Отчаяние и безысходность читались в каждой складочке её лица. Она то и дело отводила глаза, в которых стояли горькие слёзы, пыталась скрыть их длинной чёлкой, но такие уловки не помогали от опытного взгляда психотерапевта. Я не из тех, кто лезет к людям с предложениями помощи или расспросами о личном, но эта женщина показалась мне особенно несчастной. А люди в крайней степени отчаяния совершают крайне опрометчивые поступки.

Когда наши ладони сошлись на одной бутылке, рукав её плащика задрался и обнажил полоску кожи, сплошь усеянную синяками. Запястье выглядело так, будто кто-то силой удерживал женщину. Она поспешила одёрнуть руку, но завеса её тайны уже приоткрылась. Я стала свидетельницей её горя и боли, поэтому не могла остаться равнодушной. Делиться своей бедой незнакомка не стремилась, но уже через десять минут согласилась прийти на сеанс. Для неё это был шанс выговориться и сделать свою жизнь лучше, для меня – попробовать что-то новое в психотерапевтической практике и помочь несчастной женщине.

Джулия Кармайкл приняла предложение занять одно из кресел у окна и неуверенно присела на самый край. Я захватила свою записную книжку и принялась помечать важные моменты её рассказа.

– Прежде чем мы начнём, я бы хотела сказать, что очень рада вашему приходу. – Я говорила искренне. – Можете быть уверены в конфиденциальности нашей беседы. Всё, сказанное в этом кабинете, ни за что не выйдет за его пределы, так как я очень уважаю тайну клиента. Я не буду вас торопить. Можете начать самостоятельно. Если будет становится сложно, не волнуйтесь, я подхвачу. Вы тоже можете задавать мне вопросы. Любые. Неважно будут они о наших беседах или о моей личной жизни – я постараюсь на них ответить. Вам всё ясно, миссис Кармайкл?

Женщина неуверенно кивнула и выглядела так, будто не до конца уверена в том, что сделала правильный выбор, придя сюда. Работать с ней придётся долго – она не из тех, кто раскрывается в первые пять минут разговора, но моей задачей было помочь ей справиться со своими демонами. А, насколько я поняла, демоном был её муж.

– Отлично. Тогда сперва расскажите мне о себе. Откуда вы, где работаете, о своих хобби. – Я нарочно опустила тему семьи, чтобы не рубить с плеча. Это было её больным местом, к которому ещё нужно уметь грамотно подобраться, иначе она окончательно закроется.

Заход издалека всегда срабатывал. Джулия упомянула свои детские годы, учёбу в колледже, работу медсестрой в реабилитационном центре. Платили там немного, но ей нравилось приносить пользу тем, кто в ней действительно нуждался. Спустя двадцать минут мы подобрались к её любимым занятиям. Она упомянула художественную литературу и вязание, а также то, что времени на них почти не хватает, ведь на первом месте всегда идёт забота о семье.

С этого места и стоило начинать то, ради чего мы здесь собственно и собрались. Я впервые решилась обратиться к ней по имени – такой приём всегда вызывает большее доверие пациента, нежели обращения на «мистер» или «миссис».

– Джулия, расскажите подробнее о своей семье.

Выражение лица женщины тут же изменилось, как будто дёрнули переключатель. Её подбородок еле заметно подрагивал, руки она держала под коленями, скрывая дрожь то ли от меня, то ли от самой себя.

– Насколько я понимаю, у вас есть дети?

– Двое. – Женщина наконец расслабленно улыбнулась. – Мартину двенадцать, он очень самостоятельный. Всегда всё хочет делать сам, даже если у него не особенно получается. А Лора, наоборот, мамина дочка. Ей только-только исполнилось восемь, и она ходу не даёт ступить. В магазин хвостиком увяжется, даже если на пять минут, домашнее задание – сразу ко мне, даже если сама прекрасно справится. Мне нравится, что, хотя бы Лора ещё тянется ко мне, но боюсь, чтобы она не выросла полной противоположностью Мартину. Женщине тяжело приходится в жизни, если она не может постоять за себя.

Явная интерпретация на саму себя. Вот он, момент, когда пора выводить на сцену мистера Кармайкла.

– Вы имеете ввиду её отца?

Лёгкая беседа о прошлом Джулии пошла на пользу – она даже не дёрнулась при упоминании о муже. Она прикрыла глаза, будто затянутую рану вскрыли вновь, и медленно кивнула.

– Расскажите мне о нём, Джулия.

– Его зовут Лоренс. Мы познакомились во время учёбы, он учился на хирурга и был на два курса старше. Я и помыслить не могла, что такой как он смог бы обратить внимание на такую, как я, – Джулия осуждающе обвела глазами свою длинную мужеподобную рубашку и широкие джинсы. – Будущие хирурги не западают на обычных медсестёр, если только это не костюм из магазина для взрослых.

Она усмехнулась своей шутке и продолжила:

– Мы встретились случайно. Знаете, как бывает? Столкнулись в коридоре, как в заезженных мелодрамах. Учебники разлетелись по полу, мы кинулись их поднимать и столкнулись лбами. Не встреча, а набор клише. Но тогда это казалось таким романтичным – первый парень, который всерьёз начал ухаживать за мной. Уже через год мы поженились и всё было более, чем прекрасно. Со временем Лоренс стал первоклассным хирургом, практиковал в государственной больнице, потом открыл частную практику. В деньгах мы не нуждались, он постоянно предлагал бросить работу и стать домохозяйкой, но мне хотелось чувствовать себя нужной. Даже когда родился Мартин, а затем и Лора – ничего не изменилось. В мире столько людей, которым нужна наша помощь, я просто не могла сидеть дома и вести хозяйство.

– И как Лоренс отреагировал на это?

– Сперва он полностью меня поддерживал. Ему даже нравилась такая позиция, он же врач, сам клялся спасать людям жизни.

– Но со временем всё изменилось. – Констатировала я. Джулия кивнула.

– Я не помню, в какой именно момент жизни нас развернуло на 180 градусов. Всё было прекрасно, но за одну секунду полетело к чертям собачьим.

Женщина смущённо посмотрела на меня из-под неаккуратной чёлки.

– Извините.

– Наша беседа на то и рассчитана, чтобы вы выпускали пар. В этом кабинете можете ругаться, сколько душе угодно.

– Думаю, что Лоренс стал меняться после смерти одного из пациентов. Молодой мужчина шёл на поправку, а потом понадобилась срочная операция, которую он не пережил. Это как будто сломало Лоренса. Он приходил домой не в настроении, всё чаще озлобленный и даже в ярости. Критиковал всё, что я делала, будь то по дому или по работе. С ним стало невозможно разговаривать без крика. Детям тоже доставалось, – Джулия машинально натянула рукава на кулаки, – но до рукоприкладства он не доходил. Мартина и Лору он никогда пальцем не трогал…

– В отличие от вас.

По щеке Джулии стекла одинокая слеза, оставив мокрую дорожку.

– Первый раз это случилось, когда пациент снова умер у него на операционном столе. Всем хирургам приходится несладко, смерть – обычное дело, когда борешься с ней каждый день. Но вторая гибель пациента за такой короткий срок была непосильной ношей для Лоренса, ведь десять лет никто не погибал во время его операций. В тот день он пришёл домой пьяный, не знаю, где успел добраться до такого состояния после смены. Дети уже легли, а я названивала ему, потому что он не брал трубку. Будь это в любой другой день, я бы так не беспокоилась – быть женой врача, значит быть готовой к его постоянному отсутствию, опозданиям на ужин и двухдневным сменам. Но в тот день его ассистентка сама набрала мне после операции и рассказала о трагедии. По её словам, Лоренс выглядел разбитым, бледным и слегка сумасшедшим. Вот я и пыталась дозвониться до него, чтобы поддержать и остановить, если он решится на какую-нибудь глупость.

Джулия перевела дух, глотнула воды, которую я заранее приготовила для неё на столике, и продолжила вспоминать самый худший день её жизни.

– Он ворвался в дом, когда я оставляла ему тринадцатое сообщение. Сходу начал кричать и переворачивать стулья, не слушая мои просьбы остановиться и не будить детей. Он толкнул меня на пол и принялся бить ногой по рёбрам…

Удары чёткими картинками мелькали в моём сознании, переключаясь как кадры беззвучного фильма.