А ведь в Оби что-то назревает. Нужно срочно рассказать Сэндому всё, что я видела сегодня. Возможно, это заставит его посмотреть на Иллиона несколько иначе, и он сможет убедить товарищей ничего не предпринимать. Я ускорила шаг.

Но, увы, меня ждало разочарование. Дом друга Лэнса был заперт, и после многократного стука мне так никто и не открыл.

Сегодня был не мой день. Впрочем, решила я, все эти дела могли подождать и до завтра…

Никогда я так сильно не ошибалась.

Дом двух святил пропитал густой запах благовоний. Под потолком стояла пахучая дымовая завеса, голова туманилась, а дрожание пламени свечей и распев жрицы предков вводило в транс, сходный с тем, когда ты устанавливаешь незримую связь с тонким миром.

Неделя предков — священное время. Все междуусобицы между кланами вне зависимости от накала страстей неукоснительно прерывались, чтобы каждая семья могла вознести молитвы о заступничестве и сказать самое важное тем, кто уже покинул нас.

В отличии от духов, порождений тонкого мира, души людей почти никогда не воплощались в мире земном. Но в это время все мы чувствовали едва уловимый отклик от предков, дающий силы и надежду, что где-то там, из незримых садов и лесов, они наблюдают за нами и оберегают нас.

Вся верхушка клана собралась в глубине храма, и мне в связи с последними событиями, тоже отвели здесь место. Я стояла рядом с Мохаком, сбоку от всей семьи Маркения. Справа был Иллион и послы Нэндос.

Алтарь высился прямо перед нами, и ветерок, создаваемый одеяниями жрицы, касался моего лица, когда она, пребывая в трансе, кружилась и пела. Пышные юбки поднимались тугим венчиком белого цветка, мелькали серебряные подвески.

В одной руке жрицы позвякивал колокольчик, в другой дымилась сухая ветвь древа со священной храмовой земли. Над алтарем висел металлический круг с выгравированным полумесяцем, знак луны и солнца, смены дня и ночь, вечной жизни после смерти.

Было жаль, что Лэнс никак не мог присутствовать здесь, что его не было рядом. Я изо всех сил молилась за нас двоих, просила мать и отца помочь мне, защитить жизнь и душу брата.

В моих руках теплилась тонкая свеча, плачущая воском. Он стекал на тонкий кусочек бумаги, отделяющий его от пальцев.

Я бросила взгляд на Иллиона. Тот, чуть склонившись перед алтарем и жрицей, с закрытыми глазами беззвучно вторил её молитвенному напеву.

Мне вдруг стало так спокойно, словно за стенами храма другого мира не существует. Ни вражды с Нэндос, ни гнильянки, ни порченных духов, зачем-то стремящихся к Оби. Только аромат благовоний, тягучая песнь и звон колокольчиков…

Сзади нас из толпы раздался невнятный шум и ропот, но я не обратила на него никакого внимания. Да и все присутствующие, казалось, полностью разделяли моё состояние. О чем волноваться в святых стенах храма в столь светлый день?..

Жрица, мимолетом взглянувшая в сторону прихожан, вдруг запнулась и испуганно вскрикнула, обрывая напев. Присутствующие недоуменно повели головами, не понимая, что могло стать причиной столь резкого отклонения от канонов службы, когда меня резко схватили сзади, заламывая руки.

Свеча, брызнув воском, упала на пол. Протестующий рык Мохака и звук тяжелого удара. Людские крики, отдавшие гулом в ушах.

Усилие воли, и я пришла в себя. Чудом вывернулась, и мой кулак настиг переносицу напавшего. Кровь кощунственно окрасила пол храма алыми пятнами.

Передо мной, зажимая нос, нагнулся один из моих соклановцев. Рядом кипела суматоха, где слились напавшие и пытающиеся отбиться. Пронзительно кричали женщины, которые, подхватив за руки детей, пытались выбраться из храма, но этим лишь усугубляли толкотню. Небольшой охраны, что была лишь снаружи храма, но которая не могла не услышать всего этого, нигде не было.

Потасовка в Доме двух святил, что, хэйви побери, здесь вообще происходит?!

Ничего не понимая, я повернулась к Иллиону и увидела, что на него насело трое говорящих с духами из моего родного Мэносис. Обескураженного и пытающегося вырваться наследника цепко держали, не давая возможности нанести и удара.

— Что вы творите?! — заорала я, но мой крик поглотила всеобщая какофония. — Вы с ума сошли?!

Я быстро огляделась, пытаясь понять, чем вооружены те безумцы, которые решились на нападение в святая святых, но, казалось, никто из них так не принес собой ни меча, ни ножа, ни чего-либо ещё.

Маркения с семейством оттеснили, рядом остался лишь Мохак, пытавшейся навести какое-то подобие порядка и прекратить происходящее. Широкоплечий и высокий, он вырубил нескольких, прежде чем на нем повисло сразу двое человек.

— Предатели! — орал Мохак.

Первыми на помощь Иллиону пришли его телохранители, те двое, что везде его сопровождали, но которые не могли быть рядом на службе, не принадлежа к клановой элите. Они прорвались через толпу, и попытались вырвать Иллиона из хватки напавших. Завязалась потасовка.

Я сделала шаг, намереваясь остудить пыл одного из нападавших, и вдруг увидела Сэндома.

В его руке был расписанный рунами длинный клинок, и он направлялся прямиком к наследнику Нэндос. Все были так поглощены друг другом, что, казалось, спокойно вышагивающего вооруженного Сэндома никто не замечал.

Телохранителей Иллиона оттеснили, а самого наследника силой поставили на колени. Что должно случиться дальше, было не сложно догадаться.

Сэндом замахнулся

Я рванула вперёд, проскальзывая между спинами борющихся, и с силой оттолкнулась ногами от пола.

И всем весом рухнула на Сэндома, намертво вцепляясь в его запястье.

По инерции, мы кубарем полетели вперёд, к алтарю. Сэндом ударился спиной об алтарный камень, и пронзительный грохот упавших чаш и сосудов с подношениями, привлек внимание всех присутствующих, как кульминация свершающегося богохульства и осквернения святого места.

Сэндом с выдохом сжал мою руку чуть ниже запястья, отдирая от своей. Я уже не сопротивлялась, его меч выпал ещё когда мы катились по полу.

Морщась от боли, я с трудом привстала, пытаясь отстраниться, но Сэндом не дал мне этого сделать до конца, до сих пор сжимая мою руку.

— Какого хэйви?!… — воскликнула я в стоявшей в храме тишине.

А затем онемела, не в силах пошевелиться.

На моих глазах кожа криво улыбающегося Сэндома наливалась толстыми узлами вен и приобретала зеленоватый оттенок. Белки глаз темнели, уходя в болотный цвет, губы приоткрывали короткие пеньки желтоватых крошащихся зубов. Тело моего друга детства крупно дрожало, будто толчками деформируемое изнутри, слюна запенилась и струйкой потекла по подбородку.

Изумрудные и блестящие, похожие на отполированные драгоценные камни, этихилии крупными гроздями расцветали по лицу и телу Сэндома, выпячиваясь светящимися буграми сквозь одежду.

— Пррроссти, малышшка Ли, — с трудом расслышала в утробном урчании.

Я закричала. С трудом вырвалась и отшатнулась, покачиваясь. Место на руке, где ранее удерживал меня Сэндом, нестерпимо жгло.

Я поднесла руку к глазам и рухнула на колени.

На коже ярким камнем проступил крупный этихелий.

Мир вне затянуло мутной пеленой, отделяющей меня от реальности. Крики, паника выбегающих из храма, короткие приказы Мохака, — все слилось в ничего не значащее ничто.

Я попыталась повернуть голову. Перекошенные ужасом лица людей смешались в одно целое.

Прокаженная. К ней нельзя прикасаться. Прочь. Скорее прочь. Волна боли, которая была сильнее физической, захлестнула сознание, наполнила его, как пустой сосуд.

Пол стал куском льда. Слишком холодно, но никто не спешил помочь. Я словно пропала, исчезла из этого мира. Сжалась в одну исчезающую точку. Стала ничем.

Закрыла глаза, чувствуя дурноту, туманяющую рассудок. Яд хейви просачивался в тело сквозь пульсирующий этихелий. Пронизывающий холод сменился невыносимым жаром.

Меня, распластавшуюся на полу, наконец, подхватили на руки. На грудь упали длинные белые пряди чьих-то волос, и где-то сверху я услышала голос Иллиана, но не поняла ни слова из того, что он говорил.