И чего, спрашивается, добился усатый живодер? Сделал калекой собственное животное, хотел почувствовать себя хозяином положения, а оказался за бортом. Теперь испугался сам, подбежал к псу, обнял, а что изменится? Утешай не утешай, проклинай Кота не проклинай – дело сделано. А собаку жаль. Нет здесь её вины, ни на грамм нет.

…А есть человек! И есть жалкий человечишка! Как мало осталось первых, как много появилось последних.

В лесу Кот провел ещё сутки. Все это время он практически пролежал под деревом, вылизывая кровоточащую рану. Боли как таковой она не причиняла, если ей не шевелить, а стоило встать и сделать несколько осторожных шажков, появлялись неприятные ощущения. Вскоре кровь свернулась, наверняка благодаря проведенной необходимой «санобработке»: кошки ведь отличные лекари, и когда рядом нет человека, который может оказать помощь, лечат себя сами. Вот и Кот усердно вылизывал рану, попутно прислушиваясь к голосам неспокойного леса.

Вечером, едва Коту удалось пройти пару сот метров, из раны пошла сукровица. Пришлось остановиться. Задняя лапа начала ныть. И вспомнилась Коту та несчастная птаха овсянка с раненным крылом, что стала ему легкой добычей. Ей было больно, а он её съел. А теперь больно ему, и он тоже легкая добыча… Вот так! Понимай, как хочешь.

Вечер пугал скорым появлением ночи. Темнота леса бросала вызов редким сероватым просветам угасающего дня.

Ночь Кот провел в ожидании утра, а стоило показаться рассвету, встал и медленно побрел по палой листве, волоча заднюю лапу. Рана нарывала, иногда боль «стреляла» настолько резко и сильно, что Кот вздрагивал, замирал на месте, осмеливаясь сделать следующий шаг, только когда лапа переставала подрагивать.

Он шел, и каждый шаг давался с трудом. Приходилось делать частые привалы, отлеживаться, пережидать боль, а затем снова идти. Вылизывать рану стало трудно, едва шершавый язык касался лапы, появлялась боль, но Кот все равно старался слизывать сукровицу и прилипшие к шерсти песчинки грязи. Очередная ночь настигла его недалеко от трассы. Удалось все-таки выйти из леса. Уже хорошо.

Ночь Кот провел в холодной канаве метрах в пяти от дороги. Опять не спал, мучила боль, место укуса заметно отекло, и дышать теперь приходилось с открытой пастью. Горячий язык вываливался наружу, при выдохе из пасти шел пар, Коту было холодно и жарко одновременно. Как удалось провалиться в забытье, он не помнил, но в себя пришел от промчавшейся по дороге машины. Утро! Уже светло. Кот открыл глаза, и все вокруг покачнулось, потом замерло, но стоило повернуть голову, начало раскачиваться сильнее.

Земля была покрыта белой простыней инея, заледеневшие травинки, словно облаченные в прозрачные скафандры, оказались единственным источником пищи. Безвкусные – это факт, но очень хотелось чего-нибудь пожевать.

Проехала вторая машина, затем промчался рейсовый автобус, прогудел дребезжащий трактор и постепенно дорога ожила. Кот встал на лапы. Стоять удобно, а если сделать шаг? Больно! Лапу ошпарило кипятком. Значит, надо постоять, подумать и решить, как действовать дальше. Не идти – нельзя. Идти больно. Кот сделал шаг, стараясь не наступать на поврежденную лапу. Так, конечно, лучше, боль уже не адская, но лапа жжет. И тело трясет в лихорадке, голова почему-то дергается, тошнит от съеденных травинок. Невеселая ситуация вырисовывается. А идти надо. Как угодно, хоть ползком, но надо.

Кот стал прыгать на трех лапах, метров через сто осмелился поставить больную лапу на землю. Болит, но не так яростно, можно немного похромать. Совсем чуть-чуть. И снова лапу обожгло жаром. Это сигнал, значит – пора прыгать. И чередовать!

Вот так, то прыгая, то хромая, то замирая в неудобной позе, чтобы перевести дух, Кот исхитрялся продвигаться к цели. К хозяевам его вела интуиция, вела столь же умеючи, как пес-поводырь уверенно ведет по оживленной дороге своего слепого подопечного.

Спустя два дня обессиленный, голодный с распухшей лапой и снова начавшей кровоточить раной, Кот оказался в городе. Он сумел добраться до панельного девятиэтажного дома, лег под балконом и начал мяукать.

Это был призыв о помощи к людям, последняя кошачья надежда, притаившаяся в мутном взгляде. На зов никто не реагировал, в подъезд постоянно входили люди, другие выходили на улицу, они все видели Кота, слышали его мольбу, некоторые даже останавливались, смотрели на рыжего страдальца, что-то говорили и… уходили по своим делам.

А он продолжал просить их о помощи, сипло мяукал, пытаясь доползти до подъезда, но боль стала настолько жестокой, что даже передние лапы двигались с большим трудом. У Кота остался только его голос и маленький кусочек надежды.

– Больной какой-то, – сказала одна женщина, вышедшая из подъезда.

– Во разорался, жрать, наверное, хочет, – сказал старик, прежде чем набрал код домофона.

– Ни фига себе! Смотри какая лапа опухшая… И шерсть в крови. Гадость какая! – поморщилась девушка, держа под руку молодого человека.

– Господи, когда этих кошек перетравят, до чего надоели! Заразу разносят! – зло бросила бабка, выкатив на крыльцо сумку-тележку.

Прежде чем провалиться в зыбкую темноту, Кот издал сип, мало чем напоминавший кошачье мяуканье, положил голову на вытянутую вперед лапу и закрыл глаза. Он сделал все, что было в его силах. Теперь силы иссякли. Очередь за вами, люди! Кот уже вас не видит, он впал в полубессознательное состояние, но его видите вы. Помогите! Не проходите мимо. Коту нельзя умирать, у него есть цель – воссоединиться с семьей. Помогите ему выжить, сделайте доброе дело, и доброта обязательно вернется вам бумерангом. Быть человеком – значит, быть человечным.

Ваш выход, люди!..

***

Его погладили по голове, и Кот приоткрыл глаза. Рядом на корточках сидела женщина, от неё пахло Мариной, и Коту даже показалось, это она и есть. Он подался вперед, начал быстро моргать, сгоняя с глаз пелену, попытался встать на лапы и упал.

– Мам, что с ним? – спросил тоненьким голоском шестилетний мальчик. Он стоял на крыльце, держась за деревянную спинку скамьи, вытягивал шею, чтобы лучше разглядеть лежавшего под балконом рыжего Кота.

Кот всполошился. Этот голос! Детский голосок… Неужели Дениска? Но что же стало со зрением, почему все размывчато, словно в туманной дымке, и откуда в голове столько шума, а ещё звон и боль. Боль хозяйкой металась по всему телу, болела уже не только нога, стонала каждая клеточка, любое движение приводило к кратковременным спазмам, пустой желудок сжимался в режущих судорогах, в пасти настолько пересохло, что не получалось мяукнуть. А мяукнуть надо. Надо позвать Дениску. Это он! Он стоит на крыльце, а рядом сидит Марина.

Превознемогая боль, мобилизовав последние силы, Кот вскочил на ноги (боль в лапе взорвалась огненной бомбой перед глазами), совершил рывок, ударившись головой о локоть незнакомки. И все погрузилось во мрак.

Он уже не мог слышать, как Марик подошел к матери, качнул ее за плечо и произнес свою излюбленную фразу:

– Мам, давай все обсудим.

Марку всего шесть лет, но мальчуган уже настолько серьезный и ответственный, что Анастасия общается с сыном на равных. А когда выражение лица Марка делается немного суровым, задумчивым и сосредоточенным, на переносице появляется глубокая вертикальная морщинка, а взгляд становится пристальным и глубоким, Анастасия видит в сыне не шестилетнего беззаботного мальчика, а маленького мужчину. У него есть собственное мнение на многие вещи, умение отстаивать свою точку зрения (не путать с настырностью и эгоизмом) и обостренное чувство долга.

– Позже обсудим, Марк, у кота лапа в крови. Видишь, как её раздуло! Я сейчас Владу позвоню, в ветлечебницу нам надо, – женщина вернулась к подъезду, достав из сумочки мобильный телефон.

– Мам, я как раз хотел предложить отвезти кота в лечебницу. Только Влад нам не нужен. Давай сами отвезем.