– Пожалуйста, мама, не делайте меня несчастной? – на глазах Малики заблестели слёзы.

– Чувствую я, что уже скоро меня заберёт Всевышний. Не устроив твою судьбу, кизим, я не смогу покинуть этот бренный мир со спокойной душой. Подумай о своей старой матери? – встав со скамейки, ответила Фархунда-опа и шаркающей походкой направилась к дому.

После ухода мамы Малика подошла к чинаре и, обхватив обеими руками широкий ствол, стояла, словно надеялась услышать какой-то ответ от старого платана, немало повидавшего на своём долгом веку. Однако в этот жаркий, безветренный июльский день чинара даже не шелестела своей листвой. Склонив густую крону, она как будто сочувствовала девушке, но ничем не могла ей помочь.

Потом в сад пришёл брат Шухрат. Он начал уговаривать сестрёнку зайти домой. Малика в ответ качала головой и беззвучно плакала. Тогда Шухрат с упрёком произнёс:

– Не будь эгоисткой, Малика, пожалей маму! Она и так плохо чувствует себя после смерти Маджида. Сейчас сидит на кухне и плачет.

Эти слова подействовали на девушку, как холодный душ. С трудом разжав свои пальцы, она оторвалась от чинары и позволила брату отвести себя в дом.

Замуж за нелюбимого.

Все последующие дни для Малики прошли, как в тумане. Один раз она вышла из дома, чтобы сходить в библиотеку, куда благодаря протекции одного их дальнего родственника девушке удалось устроиться после школы помощником библиотекаря. Малика написала заявление об отпуске с последующим увольнением. Её отпустили без проблем.

Ведь желающих работать на «чистой работе», как называли в республиках Средней Азии работу в конторе, всегда было более чем достаточно. Тем паче, что в Намангане женщины трудились большей частью на шелкоткацких и текстильных фабриках, либо на обувном и химическом заводах. В общем, выбор небольшой. Конечно, на место Малики взяли не абы кого. В Узбекистане всё делается через родственников, либо связи. Как, впрочем, во всей Средней Азии.

Малика Закирова уволилась с работы и занялась подготовкой к свадьбе. Собственно, ей не нужно было делать что-то особенное. На Востоке приданое девочкам их матери готовят сызмальства. Покупают заранее постельное бельё, полотенца, посуду, шьют курпачи – это узбекские стёганые матрасы. Их лицевая сторона шьётся из панбархата, плюша или атласа, а внутренняя – из хлопка. Матрас наполняется ватой, которая имеет идеально однородный состав.

Курпача – очень универсальная вещь. На матрасах узбеки спят, едят, отдыхают. Принято считать, что чем больше в том или ином доме курпач – тем его хозяин богаче. Поэтому, готовя для дочерей приданое, матери всегда стараются изготовить как можно больше таких матрасов. Также в сундук невесты кладут новую одежду, обувь. В идеале их должно хватить на ближайшие семь лет, чтоб мужу не пришлось беспокоиться о внешнем виде жены, тратя на это деньги.

Фархунда-опа, овдовевшая в 39 лет, была искренне убеждена, что до пенсии не доживёт. Минувшей весной ей исполнилось 52 года. Поэтому с ещё большим тщанием, чем другие узбекские матери, она готовила приданое для своей младшей дочери. Женщина опасалась, что будущая родня будет обижать Малику, если посчитает приданое чересчур скромным. Но ещё больше она боялась умереть, не успев выдать дочку замуж. У Малики и так-то отца нет, а если она окажется круглой сиротой, то люди подавно будут воротить от неё нос.

Вот и старалась Фархунда-опа изо всех сил: покупала всё, что положено, шила курпачи, да ещё успевала торговать на базаре. Одного приданого недостаточно. Отдельная головная боль для родителей взрослых детей – это свадьба. К ней на Востоке готовятся практически сразу после рождения первого ребёнка. А семьи в большинстве своём многодетные…

К чести Фархунды-опа, ей удалось, торгуя на базаре и откладывая из скромной пенсии по утере кормильца, скопить кое-каких денег на будущие семейные торжества. Добившись от Малики согласия выйти замуж, женщина начала спешно готовиться. Сторона жениха также не хотела долго тянуть со свадьбой.

В дом к Закировым зачастили разные тётушки, которые учили невесту уму-разуму, пока хозяйка дома занималась закупом продуктов. Это всё были дальние родственницы, потому что близкой родни у Закировых, в отличие от большинства узбеков, практически не было. Зато в Узбекистане исстари существовало деление на роды.

Согласно этому родоплеменному делению, Закировы принадлежали к одному из самых древних узбекских родов – найман. Между тем жених Малики – Карим Орипов, относился к роду конгурат – одному из самых крупных и влиятельных узбекских родов.

Собственно, по этой причине замужество младшей дочери Фархунды-опа и вызвало у их родственников озабоченность. Ведь найманы по праву гордились древностью своего рода. Разумеется, когда их девушки выходили замуж за представителей другого рода, найманы давали понять той стороне, как им крупно повезло породниться с ними. Однако в случае с конгуратами похвастаться не получилось. Потому что конгураты также гордились тем, что сам Чингиз-хан, да и другие монгольские ханы брали в жёны дочерей знатных конгуратов. Теперь родственники семьи Закировых беспокоились, как бы им не ударить лицом в грязь.

Проблема заключалась в невесте. В патриархальном Намангане с его вековыми устоями и глубокой религиозностью идеи социализма как-то не прижились. О равноправии полов здесь не могло быть и речи. Местные девушки традиционно получали строгое воспитание. И если в других городах Узбекистана девочки наравне с мальчиками занимались в школе спортом, посещали разные кружки, и даже могли выйти замуж по любви, то в Намангане им с детства вбивали в голову, что главная и единственная миссия девочки – это получить благословение родителей, выйти замуж и нарожать кучу ребятишек.

Но если женщина где-то работает, то после работы она должна бежать со всех ног домой. Никаких интересов по определению она иметь не может. Жизнь по заветам предков. С этой принципиальной позицией жителей не могли ничего поделать ни школа, ни комсомол, ни партия. Люди согласно кивали головами на разных собраниях, но жили по-своему. Можно сказать, советская власть в Намангане потерпела поражение.

А вот Малика родилась и выросла в многонациональном городе. На родину своей матери в Наманган она приехала, когда ей было 15 лет вполне сформировавшимся человеком. Но, по мнению здешней родни, младшая дочь Фархунды-опа обладала чересчур живым, даже независимым характером; плохо знала узбекский язык; носила брюки и мини; не пыталась научиться вышиванию и даже не умела готовить плов – блюдо из моркови, риса и мяса.

Родственники между собой шептались, что Фархунда-опа слишком уж избаловала Малику. Какой узбек в Намангане захочет взять неумеху замуж? Наверное, ей лучше уехать отсюда в столицу республики Ташкент, где много таких же, как она, русскоязычных узбеков. Иначе останется Малика старой девой. Какой позор на седую голову её матери!

Но, видно, Всевышний сжалился над вдовой, решили родственники Закировых, когда им Фархунда-опа вдруг сообщила, что к Малике хочет посвататься парень с юга Узбекистана. Там чтут национальные традиции не меньше, чем в Намангане. Разумеется, все наперебой стали убеждать женщину, что её своенравной дочери выпал счастливый лотерейный билет. Доводы родственников вкупе с опасениями вдовы умереть, не успев выдать младшенькую замуж, сделали своё дело. В доме Закировых начались активные приготовления к свадьбе.

Пока Фархунда-опа со своей племянницей – их чуть ли не единственной близкой роднёй, отоваривались на базаре, заботливые тётушки по родоплеменной линии каждый день в их дом приходили и вели с невестой долгие нравоучительные беседы. Одна рассказывала о славном прошлом их предков, другая подарила девушке русско-узбекский словарь, третья учила, как следует вести себя со свекровью, четвёртая объясняла, как надо топить печь.

Все они действительно очень беспокоились, что скажут о найманах представители рода конгурат. Возможно потому, что даже в рамках одного народа есть место соперничеству. По Малике конгураты станут судить обо всех найманах. И найманы лезли из кожи вон…