Она постоянно вертелась около Джима. Говорят, мужчину нельзя добиться. Если один раз он отверг твои чувства, следующего шанса не предвидится. С девушками все наоборот. Мне всегда казалось, что Джим моя судьба, и никакая Ева с огромными ресницами не сможет открыть дверь в его сердце.

От этого воспоминания мне и приятно, и горько. Приятно осознавать свое превосходство над самой крутой девчонкой в школе. А горько от того, что Джим не со мной. Виновата только я.

Все персонажи моих представлений испаряются, потому что автомобиль тормозит. Значит, мы приехали. Вижу свет на пятом этаже квартиры, родители дома. Вовсе не хочется с ними разговаривать. Они спросят, как дела, я отвечу: нормально. И все. Дальше разговор не состоится. Повиснет тяжелая тишина, которую разрушит мой любимый брат, а потом я поспешно уйду в комнату.

Так случилось и сейчас. Как и каждый день. Мама приготовила рис с рыбой, я собралась взять тарелку и уйти сразу в свою обитель, но меня остановили.

– Эмма, останься, пожалуйста. Семья должна ужинать вместе. – Мама показывает на мое место за столом. Раньше я сидела там каждый прием пищи и болтала всякую чушь. Говорила буквально все подряд. Родители слушали. И что самое страшное: им было интересно все, что со мной происходило. От странного замечания учителя до первых месячных.

Но все изменилось. Я начала смотреть в окно и молчать. На улице лучше. Я представляла себя дальше от дома. Представляла себя малышом, который строил замок из песка или собакой, которая бежала за палкой для хозяина.

Ну, а в последнее время я просто… просто ухожу с тарелкой еды к себе в комнату. И никто мне не запрещает. Но сейчас все пошло не по плану.

– Сестренка, послушай маму. Мы давно не сидели вместе. – Тим умоляюще посмотрел на меня ласковыми глазами. Я взглянула на отца, который тоже в надежде ожидал моего участия в их трапезе. Его очки даже удивленно сползли на нос, что заставило меня неожиданно улыбнуться.

Увидев почти впервые улыбку на моем лице, все подхватили ее. Не в силах видеть их счастливые лица, я все же взяла тарелку и ушла. Закрыла дверь, поставила приборы на стол рядом и спрятала лицо в ладонях.

Нестерпимо больно находиться в одной комнате с родителями. А еще больнее видеть их счастливыми, когда реальность совершенно противоречит увиденному. Я совершила непоправимые вещи, о которых не могу даже думать. Разрушающая боль впивается опасными ядами, обжигающие слезы пламенными струями скатываются с моих щек. И я не могу остановить поток. Прижавшись к двери спиной, медленно спускаюсь на пол.

Хочу кричать, громко плакать, но никто не должен знать. Никто. Я – собственный слушатель и зритель. Можно подумать, что я истеричка, но для боли нужен весомый повод. И он есть. Все настолько страшно, что лучше даже не вспоминать.

Протираю проклятые слезы с лица, будто стираю воспоминания начисто. Надеваю самое короткое платье из гардероба, еще и золотистое, выпрямляю волосы утюжком, все серьги на месте. Отлично. Тушью превращаю ресницы в крылья, чтобы ослепить очаровательным взглядом. Темно-красная помада идеально ложится на губы в форме бантика. Еще немного глиттера на веки. И готово… Чуть не забыла уложить брови гелем! Сейчас точно готово.

Беру паспорт на всякий случай. Сквозь мой вечный бардак могу разглядеть только шмотки и косметику. Подхожу к куче хлама около окна и роюсь. Да тут целые кипы книг. Русский язык, литература, английский… справочники для написания сочинений, шпаргалки, фотографии. Да, это точно они. Я и Джим в ботаническом саду. Попросила Карлу сфотографировать нас на экскурсии. Он обнимал сзади, прижавшись щекой к моей шее. Его руки обвивали мой живот, а я держалась за них, как за что-то удивительное. И в глазах Джима всегда читала одно – небо. Ясное и чистое.

После экскурсии мы долго гуляли, держась за руки. Мне тогда казалось, ничто не сможет изменить нас и наши отношения. Вспоминая о нем, мне становилось тепло. Но всему хорошему всегда наступает конец. И обычно плохой. Я выкидываю фотографию обратно в кучу мусора. Да, учебники и книги для меня теперь ненужная груда хлама.

Паспорт оказался рядом с ноутбуком. Нужно было лишь отодвинуть технику. Я закрепляю документ между собой и резинкой от нижнего белья. Не особо удобно, но терпимо. Если потеряю, попрошу Тима уволить меня.

На кухне мама заканчивала мыть посуду, свою тарелку я не осмелилась задвинуть в общую кучу. Стараюсь мельком выбраться на улицу.

– Эмма, я слышу твои шаги. Не крадись так. – У мамы, будто сзади появились глаза. Хотя я прекрасно знаю, что у нее они светло-голубые и точно расположенные на лице.

– Да я не крадусь. – Выхожу из тени коридора прямо на самое видное место – центр. Идеальность кухни режет глаза, даже голова кружится от обилия банальности.

Во время этого насыщенного диалога на стол запрыгивает Марс и не собирается уходить с завоеванного места. Мама его пока не заметила, хотя я думала, что у нее появился третий глаз. Светло-рыжий, наверное, легче сказать персиковый котик, сел на стол и посмотрел на нас пристальным и, грубо говоря, тупым взглядом. Его зеленые глаза так прекрасны, но так глупы. Тут не только отсутствие ума, здесь примесь неопределенной грусти. От его нелепого вида мне стало весело, и я кашлянула, подавив смешок. Конечно, это не укрылось от мамы.

– Что же ты его не прогоняешь? – она злится.

Молчу. Не умею разговаривать с родителями. Я в ступоре. Марс и дальше не собирается проигрывать строгости матери. Он, замерев, смотрит в стену. Наверное, увидел призрака. А они уж точно существуют. Поверьте.

– Брысь! – Мама замахивается на него мокрой тряпкой. Это кажется Марсу смертельным оружием, и он с бешеной скоростью спрыгивает со стола, не забывая уронить салфетки. – Ты бы сейчас помогла мне навести хоть какой-то порядок! – Мама переходит на тон выше. Она резко снимает фартук и кидает на стол, как ненужную вещь.

– Линда, с тобой все в порядке? – Папа оказывается позади и касается моего плеча. К моему горю, это прикосновение не придает мне сил, а наоборот заставляет содрогнуться. Я убираю его руку и кладу свою злосчастную грязную тарелку на стол. Если б не эта посудина, я бы давно была в комнате у Тима. В зеленой комнате. Так я ее называю, потому что даже там у него маленький цветочный садик. Как будто ему не хватает магазина.

– Марс снова залез на стол. Он меня заколебал уже. Эмма не может отучить его от дурацкой привычки. – На этом моменте я ну очень глубоко закатила глаза. Наверное, мама увидела мои белки.

– Что, Эмма? Ты как-нибудь поучаствуешь в жизни семьи? Или тебе на все плевать?

– Тише, дорогая.

– Нет, Рим. Эмму надо возвращать. Мне так больно видеть ее отдаленной от нас. Раньше ведь она была такой открытой и доброй. – Зачем она говорит обо мне в третьем лице? Я же здесь нахожусь. Вижу, что родители огорчены, но это все ложь. Идеально подстроенная.

Папа подходит к маме и тепло обнимает. Как раньше. В точности. Но раньше я тоже присоединилась бы к обнимашкам. Карие глаза папы смотрят на меня и заставляют смутиться.

Не в состоянии слушать их плаксивые речи и видеть чувственные соприкосновения телами, я быстро ухожу. Хорошо, не особо быстро. Ведь я на каблуках. В черных замшевых босоножках.

– Почему она ходит дома в обуви? Как будто специально хочет испортить наши отношения. – Слышу страдальческий голос матери из кухни. Ее слова тонут в коридоре, а я спотыкаюсь о Марса и падаю прямо около двери Тима.

Дверь в комнату открывается буквально через пару секунд, и передо мной предстает брат. В джинсовых шортах и белой футболке. Снова белой! Ему не надоедает стирать светлые вещи. Он протягивает мне руку для помощи. А я, конечно же, воспользуюсь случаем и представлю себя принцессой.

– Милая моя сестренка, почему ты стоишь на коленях прямо перед моей комнатой?

– Поклоняюсь твоему величию. – Я хватаюсь за его сильную руку и улыбаюсь, потому что люблю брата и его теплый голос. – А ты почему так медленно реагируешь на мои падения? Вдруг я умираю?