А пока Шэнь Цзю изо дня в день по-разному выполняла порученную работу. Колотила нытиков и дураков, что́ иногда помогало забыться и вспомнить добрые дни из уличного прошлого. Только вот тем, кто действительно не был в состоянии справиться со своей работой, Шэнь Цзю всё же помогала. Она не позволяла свободным слугам издеваться над детьми, которым приписывали ту или иную вину. Это могло плохо закончиться для неё. Пока через полгода какая-то видная женщина не пришла и не поговорила с отвечавшей за них тётушкой. После этого слуги делали всё, чтобы она не мешала им кого-то лишний раз нагружать или бить палками или кнутом.

Не шибко помогало. Если кого-то без вины наказывали, из тех слабых, что не могли, Шэнь Цзю начинала драться и кусаться, чтобы в итоге биться головой о землю. После такого слуги отчего-то бледнели и прекращали. Немедленно доставили лекарство и перевязывали лоб Шэнь Цзю. Юэмэй не хотела спрашивать взрослых, что происходит. Все дети-рабы находили это странным. И только синяки под глазами Шэнь Цзю становились всё больше.

— Цзю-мэймэй, может, расскажешь, что происходит? Ты, кажется, много знаешь… — и хотя она была старше, а Цзю уже стала выше неё, да и всегда смотрела недовольно, даже несколько грозно.

— В отличие от всех вас, я не могу спать в этом доме. Хожу то тут, то там, — по доброте душевной стражников, хотя, им тоже нельзя особо расходиться. Сбежать из поместья сложно. А после каждодневной работы сил почти не остаётся. Но если не шибко надоедать этим стражникам, можно узнать много интересного. — Знаешь, кто из рабов чаще всего пропадает или умирает? — Юэмэй покачала головой. — Девочки, — Шэнь Цзю посмотрела на спящих детей и кивнула в сторону двери.

Летние ночи прохладны. Они устроились ступеньках. Тихо.

— Почему они пропадают? — Юэмэй повернула голову к Шэнь Цзю. Но та смотрела на небо, подставив подбородок на сжатые кулаки.

— Из того, что я услышала, и из того, что мне рассказали, можно сделать вывод, что Цю Цзяньло невероятно похотливый человек. Он уже в том возрасте, когда можно брать наложниц. Но иметь детей от служанок его не прельщает, а рукоблудие в народе не приветствуется, если только совсем невтерпёж, — мэймэй покосилась на сестрицу, которая икнула и покраснела.

— Мэймэй!

— Что? — фыркнула и спокойно продолжила. — Однако наложниц тоже не хочется заводить, поэтому Цю Цзяньло время от времени использует девочек-рабынь, которые приближаются к возрасту ношения шпильки, — то есть их можно выдавать замуж. — Кажется, для многих это было слишком, поэтому они покончили с собой, а кто надоедал… отравили, — Шэнь Цзю снова посмотрела на небо, которое заволокли лёгкие облака.

— Но… — причём здесь ты? Юэмэй задумалась, а потом резко подскочила: — Ты же не хочешь сказать?!..

— Не знаю, — и голову в сторону Юэмэй не повернула. — Если я и намеренно получаю наказания, мне стараются не навредить, особенно это касается лица. Так это или нет, остаётся надеется, что мне ещё нескоро предстоит увидеть эту рожу, а пока… — она будет пользоваться своим положением, чтобы им жилось легче.

— А-Цзю! — Юэмэй хотела кинуться к ней.

— Что это вы тут? — но споткнулась и упала.

— Лао Цужу, — Шэнь Цзю улыбнулась? Юэмэй встала и посмотрела на подошедшего к ним человека. Лао Цужу — единственный взрослый раб в поместье. Его называли стариком, но на самом деле он был молод. Просто начал быстро угасать. Его белёсые волосы выделялись ярче, чем фонари с самой светлой бумагой. Наверное, это единственный в мире взрослый, который радовал Шэнь Цзю. Иногда Юэмэй могла видеть, как она ластиться к его руке, позволяя гладить себя по голове. Хотя это проделывали все дети-рабы. — Мы решили подышать свежим воздухом, — мэймэй посмотрела, и Юэмэй поняла, что не стоит рассказывать старику об их беседе.

— В твоём возрасте нужно больше спать, глупая, — старик погладил её по голове. А потом и Юэмэй. Ради улыбки Цзю-мэймэй стоило молчать.

…

Когда в поместье Цю появился малыш Ваньвань, или Ши, десятый, все дети-рабы уже признали Шэнь Цзю за главную. Прошёл год. Во внутренний двор служить их не звали, и если бы туда позвали Шэнь Цзю, Юэмэй бы сразу поняла для чего. Ибо каждый день она думала об этом и боялась. Хотя в своей душе она надеялась, что такая «честь» предоставиться другой девочке. И что, что они вместе делили тяготы? До того дня, когда они попали в это поместье, и подумать о существовании какой-то Хаомэй не могли. Так почему же Юэмэй должна относиться к ней так же, как к Цзю-мэймэй? Она бы подумала над этим, будь здесь Ци-гэ, но…

Его нет! И лучше не думать об этом, иначе Шэнь Цзю разозлится. Она почему-то всегда угадывает, когда Юэмэй вспоминает Юэ Ци.

Так вот, спустя год, в один день в хозяйственном дворе показалась та важная старушка, что разговаривала со следящей за ними тётушкой. Шэнь Цзю и её позвали во внутренний двор. Войдя в красивый кабинет, Юэмэй почувствовала, как земля провалилась под ногами. Однако вместо ожидаемого Шэнь Цзю за руку взяла женщина, от которой несло лекарственными травами. Она отвела её за ширму, стала раздевать и осматривать. Тан Юэмэй смотрела то в сторону ширмы, то на Цю Цзяньло, который спокойно продолжил читать книгу. Закончив осмотр, женщина велела Шэнь Цзю одеваться.

— Молодой господин, — осторожно начала лекарь, — я понимаю ваши намерения, но девочка ещё юна, стоит подождать пару лет, — в ответ молодой господин выдавал только «мгм». — А ещё, кажется, девочка голодает…

— Голодает? — он оторвался от книги, всё равно было сложно вчитываться. — Ты голодаешь? — Шэнь Цзю уже оделась и снова встала рядом с сестрой. Отвечать не стала. Молодой господин Цю усмехнулся. Год прошёл, а она всё дерзит. А ведь умная, хитрее нужно быть! — Эй ты, вас плохо кормят? — Юэмэй дёрнулась, покосилась на мэймэй. — Отвечай!

— Нас хорошо кормят…

— Но? — протянул молодой господин.

— Рабы бесплатная рабочая сила, однако и её нужно мотивировать. Когда их избивают, потому что могут, когда прибирают их еду, сколько смогут рабы? Я отдаю свою еду. В этом доме и кусок в горло не лезет, — казалось, ещё чуть-чуть и Шэнь Цзю плюнет, если не в лицо, то в ноги Цзяньло. Как ни посмотри, а это вопиющее оскорбление.

— Ты! — старуха, которая, видно, кормилица в этой семье, хотела отвесить ей оплеуху. Но Цзяньло вскинул руку, останавливая её. И рассмеялся.

— Славно, славно. Мой отец говорит так же, но слуги не исполняют его приказов. Славно, — он повернул голову к кормилице. — Ты знаешь, что нужно сделать. И отведи их обратно, — Юэмэй опустила голову, только краем глаза заметив, с какой злобой Шэнь Цзю на него смотрит. Так нагло и открыто. Чего она пытается добиться? Разве не делает только хуже?

…

С тех пор, почти полгода, Шэнь Цзю часто звали во внутренний двор. И каждый раз Юэмэй спрашивала, не сделал ли ей чего Цю Цзяньло. И Шэнь Цзю говорила правду: нет. Пока, нет. Вместо этого он почему-то принял решение научить её читать и писать необходимый минимум иероглифов, а не только красиво писать своё имя. Заставлял есть в его присутствии. Его веселил каждый раз, когда он брал её руку, чтобы научить правильно держать палочки, ибо Шэнь Цзю настораживалась до невозможного. Повеселился пару раз, а потом стал звать и свою любимую младшую сестру. Разве в присутствии сверстницы этой разумнице не станет спокойнее?

Цю Хайтан стала таскать её за собой, даже на занятия. Конечно, её ничему не учили, но и внимательно наблюдать никто не запрещал. А потому несколько раз за месяц она могла видеть и госпожу Цю. Та ещё сука, но стоило признать, что ведёт себя, как настоящая аристократка. Собственно, старые слуги и говорили, что она из более благородной семьи, чем само семейство Цю. Кажется, именно у неё Цзяньло и Хайтан научились вскидывать руку — и все замолкали. Это было так естественно. И действительно вызывало восхищение.

Юэмэй слушала обо всём этом так спокойно, как могла. Она понимала, что несмотря на опасность такого положения, Шэнь Цзю пыталась выжать выгоду.