***

Роджеру снится что-то странное, обрывки прошлого смешиваются с будущим, в котором он даже пока что не существовал. Он смотрит на себя, но как-будто видит другого человека: волосы у него белые, привычно взлохмачены и вьются к концам, и глаза всё такие же голубые, вот только себя он не узнаёт.

Зеркало идёт рябью, и в следующий момент на него смотрит Бен, с его причёской, в его одежде и сигаретой во рту. Роджеру от чего-то становится жутко, будто из него вытянули душу и он теперь просто пустая оболочка, марионетка в чужих руках, а образ Бена сменяется другим, и его Роджер не хотел бы видеть никогда. Это он сам, с холодными, пустыми глазами, седой бородой и жуткой ухмылкой на губах.

Роджер хочет закрыть глаза, хочет разбить это зеркало к чертям собачьим, потому что этот чужой ему человек будто шепчет одними губами, что это всё его вина, что он не помог, не спас, не захотел, что Фредди умер и ему с этим жить, а как жить - не понятно, Роджер не хочет становиться таким, не хочет потерять всё, что дорого, а тот, кем ему придётся стать, смеётся, высоко закинув голову, и смех у него жуткий, обжигает льдом.

Роджер срывается с места и бьёт кулаками прямо в стекло, разбивая руки в кровь и чувствуя, как та каплями падает на пол, а в заляпанных кровью осколках Роджер видит родной взгляд тёмно-карих глаз, и в них нет ничего, кроме боли.

— Роджер, — словно вытаскивая его из бесконечной пучины боли, зовёт такой знакомый голос.

Роджер не знает, кто это, но этот голос всегда ассоциировался с домом, с осознанием собственной безопасности, и Роджер с радостью идёт за ним.

— Роджер, просыпайся. Мы приехали.

В реальность его выбрасывает резко. В салоне автомобиля тепло и как-то даже уютно, уж точно уютней, чем в этом грёбаном кошмарном сне. За окнами совсем темно, а дождь бесформенными кляксами растекается по лобовому стеклу. В салоне пахнет кофе и дорогой туалетной водой. Брайан смотрит обеспокоенно, с присущей ему заботой в ореховых глазах, всё как раньше, не считая того, что за эти годы целая жизнь прошла.

— Где мы? — хриплым от сна голосом спрашивает Роджер, пытаясь разглядеть хоть что-то в темноте улиц.

— В Лондоне. У меня тут квартира, — коротко отвечает Бри и лезет в бардачок за ключом.

Роджер хочет спросить, почему не Суррей, но мозги включаются быстрее, чем он успевает сморозить очередную херню. У Брайана ведь семья, жёнушка и всё такое, и ей-то вряд ли объяснишь, с чего вдруг её, откровенно говоря, не молодой муж якшается с малолетним “сыном” своего друга. Роджер порой забывает, что в этом времени их дружба выглядит, по меньшей мере, странно. В голову внезапно лезут всякие пошлые ассоциации, но Роджер быстро смахивает их к прочему багажу неуместных мыслей, так как сил даже на дебильные шуточки не хватает.

— Тайная жизнь Брайана Мэя, — усмехается Роджер, как только они покидают тёплый салон дорогого автомобиля.

На улице холодно, ещё и промокшая одежда напоминает о себе, заставляя поёжиться от порывов холодного ветра. Роджер забегает в просторную парадную чуть ли не быстрее Брайана.

— Моя тайная жизнь закончилась году так в семидесятом, и иногда я по ней чертовски скучаю, — отвечает Бри, когда они входят в просторный лифт.

— Да уж, некоторые вещи из твоего прошлого лучше никому не знать, — тихо посмеивается Роджер, чувствуя, как постепенно тревога отступает.

— Кто бы говорил, Роджи, — фыркает Мэй, и в глазах у него пляшут черти, словно все годы разом стёрлись и Бри такой же, каким Роджер видел его ещё месяц назад.

В квартире темно и прохладно. Сразу видно, что бывают тут не часто. Тем не менее в каждой детали интерьера Роджер невольно узнаёт Брайана. Несколько гитар, аккуратно расставленных вдоль бежевой стены, аккуратно сложенные провода и прочие гитарные примочки, на кофейном столике куча исписанных нотных листов - это, пожалуй, единственное, что находится тут в беспорядке.

Квартира совсем небольшая, наверное, что-то вроде тайного убежища, места, где можно побыть одному, и это подкупает. Это как раз то, что нужно Роджеру сейчас - немного покоя и возможность подумать.

Брайан тем временем роется в шкафу, вручая Роджеру огромную футболку и спортивные штаны.

— Одежды тут немного. Душ там, — Мэй машет рукой в направлении коридора и снова погружается в поиски шмоток, теперь, судя по всему, для себя.

Только под тёплым душем Роджер понимает, как же сильно он замёрз. Весь сегодняшний день кажется бредовым калейдоскопом идиотских и странных событий. Кажется, с момента мордобоя вечность прошла, а нет, всего-то полдня. Бен, к слову, не звонил ни разу, и Роджер не знает, радоваться этому или напротив, паниковать.

С одной стороны, он ведь сам просил дать время, но с другой - он слишком привык быть ведомым и принимать чужое внимание, ничего не отдавая взамен. Его старшая версия права, он чёртов эгоист.

В какой-то момент ему правда думается, что он заслужил всё, что с ним произошло. Может быть, не зря его забросило в это будущее. Теперь он видит чётко и ясно, что всё, что он делал, было неверно и привело к трагедии. Хочется верить, что он сможет вернуться домой и исправить все свои пока что ещё не свершившиеся ошибки. А ошибок много, почти на целую жизнь.

Роджер выходит из жаркой ванной комнаты, вдыхая полной грудью запах свежезаваренного кофе, пропитавшего за это время всю небольшую квартиру. Желудок напоминает о себе тягучим поскуливанием, кажется, он сегодня и не ел толком, а потому даже вазочка с печеньками и конфетами вызывает чуть ли не восторг.

— А есть что выпить? — спрашивает Роджер, набивая рот шоколадными конфетами.

Тейлор сейчас словно ангел во плоти, в этой огромной ему одежде, мокрыми волосами, румянцем на щеках, уплетающий конфеты. Немало людей обманулись этой ангельской внешностью, обмануться ведь и правда легко, ведь за этой внешностью очень надежно скрывается взбалмошный, склочный характер и тонны ругательств, так часто срывающихся с этого прекрасного рта, тем не менее в моменты искренности Роджер и правда трогательный и нежный, в какой-то степени ребёнок, и Брайан знает это как никто другой. Однажды ему уже посчастливилось разделить с Роджером жизнь, и если честно, он даже не надеялся увидеть его снова таким молодым и настоящим - тем самым Роджером, которого Брайан так трепетно хранит в своих воспоминаниях.

— Только пиво, — отвечает Мэй, он теперь толком не пьёт, возраст уже не тот, а гостей в эту квартиру он не приглашает, так что и алкоголь держать не для кого.

— Сгодится, — фыркает Роджер и парой больших глотков выпивает свой кофе.

Роджер знает, что алкоголем делу не поможешь, но ему хочется выключить мысли, почувствовать себя свободным. Пиво, конечно, не лучший вариант, но всё равно расслабляет.

Брайан сомневается, но всё же берёт бутылку и для себя, хуже, в любом случае, уже не будет. Раньше он правда думал, что многих его хороших друзей или знакомых погубил алкоголь, но со временем он понял, что дело вовсе не в нём. Их образ жизни не предполагает долголетие и иногда он думает, можно ли назвать себя счастливчиком, ведь многих уже давно нет: Леннона, Бонема, Боуи…

Когда не стало Дэвида, Брайан много думал, как закончится всё для него и как вообще назвать то, что происходит с ним сейчас, это жизнь или существование?

Престарелый, доживающий свой век рок-музыкант. Его не убил чокнутый фанат, он не захлебнулся собственной блевотиной и не сдох от передоза, он не пустил себе эпично пулю в висок и не нажрался снотворного, чтобы уснуть навсегда, хотя хотелось, иногда чертовски сильно. Брайан так держится за эту жизнь, но всё это время он не понимал, зачем, ровно до того момента, пока на его пороге не появился Роджер, - не тот Роджер, которого можно назвать разве что бледной тенью себя самого, а настоящий Роджер, с огнём в глазах и упрямством, которого хватило бы на стадо ослов. И всё вокруг вдруг заиграло красками и приобрело цвет. Брайан вдруг ощутил реальность происходящего, осознал, что хотя бы в одной из вариантов Вселенных его жизнь сложится иначе, и не только его.