- Бабье лето, бабье лето, желтой листвы костерок, дай мне в бою ненамокшего кремня, пла-авный ружейный курок... - пробормотала она, восхищённо оглядываясь - с уступа, на котором они стояли, маленькое село, где осенняя листва полыхала пожаром, было, как на ладони.
Зара фыркнула:
- Ну ты, как всегда... Это что, песня или стих?.. А давай дальше!
- Наместник низложен, лихие гвардейцы, надев парики и чулки, под видом служанок пытаются скрыться, что ж, можно теперь отдохнуть... Зайка, ну чего ты?
Она, конечно, знала, над чем так безудержно, зло и звонко расхохоталась вдруг Зара.
- Ты помнишь, товарищ, окопы копали, лекарственный запах, горелую копоть, как лезли на стены, как рвы крепостные телами друзей до краев заполняли...
Оборвав смех, Зара невидяще глядела вниз, туда, где среди камней билась на каменистом дне крохотная речушка.
- Из темных темниц, что за стенками были, устроим для всех подземельные парки, чтоб дети в присутствии взрослых глазели на крепкость камней и на качество сварки... Бабье лето, бабье лето, желтой листвы костерок, дай мне в бою ненамокшего кремня, плавный ружейный курок...
- Я хорошо стреляю! А ты? - Сверкнув глазами, Зара обернулась к ней так стремительно, что тугая коса, выбившись из-под чёрного платка, упала ей на плечо.
...Два фонаря заливают тьму мёртвым белым светом.
Ребристая пистолетная рукоять.
"Дура, в меня стреляй!"...
- ...Чего ты, сан йиша? - Нахмурившись, Зара шагнула к ней.
- Я убиваю не выстрелом - тот, кто убивает выстрелом, забыл лицо своего отца, - выдохнула она. - Я убиваю сердцем... Ох, Зайка...
- Не ходи туда! - запоздало крикнула та ей вслед. - Подожди меня!
Но она не слушала, быстро спускаясь по тропинке вниз, к речке, - почему-то так важно было опустить руки в эту ледяную, конечно, воду.
Позади снова вскрикнула Зара - на этот раз испуганно.
Она повернула голову, но ничего не успела заметить - что-то накрыло ей голову, чья-то жёсткая рука сдавила шею - до алых кругов перед глазами, до беспощадной темноты.
плавный ружейный курок
* * *
- Мешок не снимай, спятил, что ли?! Проклянёт! Она ж ведьма!
- Да она не очухалась ещё...
Ругательство.
- Почём ты знаешь?
Голоса были ломкие, совсем мальчишеские.
- Эта... сестра его... не узнала нас?
- Не успела...
- Ты её не прибил, случаем?
- Что я, совсем?..
- Да Вачагаев и так нас прикончит...
- Пусть заплатит сначала... а потом пусть нас поищет... с деньгами-то...
Смех, враз оборвавшийся.
Трясло немилосердно.
Она невольно вскрикнула, чувствуя, что сползает... сползает... сползает куда-то вниз.
Ругательство.
И опять темнота.
* * *
Шаг, и второй, и третий, и четвёртый, и пятый...
От стены до стены щелястой сараюшки было как раз пять шагов, и овцы уже перестали всякий раз пятиться, когда она подходила к ним слишком близко. Только блеяли изредка, боязливо таращась, кроткие глаза блестели в полутьме. Тепло здесь было лишь благодаря овцам, благодаря их влажному дыханью. Даже от вида их косматой грязной шерсти, кажется, уже становилось теплее.
вот и хорошо, вот и баиньки
страшно безымянному заиньке
Так страшно ей ещё никогда не было.
Поддерживая обеими руками живот, она останавливалась всякий раз, когда тело скручивала схватка, и снова делала шаг. Второй. Третий. Четвёртый. Пятый.
придёт вода
да так и будет - чего б не жить дуракам
чего б жалеть по утрам
придёт вода
Она пошевелила занемевшими опять пальцами. Подойдя поближе к овцам, попробовала было опуститься на кучу соломы и застыла, опершись на стену, настигнутая новой судорогой.
Рожать придётся здесь, среди овец.
Как Деве Марии.
пречистая, пресветлая, пресвятая Богородица, спаси и помилуй
Кое-как отдышавшись, она протянула руку к ближайшей овце - та шарахнулась и замемекала испуганно.
- Дурочка, да не бойся же... - пробормотала она охрипшим голосом и облизала спёкшиеся губы, в который раз подходя к каменному корыту с водой, из которого кое-как выудила соломинки, клочья шерсти и подозрительные катышки - ничего вкуснее ей пить никогда не доводилось.
