– Добрый день! – приветствие было совмещено с предъявлением своего мандата и стандартной вступительной речью, – У следствия имеется ряд вопросов, на которые вам нужно без промедления ответить.

– Здрасте, – бесцветный и какой-то унылый голос дородной женщины из соседнего региона, обделенного преимуществами туристического рая, не предвещал никаких жизнеутверждающих мотивов, – нужно, так нужно. Проходите сюда. Моих разбудить?! У нас сиеста послеобеденная, так что не обессудьте.

– Будьте добры, всех членов семьи пригласите на пару слов. Я надолго не задержу. Это не протокольный допрос, а простая формальность по опросу всех отдыхающих туристов турбазы. Ведь место происшествия находится в непосредственной близости, и важно осуществить стандартные следственные мероприятия.

После того, как довольно грузный мужчина с волосатым туловищем и помятым от подушки лицом в сопровождении разбалованного подростка, который не только не поздоровался с незнакомым посетителем, но и довольно громко стал просить родителей визглявым и плаксивым голосом пойти искупаться в бассейне на территории турбазы, присоединился к жене и оперативнику, началось то занудство, которого так не любит Ищенко.

Беседа не получилась не только дружеской, но даже и хоть чуть-чуть продуктивной. Все время невоспитанный сын своих родителей перебивал взрослых и требовал к себе повышенного внимания, а глава семейства плохо соображал и отвечал на вопросы невпопад. Женщина же была явно не в духе, что, в конце концов, передалось и Ищенко, который, устав биться как муха о стекло, с большим удовольствием покинул эту «семейную идиллию», в очередной раз дав себе обещание помнить о народной мудрости перед возможным походом в ЗАГС. Именно семь раз отмерив (в идеале семь по семь), можно резануть по холостой жизни.

Предстояло последнее погружение в туристический рай на сегодня. Определившись, где находится номер 1С с находящимися в нем жителями Биробиджана – вотчиной отечественных евреев, насильно выселенных советской властью в эпические времена, – поручик в полицейской личине твердой поступью направился в нужном направлении.

Глава 7

По дороге к супружеской чете, входящей в состав всеми «обожаемой» еврейской диаспоры, Ищенко пытался сбросить с себя груз последних суток, когда он так глубоко погрузился в расследование. «Такого в моей жизни еще не было, чтобы, вот так запросто живешь, пришлось почти не спать – не есть, а отдавать долг Родине! То ли что-то менять нужно в своей судьбе, то ли просто забить на все эти импульсы, идущие от майора?!» – мысли кружились как белка в колесе: энергетические затраты максимальные, а выхлопа по нулям.

Проходя мимо бассейна с мирно отдыхающими в шезлонгах туристами, потягивающими охлажденные напитки различной алкогольной концентрации, Степан и не заметил, как попал под прицел одной не слишком молодой и спортивной, но достаточно возбужденной от трех «Маргарит» особы.

– Молодой человек! Вы при исполнении? – речь слегка заплеталась, а тембр был преисполнен той характерной хрипотцой, что с потрохами выдает настроение гендерного антипода, – Мне требуется срочная помощь от родной полиции!

Степан от неожиданности встал как вкопанный, причем он никак не мог сообразить, что же нужно ответить этой женщине, преградившей своей красотой в виде семидесяти пяти (или около того) килограммов, и это при росте, чуть превышающем полтора метра. Колорит антропометрии и затуманенное сознание женщины, как говорится, «под сорок» были, мягко говоря, не во вкусе местного гурмана девичьих прелестей. А потому Степан сразу же решил ретироваться в английском стиле, то есть, молча и быстро. Но не тут-то было – роковая красота подобно торпеде, выпущенной из субмарины при атаке, уклоняющейся на галсе, надводной цели, нетвердой, но решительной походкой почти стремительно приближалась к ошеломленному несанкционированной ситуацией оперу.

Принимая во внимание, что на них, улыбаясь и показывая пальцами, что не очень соответствует образцу этики поведения в публичных местах, пялилось около десятка пар глаз, получалась картина маслом, как говорят у них в Одессе. Степан завис на несколько мгновений с приоткрытым ртом, что делало его в прямом смысле шутом гороховым, но на каком-то сверхъестественном уровне, обусловленном интуицией, он все-таки взял себя в руки и приготовился к отражению атаки.

– Мэм, вам нужно успокоиться и в лаконичном виде сформулировать вашу просьбу или предложение, – голос почти не дрожал, однако испуганное лицо еще не полностью трансформировалось в уверенность должностного лица при исполнении, – старший лейтенант Ищенко! Уголовный розыск!

– О! Ищенко в процессе розыска! Какая прелесть! Это-то и нужно одинокой женщине, которая тоже ищет себе кавалера! Мы созданы друг для др….

– Женщина, будьте добры…. – голос начинал набирать необходимую твердость, переходя на металлический спектр низкочастотной акустики.

– Господин полицейский! – на помощь тонущему «Титанику» вовремя никто не пришел в свое время, не смотря на громкое SOS в радио-эфире, а потому ответственная и смуглая одновременно блонда лет тридцати «с хвостиком» с большим энтузиазмом приступила к спасательной операции сейчас, – Вас просят к телефону срочно!

– Спасибо, мадам! – на подмигивание стройной нимфы Степан отреагировал с большим оптимизмом.

Еле увернувшись от «Миссис Грация», оперативник стремительно бросился восвояси, благодарно улыбнувшись девушке, которой не все равно. Он даже готов был послать воздушный поцелуй, окрыленный вниманием столь прелестной особы. Но только в тот момент, когда уже его голова почти повернулась на встречу «женщине-мечты», а губы уже сложились в тематическую трубочку, мощный фонтан брызг окатил его с ног до упомянутой головы из-за «бомбочки», которую изобразил один из подростков, вечно мечтающих сделать что-нибудь существенное в своей жизни.

Толстому Паше, коим и оказался один из группы проказников лет тринадцати-четырнадцати, пришла в голову эта мысль сразу же, как в спектр его внимания попал незадачливый блюститель порядка. Эдакая пацанская удаль была по достоинству оценена его товарищами, которые засвистели и заулюлюкали в один голос.

«Не в огонь, так в полымя! Черт знает что, меня сегодня одолевает! Сейчас устрою этому дитятечке выволочку!» – мыслительный процесс происходил сам по себе, тогда как физиономия отразила нечто страшное, когда Степан обратил свой взор на группу подростков, пытавшихся превратить выходку одного из их компании в некое подобие героического поступка. По всей видимости, лицо старлея отражало тот тип негодования, который мог бы соответствовать Князю Тьмы при исполнении своих самых важных дел.

– Быстро ко мне! – не смотря на то, что военнослужащие во всем мире не слишком-то признают авторитет полицейских, когда дело касается уставных взаимоотношений, считая своих оппонентов «неженками-мороженками» из-за их существенной причастности к жизни обычных штатских, те в свою очередь зачастую бравируют некими штампами из армейской жизни, – Смирно! Слушать приказ командира! Сейчас же построились в шеренгу по одному по ранжиру!

По непонятной причине группа подростков немедленно замолчала и бросилась к временно исполняющему должность командира, считая его команды в настоящее время самыми важными в своей безмятежной жизни. Толстозадый и неповоротливый Паха еле вытащил свое рыхлое тюленье тело на настил у бассейна и, как мог быстро, попытался воткнуться в самый центр строя.

– Солабон, – голос Степана стал мягче, но твердостью слов все еще можно было забивать гвозди в гранитную скалу, – в конец строя!

Потом последовала лекция из «Курса молодого бойца», в которой курносые, веснушастые и слегка пригорелые на приморском солнышке головы были преисполнены единого порыва вникнуть в суть морального кодекса будущих защитников Отечества. По окончании выволочки старлей лаконично закончил свою речь словами: «Вольно! Разойтись!», – которые сопроводил одобрительным кивком головы и отданием чести, энергично приложив кисть правой руки к виску. Ребята, понурив головы, разошлись по своим шезлонгам, негромко комментируя услышанное, а Степан, вдруг вспомнив о еврейской чете, которую необходимо опросить на предмет возможных свидетельских показаний, быстрым шагом направился к их номеру.