Роджер сглатывает ком в горле и чувствует, что ещё немного — и списать всё на долгое воздержание уже не выйдет, всё становится таким странным, и это, чёрт возьми, его вина, нечего было предлагать этот маскарад. Дэвид появляется в гримёрке неожиданно, так что Фредди с Роджером почти подпрыгивают на месте, словно их застали за чем-то непристойным.

— Роджер, тебе звонит Доминик, что-то срочное, — говорит он.

Роджер видит, как мгновенно меняется в лице Фредди при упоминании Доминик, и это отзывается тягучей болью в районе сердца.

— Дождись меня, — просит он и даже немного расслабляется, когда Фредди слегка улыбается в ответ.

Роджер не понимает, с чего Доминик звонит ему во время работы, он даже не представляет, откуда она, чёрт возьми, узнала номер их павильона, и отчего-то он очень зол, он не хочет расстраивать Фредди, только не сейчас, когда тот подпустил к себе так близко.

Роджер резко хватает трубку и выдает раздражённое: «Слушаю!»

Доминик что-то лепечет в трубку, голос у неё испуганный и, кажется, заплаканный, и Роджер начинает беспокоиться: вдруг случилось что-то плохое?

— Ты можешь нормально объяснить, что произошло? — не выдерживает Роджер, возможно, он ведёт себя слишком резко, но всё, о чём он может думать, — Фредди ждёт его.

— Я очень плохо себя чувствую, не могу встать, сильно кружится голова и тошнит, прошу тебя, приезжай поскорей.

Роджер хочет разбить что-нибудь, вот только вещи в этой комнате не виноваты в грёбаной несправедливости этого мира. Конечно же он не может бросить жену в беде, но это значит, что ему снова нужно отказать Фредди. И он уж точно не будет слушать никаких оправданий.

Фредди не нужно ничего говорить, он видит всё по лицу Роджера и снова падает с высоты на самое дно, разбиваясь на части. Это ничего, Фредди привык, боль — это не так страшно, если ты засыпаешь и просыпаешься с ней.

— Хорошего вечера, — холодным, пустым голосом бросает Фредди и в пару широких шагов преодолевает расстояние до дверей.

— Фредди, постой… — но останавливать уже некого, шаги Фредди раздаются где-то в коридоре, словно вбивая в сердце Роджера ржавые гвозди.

Роджеру больно, его словно ломает изнутри, и это новая, абсолютно непонятная ему боль, он совсем не знает, как справиться с ней.

Когда он возвращается домой, его встречает абсолютно здоровая Доминик, девушка улыбается и приглашает его к столу, заявляя, что сделала это только потому, что хотела устроить ему сюрприз.

Роджер бьёт посуду, кричит так, что его слышит, наверное, вся округа, и разносит полдома в надежде, что ему станет хоть немного легче, только легче не становится, он готов ночевать у Фредди на пороге и просить прощения хоть каждый день, знать бы только, что от этого будет хоть какой-то прок. Роджер теряет Фредди, и самое страшное — он не знает, как это остановить. Он не понимает, что происходит между ними, чувств так много, и все они непонятные, пугающие и словно закрыты на крепкие металлические замки. Роджер виноват, Роджеру страшно, Роджер хочет вернуться в прошлое, чтобы просто положить голову Фредди на колени и чувствовать, как медленно пальцы путаются в его волосах.

Фредди ведет себя как настоящая девчонка, и это жутко умиляет. Роджер провожает его домой, словно больного, потому что Фредди, похоже, в шоке от услышанного и ни на что не способен. Все, что он смог выдавить из себя на крыше, это: «Ты тоже мне нравишься, Лиззи», а потом ему вроде как стало плохо — Фредди затрясло мелкой дрожью, словно от холода, и Роджер решил увести его с ветра.

Он не может понять до конца, откуда такая сильная реакция: Фред выглядит так, словно на него рухнул целый мир и он находится в раю одновременно. Роджер боится позволить себе допустить мысль, что он НАСТОЛЬКО нравится Фредди, потому что это даже в его мечтах нереально! Но тем не менее наглядное и трясущееся доказательство идет рядом с ним, еле волоча ноги, и Роджер с трудом сгружает свое новоприобретенное богатство на диван и со всех сторон укутывает пледом.

Он садится рядом, прижимает Фредди к себе и просто ждет, пока тот не перестанет трястись. Спрашивать что-то сейчас бесполезно, как и предлагать чай, так что Роджер просто отдается во власть своих ощущений. Оказывается, прижимать Фредди к себе, зная, что ты ему нравишься как парень, — это совсем не то же самое, что по-дружески. Всё вдруг становится другим, и мир приобретает совершенно иные оттенки, и Фредди в его руках совершенно другой — Роджер впитывает эту новую для него атмосферу притаившегося счастья и подозревает, что еще увидит те стороны личности Фредди, о которых даже не подозревал, находясь в статусе друга, и он уже заранее знает, что они ему понравятся. Лишь бы не испортить всё опять!

— Расскажи мне… — вдруг просит Фред, — как ты дошел до такой жизни.

То, что Фредди пытается острить, — это хороший знак. Роджер отстраняется и смотрит ему в лицо. Фредди выглядит смешным и милым, его волосы взъерошены как воронье гнездо, ресницы слиплись, а на щеках видны подсохшие дорожки от слёз, нос покраснел и слегка распух, а в миндалевидных глазах такое выражение, словно Фредди впервые увидел его. Ему безумно хочется снова поцеловать Фредди, ему много чего хочется, но тот ждет ответа с самым серьезным выражением на лице, и Роджер не может это проигнорировать.

— Помнишь тот случай с Теккером? Ты тогда пошел с ним на свидание.

Фредди кивает, он, конечно же, помнит, он помнит всё, что связано с Роджером, а такое уж тем более не забудешь.

— Так вот, в тот день, в ту ночь, я понял что ты мне нравишься… — Роджер замолкает, потому что дыхание перехватывает от волнения. И пусть он уже произносил эти слова, но то было в запале, и это было не совсем то, что Роджер хотел сказать изначально. Ему ведь Фредди не просто нравится, а безумно нравится. Роджер любит его, и причем уже давно. Всю свою жизнь, если точнее. Но вывалить всё это за раз вдруг не кажется ему хорошей идеей. Фредди и без того поплохело, и Роджер лишь надеется, что это от счастья.

— И ты ничего не говорил мне, — заключает Фредди, вид у него недовольный, но он по-прежнему такой же милый. — А потом ты решил, что сходить на свидание с Люссом Мэрэ — это великолепная идея…

— Ага, — поддакивает Роджер. — И я получил за это трепку.

Он и сам хотел бы знать, как давно нравится Фредди, но боится спросить, потому что теперь вдруг кажется, что он нравился ему всегда, еще очень и очень давно, когда они жили в семидесятых в одной квартире, тогда Фредди смотрел на него так же, как смотрит сейчас, отчего бегут мурашки по спине и перехватывает дыхание. Но ведь это же невозможно, правда? Роджер заставляет себя выбросить эту абсурдную мысль из головы. Естественно, это невозможно, он выдает желаемое за действительное, подгоняет факты, а это совсем не то, чем ему сейчас стоит заниматься.

— Хорошую трепку, дорогуша, — отвечает Фредди и наконец перестает хмуриться, и губ его касается слабая улыбка.

— Так это была сцена ревности? — поддевает его Роджер.

— Именно, — Фредди улыбается шире, и в глазах его появляется прежний живой блеск, он больше не смотрит на Роджера так, словно у того на башке выросли оленьи рога.

— Хочешь, сделаю тебе что-нибудь? — спрашивает Роджер. — Чай, горячий шоколад?

Он видит, что Фредди почти пришел в себя, и ему вдруг становится до странного неловко, потому что после таких признаний, как правило, люди целуются и всё остальное, но он почему-то чувствует неуверенность в себе. Он не знает, как подступиться к Фредди, был бы тот девушкой, Роджер давно бы его закадрил, а тут он ступает на новую для себя стезю и теряется. Фредди — не девушка, Фредди — это тот парень, от которого у Роджера сносит крышу, и он предсказуемо трусит.

Фред высвобождает руки из пледа и вытирает уже почти сухие щеки. Он чувствует себя так, словно пробежал спринтерский марафон и получил за это в награду крылья за спиной. Ощущение счастья настолько непривычно, что он не может до конца осознать, что это происходит именно с ним, что он действительно нравится Роджеру. Ему периодически кажется, что он просто спит, и если бы не дикий адреналин в крови, который сейчас заставляет его чувствовать себя плохо, Фредди бы точно списал всё на сон.