ниже, разводя ноги в стороны.

— Вот так, — просит он.

Это чертовски смущающе для Роджера — делать такое под пристальным взглядом, но в то же время в сто раз круче, потому что теперь он может видеть выражение лица Фредди, когда сгибает пальцы внутри и, кажется, попадает по нужной точке. Роджер, конечно, слышал о простате, но на себе никогда не испытывал, так что сейчас он может только удивляться, насколько это место, оказывается, чувствительное. Фредди выгибается, пока Роджер трахает его пальцами, и Тейлора снова охватывает жар, потому что никто не сможет остаться равнодушным при виде стонущего Фреда с разметавшимися по подушке волосами.

Фредди такой открытый в этот момент, каждый раз, когда стонет или откидывает голову назад, обнажая шею с венками, — всё это для Роджера словно молитва о помощи. Он будто без слов просит сделать еще лучше чем есть, и Роджер каждым своим биением сердца откликается на эту молитву. Он наклоняется и неумело берет член Фредди в рот.

По языку расползается соленый терпкий привкус, и Роджеру это удивительно приятно, ведь он принадлежит Фредди, а его, похоже, возбуждает всё, что связано с ним. Он ни фига не понимает в этом деле и никогда не делал минет, так что подозревает, что получается у него отвратительно. Он кашляет каждый раз, едва головка оказывается слишком глубоко в горле, постоянно забывает про зубы, и всё это, вообще-то, чертовски тяжело, но он старается совершенно искренне.