А вот новость о том, что недавно состоялся мой первый сеанс в Дафни в качестве психотерапевта, вызвал в Джерри бурю похвалы и гордости. Он искренне поздравил меня и с уверенностью сказал, что это прекрасное начало.
– Стоит ещё немного подождать, вот увидишь, и у тебя начнётся полноценная практика и в новой жизни.
– Спасибо, Джерри.
Я готова была говорить ему это каждый раз, как его голос раздавался на той стороне трубки. Если бы не он, ничего бы этого не было. А главное, жизни. Сидя перед ноутбуком, мой взгляд случайно упал на дату внизу монитора, и сердце сжалось.
– Завтра её день рождения…
Джерри не нуждался в воспоминаниях. Мне было не разглядеть его лица, с которым нас разделяли тысячи миль, но я и без этого знала, что оно побледнело. Уголки губ опустились ещё ниже обычного, а немолодые глаза заволокла непроницаемая дымка горя.
– Как там Мэри и Маркус? Передай им мои соболезнования и всю мою любовь.
– Мы с Мэри научились жить с этим. – С печалью и силой в голосе заверил меня Джерри. – Спустя столько лет боль не притупилась, как говорят. Раны не затянулись, просто мы свыклись с этой болью. Мэри испекла любимый пирог Джой, только так она может перенести этот день – с памятью о мелочах, которые наша девочка так любила. Маркус не знал свою сестру, но чувствует нашу скорбь и не забывает про свою.
– Маркус – золотой ребёнок. – Я улыбнулась сквозь набегающие слёзы.
– В нём наше утешение.
Дочери Джерри, Джой, было всего пятнадцать, когда один студент-старшекурсник решил воспользоваться её доверием. Вызвал интерес к себе, изнасиловал и потом издевался над ней публично, отчего девушка просто не выдержала и перерезала вены в ванной. Сквозь боль и злость, с решительным желанием уничтожить того, кто сотворил это с его маленькой девочкой, Джерри нашёл ублюдка и еле сдержался, чтобы не переломать ему шею. Но жажда справедливости и служба в полиции помогли ему сделать правильный выбор, и сейчас насильник отбывает свой положенный срок.
Брак Джерри и Мэри не развалился, как это часто бывает. Между ними не всё оставалось гладко первое время, но они быстро выровняли все выбоины. Нашли своё успокоение в друг друге и в маленьком мальчике, который появился на свет через три года после смерти Джой. Маркусу было всего девять, долгожданный и горячо любимый второй ребёнок, который был отрадой для своих родителей. Послушный, добрый, понимающий. Он искренне любил старшую сестру, которую ему не суждено было увидеть, с которой не случилось поиграть в детстве.
Мне посчастливилось познакомиться с ним в самый ужасный период своей жизни и, помимо Джерри, он стал тем единственным лучиком, который вывел меня из тьмы на свет. Он показал мне, что значит жить, даже когда вселенная играет с твоей судьбой в жестокие игры. Я некоторое время жила в доме Льюисов, если то жалкое существование можно было назвать жизнью. Казалось бы, взрослый человек должен присматривать за восьмилетним тогда мальчишкой. Но всё было с точностью до наоборот – это Маркус присматривал за мной.
Именно Джой стала тем ангелом, ради которого Джерри так крепко взялся за дело Лили Брэдшоу, а затем и моё. В каждой из нас он видел свою дочь и считал своим долгом уберегать нас от подонков, которые попались на пути.
– Принеси ей букет ромашек от меня. – Попросила я. – Я помню, ты говорил, что это её любимые.
– Обязательно, Джонни.
Вот она, единственная связь с прошлым. Имя, которым меня когда-то тепло называли всего три человека. Сейчас это лишь отголосок, который эхом звучит сквозь время.
Заверив меня, что осталось подождать ещё совсем немного, и я смогу наконец связаться с Лили, Джерри попрощался и повесил трубку. Я же осталась в гордом одиночестве со своими делами.
После сеанса с соседкой, миссис Стемпл, эти дела не то чтобы пошли в гору, но невысокий холмик точно намечался. Если буквально за неделю до этого мои объявления оставались мягко говоря без внимания, то теперь в записной книжке значилось уже две дополнительные встречи с какими-то знакомыми приятельницами миссис Стемпл.
Во время нашей с ней беседы, эту доброжелательную женщину удалось узнать ещё лучше, и нравится она мне стала ещё больше. Сильная, уверенная в себе, она внушала уважение и не была чёрствой, как могло показаться с первого взгляда.
Мы проговорили целый час, за который я не взяла платы. Оливия, а именно так она просила её называть, без всяких там миссис, слегка затронула своё настоящее, но в основном говорила о прошлом. Вернее сказать, о своём покойном муже.
Пять лет назад он пораньше возвращался с работы домой, когда грузовик со стройматериалами выехал на встречную полосу на обгон и снёс мистера Стемпла. От его любимого доджа практически ничего не осталось, как и от него самого. В ту пору Оливия нигде не работала – дохода от финансовых консультаций мужа хватало на «безбедную жизнь», ведь среди клиентов водилось немало крупных рыб.
Горестный звонок застал её в супермаркете, куда она пришла за ингредиентами для праздничного ужина. В тот вечер супруги Стемпл отмечали свою тридцатилетнюю годовщину. Теперь же эта дата останется лишь чёрной меткой на календаре.
Все пять лет Оливия хранила свои чувства и эту историю в тайне. Семьи у неё не осталось, а знакомые знали ровно столько, сколько она позволяла им узнать. Их союз был настолько крепкий, настоящий, проникновенный, что люди видели лишь внешнюю оболочку, так как оба супруга любили держать чувства при себе. Как говорится, любовь любит тишину. Возможно, именно поэтому Оливия и Стивен Стемпл могли похвастаться непоколебимыми отношениями.
У Оливии были подруги, но из разряда тех, кто приходит на чай и светские беседы, а на рассказы о горестях судьбы издаёт лишь театральные охи. Для окружающих миссис Стемпл была стойкой, а может даже чёрствой женщиной, которая не проронила ни слезинки на похоронах, которая стала выбираться из дома уже через два дня после гибели мужа, и которая так и решила не омрачать свою жизнь физическим трудом.
Пять лет эта «чёрствая» женщина носила в себе горе, печаль и неутихающую любовь, о которой никто не знал. Она мужественно наблюдала за тем, как гроб с человеком, без которого она не могла жить, медленно засыпала сырая земля. А затем два дня проплакала в подушку, пока сердце чуть не остановилось от горя. Она выходила за дверь уже через несколько дней, чтобы выбросить из головы мысли о том, как бы последовать за Стивеном. Оливия непреклонно отказывалась устраиваться на работу, потому что не видела смысла в жизни и перебивалась случайными гонорарами за рассказы и книги, которые ночами писала в кабинете мужа.
Через пять лет на Бэй Хилл Драйв появился человек, которому она решилась всё рассказать. И это была я. Во время нашего разговора я сама еле удержалась, чтобы не заплакать. История любви Оливии и её покойного мужа напоминали что-то невероятное для нашего мира. Кто-то бы сказал, сказка, но я верила, что такие чувства и отношения существуют. И однажды мне уже казалось, что у меня будет нечто подобное. С Джошем.
Но всё в этой жизни идёт не по плану.
Буквально на следующий день со мной связались ещё две жительницы Дафни. Разбалованные домохозяйки, миссис Норингтон и миссис Дживс. Откликнулись они не просто так, а по наводке миссис Стемпл. По сравнению с той важной работой, которую я проводила в Атланте с женщинами, пережившими домашнее насилие, болтовня со светскими дамами выглядела бесполезной тратой времени. Но они были первыми клиентками за долгое время, и я просто не могла их отпустить и остаться ни с чем. К тому же, каждый имеет право быть услышанным.
К концу месяца вся неделя была расписана, не так чтобы плотно, но по два-три обеспокоенных посетительницы появлялись на моём пороге. Не знаю, Оливия Стемпл или мои объявления поспособствовали такому ажиотажу, но у меня появилась работа, а значит, жизнь продолжается.
Однако с ростом клиентов рос и риск. Что меня раскроют, что меня не так поймут. Я осознала это однажды вечером, после сеанса с Хилари МакКлинток с улицы Грейс Лейн, которая пришла пожаловаться на своего мужа, которого обвиняла в изменах. Она продолжала высказывать свои подозрения даже на пороге дома, когда уже собиралась выйти за дверь. И тут её взгляд случайно скользнул по стоящему рядом столику и шкатулке.
