Сашка сидел в каталке, и пропускал поток слов мимо ушей. Ходить ему еще не разрешали, все-таки слишком слаб он был. Но сегодня перевязка прошла полегче, и теперь можно было рассмотреть госпиталь, в который он попал. В прошлые разы как-то было не до того. Сейчас же он медленно проезжал мимо густо, с потеками окрашенных белой масляной краской дверей палат. В самом коридоре, вдоль темно-зеленых мрачных стен тоже стояли койки со свернутыми матрасами. Сашка уже знал, из рассказов Тани, что в разгар наступления, когда поток раненых хлынул с фронта, мест в госпитале не хватало, и их размещали в коридорах. Видимо, сейчас стало полегче. Кого-то выписали, кого-то отправили дальше в тыл. А койки так и остались стоять. Вдалеке в самом конце коридора рядом с чахлым деревом, торчащим из огромной кадки, кучковались ходячие курящие. Несколько человек бродили по коридору. Все раненые одеты в одинаковые темно-синие пижамы и тряпичные тапочки. Точно такая же была и на Сашке. С потолка, на прилепленных на вату нитках свисали бумажные снежинки. А ведь через три дня Новый год! Который придется встречать в одинокой палате. Почему-то вспомнился встреча прошлого Нового года в бункере. Как давно это было! В какой-то прошлой, чужой жизни. А Таня, вторя его мыслям, продолжала делиться информацией:

— А еще, Аристарх Федорович сказал, что тридцать первого к нам с концертом артисты приедут! Представляешь! Концерт будет! Интересно, а кто приедет? Вот бы Самойлов, — в голосе медсестры послышались восхищенные нотки, — он мне так нравится[iii]. А как он сыграл с Орловой! Ты смотрел «Светлый путь»? Отличная комедия, да? Мы с девочками ходили до войны. Так хохотали!

Они свернули в коридор, где находилась Сашкина палата. Парень напрягся. Рядом с его дверьми вышагивал мужчина с военной выправкой в накинутом на плечи медицинском халате. Услышав поскрипывание колес каталки, неизвестный обернулся.

— Ну, привет, герой!

— Здравствуйте, товарищ майор государственной безопасности, — настороженно ответил на приветствие Сашка. Перед ним стоял Волков.

[i] Такое совещание состоялось 17.12.41. Результатом его стало создание Волховского фронта под командованием К.А. Мерецкова.

[ii] Группа 1Л (Люфт — воздушный флот) — подразделение Абвера занимающееся разведкой ВВС.

[iii] Евгений Валерианович Самойлов в это время работал в Тбилиси и вряд ли смог бы приехать с концертной группой вмосковский госпиталь. Но Танечка об этом не знает.

Вот и настало время того самого разговора, которого он так ждал и боялся. Таня завезла парня в палату и помогла улечься на койку. Волков зашел следом за ними и встал у окна, глядя на заснеженный двор госпиталя, чтобы не смущать парня своим вниманием. Медсестра подоткнула вокруг Сашки одеяло, поправила повыше подушки и, придвинув для посетителя поближе к кровати стул, упорхнула из палаты. Майор тут же повернулся и пристально посмотрел на Александра:

— Да, брат, потрепало тебя. Как же ты так подставился? — Волков подошел к старенькому, обшарпанному деревянному стулу и уселся, поправив сползший с плеч халат. Сашка пожал плечами. Он до сих пор не мог понять откуда взялись те два мессера, ну не было их в воздухе и вдруг они выходят ему в лоб!

— Что с моими, с ребятами и детьми? — задал Сашка самый важный для него вопрос.

— А что с ними будет? Нормально все. Все живы.

— А Зина?

— Зина?

— Курсант Воскобойникова.

— Ранена. Тяжело. Но жить будет. На счет летать ничего не знаю. Да, она здесь, с тобой по соседству лежит, ходить начнешь, навестишь.

— Ясно. Хорошо, — Сашка облегченно вздохнул и отвернулся к стене. Неожиданно душу ожгло обидой. Получается у всех все нормально, все живы и здоровы, а навестить его времени ни у кого не нашлось! Хоть бы весточку передали! От обиды из горла вырвался тихий стон, а на глазах выступили слезы.

— Сань, ты чего?! Врача позвать?! — всполошился Волков.

— Нет. Не надо. Просто болит после перевязки. Пройдет, — разговаривать не хотелось. Все, что его беспокоило, он узнал, а больше говорить и не о чем. Мысли в голове еле-еле ворочались, а сердце тупой болью сдавила черная, непроходимая тоска. Хотелось остаться одному. Чтоб никто его не трогал, ни о чем не спрашивал, ничего не рассказывал. Это будет лучше всего. Как тогда, на базе, когда он остался один. Надо было там и оставаться! Ну и умер бы он от болезни. И ничего страшного. Так было бы проще всем! «А война?! А помощь своим?!», — прорвалась сквозь серую пелену ленивая мысль. А что война? Войну и без него выиграли в прошлом, выиграли бы и сейчас! Зато всем было бы спокойней. А главное ему не пришлось бы ходить в эту дурацкую школу! И на перевязки! Проклятые перевязки! А вот не пойдет он больше на них! Или поедет? Его же возят. На каталке. Ай, пойдет, поедет, какая разница?! Зачем все это?! Ну его! Все равно он скоро умрет, не здесь так на фронте. Потому что это будет правильно! Но лучше на фронте. А хотя без разницы. К папе, к маме, к Альке. Или к Вальке? К какой Вальке? Кто такая Валька? Огромные мамины глаза появились перед ним и стали приближаться, приближаться, приближаться. «Дяденька, я не Алька, я Валя. Валя Егорова…» Валя… Аля… Она же жива! Это хорошо! Хоть, что-то хорошо! Надо будет найти эту девочку. Аттестат на нее отписать[i]. Да и вообще все, что есть у него, оставить ей. Он все равно умрет, а ей легче будет! Ведь она тоже сирота! А хотя у него все равно ничего нет. Но аттестат отписать надо. Надо Волкову сказать, пусть найдет ее. Он же майор госбезопасности, он может. Сашка повернулся к Волкову, чтобы попросить его найти Валю Егорову, но почему-то на месте майора сидел Сталин и укоризненно качал головой:

— Вот так, Александр, приказы нарушать. Я ведь приказывал тебе в бои не ввязываться, а ты…

— Я не ввязывался. Не знаю, откуда они выскочили! А тех двоих, что мы с Зиной сбили, просто некому было больше!

Волков хотел приободрить Сашку, сказать, что ничего страшного. На то они и раны, чтобы болеть. Главное что живой. Как парень вдруг обмяк и начал бредить. Майор выскочил в коридор и, увидев медсестру, прикатившую парня с перевязки, крикнул:

— Доктора сюда! Быстро!

Девушка вскочила и забежала в палату. Увидев, что Сашка мечется в бреду, комкая здоровой рукой простыню, опрометью бросилась за профессором. Буквально через несколько минут в палату в сопровождении еще нескольких врачей ворвался Аристарх Федорович:

— Все посторонние вон! — кивнул он на Волкова, а сам наклонился над раненым. Татьяна вытолкала майора в коридор и закрыла дверь. Владимир Викторович в недоумении остался в коридоре один. Он так и не понял, что произошло. Перед тем, как идти к Стаину он разговаривал с профессором, и тот заверил его, что Александр идет на поправку. Единственное, доктор посетовал, что раненый замкнут в себе. Но это и понятно. Переживает за внешность. Все таки обморожение. А тут еще и медсестра напугала шрамами, вот и расстроился парень. В общем, посещение раненого ему разрешили без разговоров и тут такое. Из палаты выскочила сестричка и куда-то умчалась с озабоченным видом. Впрочем, вскоре она вернулась, неся в руках эмалированную кювету со шприцами и какими-то бутыльками. А минут через двадцать появился и доктор. Волков бросился к профессору:

— Что с ним?

— Ничего не понимаю! Я его перевязывал час назад, все было нормально, — доктор подозрительно кинул взгляд на петлицы майора и строго спросил, — о чем Вы с ним говорили?! Вы что, допрашивали его?! Вы же сказали, что Вы его командир! — Аристарх Федорович начал заводиться. Когда дело касалось его пациентов, он не признавал никаких авторитетов. Вот и сейчас ему было плевать, что перед ним стоит майор государственной безопасности. — Я это Ваше самоуправство так не оставлю! И если надо до наркома дойду, но никаких допросов у себя в госпитале не потерплю! — профессор, вскинув голову, наступал на Волкова. А тот, пятясь к стене под напором доктора, пытался оправдаться: