– Для забавы?! Для забавы?! Так для тебя это забава?!..
Но на всякую силу приходит усталость, обессилел и он, и заснул, обнимая меня. Я поднялась тихонько, боясь разбудить его. Мной владела одержимость побегом, чем сильнее Нисюрлиль пытался удержать меня, тем сильнее я рвалась на волю, точно обезумев, не думая ни о нём, ни о себе, вообще ни о чём, ослепнув, и оглохнув, только одно – вырваться! Настоящее безумие владело мной в эти мгновения.
Ужас и, может быть, самый главный и самый постыдный для меня был ещё и в том, что то, что я изо дня в день прощала Арию в течение двухсот лет, Нисюрлилю я простить не захотела. Тем паче я не могла заставить себя оставаться в этом доме, казалось, что это хуже, чем в тюрьме. Пока мы с ним были одним целым, то есть, пока я думала так, я была готова вытерпеть эту жизнь ближайшие лет двадцать. Но не теперь, когда он не просто оттолкнул меня от себя, но отшвырнул, как незначимую муху, я не могла уже выдерживать ни здешнего мрака, ни тесных теремов, ни правил, ни несвободы. Ты, Нисюрлиль, даже не понимаешь, что ты сделал со мной, на какое дно отвращения к самой себе бросил. Не тем, от чего ныло теперь всё моё тело, и почти не держали ноги, о, нет, это всего лишь доказало, подтвердило мне моё место в твоей душе…
А потому я, не в силах и мига больше оставаться здесь, поднялась с постели, ставни и дверь по-прежнему были закрыты наглухо, будто забиты. Одеться бы надо, да сундук с одеждой в другой горнице, здесь токмо рубашки… я надела цельную рубашку взамен разорванной в клочья, кое-как расчесала запутанные волосы, и позвала мысленно, я знаю, Он услышит.
Конечно, Он явился немедля, словно проступив из воздуха.
– Пфуй, как семенем пахнет! – притворно поморщился Люцифер.
И, усмехнувшись, оглядел меня.
– Зачем звала? Не сладок боле, убить его? – он кивнул на постель, где среди раскиданных подушек, смятых и порванных простыней, спал обнажённый обессиленный Нисюрлиль. – Али отдашь уже мне?
– Нет… – поморщилась я, запахиваясь в большой платок, от Его глаз, хоть и плотная ткань у рубашки, а Он просматривал всё, обжигая мне кожу. – Отнеси меня на Байкал.
– И всего-то? А этот, что, не захотел? Сияющий твой… как там его… Василько? – снова захихикал Он. – Ладно-ладно, не хмурься, моя радость. На Байкал, так на Байкал. Мне любовные разлады по душе, особенно, когда наказывают таких, как он – не подступишься, он даже голоса моего не слышит, вообрази, какая цельная душа!
Сатана посмеивался.
– А ты… не подурнела даже, бледная, правда… Но это – чепуха, на воздухе порозовеешь снова. Ладно, летим…
И вот… я в моём доме на Байкале. Здесь уже ночь, это на Москве значит, день догорает, вот как… почти сутки не унимался Нисюрлиль…
– Ты… спи теперь, – сказал Диавол, «добрый», словно мой родной дядюшка. – На, огня тебе в очаг, чтобы не мерзла, а то отсырело тут всё, пока не было вас. Эти, твои люди, правда, подновляли, солнцу открывали, но без человеческого тепла любое жилище хиреет…
Очаг и, правда, запылал жарко в тот же миг.
– Одежд принесу, будет во что одеться. Богиня не должна эдак, голодранкой ходить худущей. Всё, спи!
Я и заснула. И спала, должно быть, сутки, а может, и более. Потому что проснулась от голода, и даже слабости. Но и об этом позаботился Люцифер – возле меня на вышитом покрывале лежали сочные фрукты, лепёшки, всё для того, чтобы восстановить силы.
На рассвете я вышла из своего дома, одетая в белое платье, вышитое золотом и алым шёлком спереди, причёсанная и полная сил, знала, что предстану перед моим племенем. Они ждали, потому что видели дымок от очага курившийся над домом, и, увидев меня, счастливо воздели руки, приветствуя. Я, улыбаясь, простёрла руки над ними и сказала:
– Здравствуй, мой славный народ! Надеюсь, в разлуке вы остались благополучны и здоровы. Я вернулась, чтобы как прежде защищать и оберегать вас. Чтобы освещать вам ночь и согревать ваши дни!
– Приветствуем, наша Богиня! – радостно закричали они.
Их вождь вышел вперёд, рядом шла его жена, и несла на большом блюде угощения для меня: лепёшки, вяленую рыбу и мясо, молоко. Они опасались даже близко подходить ко мне, оставили всё это шагах в десяти с земным поклоном, глядя на меня с восторгом и ужасом. Уверена, они знают, Кто приходит сюда время от времени, и, глядя на общение Богини с Диаволом, рисуют себе собственные мир. Такой, каким он и является на самом деле, где Свет и Тьма рядом. Хотелось бы остаться всё тем же Светом…
Не пошло и пары дней, как на Байкал явился Орсег, да не один, а в компании Викола. Выйдя на берег, они помаячили мне снизу скалы, пришлось слететь к ним. Сколько я не летала, более года, в Москве я не позволила себе этого ни разу, чтобы не быть застигнутой никем в большом и многолюдном городе. Это Огнь ничего не боялся, летал, как ему хотелось, тоже через сады и огороды, конечно, но всё же летал, я же сидела бескрылою курицей…
– Приветствую, друзья! – радостно воскликнула я, опустившись возле них.
– Привет и тебе, Аяя! – Орсег раскрыл объятия, я позволила ему легонько прижать себя к груди. – Вот, привёз тебе Викола, желает напроситься на постой. Примешь?
Викол смущённо немного взглянул на меня.
– Что это ты, Викол, вдруг на Байкал решил податься? Ничего не произошло?
Виколу, очевидно, было неловко, словно он не ожидал чего-то, или ожидал иного или вообще не думал, что станет тут делать, когда приедет.
– Да я… не то, что бы… я…
Но за него ответил Орсег:
– Разочаровался Викол в Вералге, – будто бы помогая ему, сказал Орсег, усмехнувшись, хлопнул в плечо. – Я всегда говорил, она – ведьма, как можно её терпеть? Так вот, в ней разочаровался, а тобой очаровался. Взмолился прямо-таки, чтобы я к тебе его отнёс.
Викол даже задохнулся, а я лишь хлопнула Орсега по плечу, чтобы глупостей не болтал, не смущал Викола, который мне всегда представлялся почтенным, если и не старцем, весьма пожилым, на это Орсег только рассмеялся.
– Ну, что ж, милости просим! – сказала я.
Подала им руки, и мы легко поднялись наверх скалы, а ведь когда-то я этого не умела, когда-то только сама могла летать… Но этого я не помнила, Арий рассказывал мне, то было до Завесы, получалось, после неё я стала сильнее…
…Я и, правда, был смущён, я принял решение отправиться вслед за Аяей на Байкал, а я не сомневался, как остальные, что она здесь, сразу, как узнал об том, что она подалась из Москвы. Я собрал свой нехитрый скарб: книги, какую-то одежду, в основном шубы, тёплую обувь, немного злата, сколь нашёл, злато лишним не бывает, и, главное, книги. Мех получился немалый, Орсег, который явился на мой зов без промедления, услышав мою просьбу, долго и удивлённо смотрел на меня, но вопросов задавать не стал, а вот на мех посмотрел с сомнением и сказал:
– Промокнет всё.
– Н-да… об это я не подумал… – сказал я, почесав в затылке. – Но ладно, просушим…
– Просушить… это, конечно… Что у тебя там? Книги, небось? Гляди, пустые пергаменты привезёшь.
– А ты поспешай, – сказал я, пожимая плечами. Что же мне теперь, книг с собой не брать? Там, на Байкале, не то, что раньше, ныне городов нет.
Но на это Орсег только рассмеялся.
Потом он расспрашивал меня о причинах такого неожиданного решения, но мне недосуг было объяснять, мне казалось, Вералга бежит сзади и, если поймает, непременно убьёт. Сам не знаю, почему я так думал, но именно это всё время приходило мне в голову.
Вот и пришлось нырнуть с Орсегом и теперь выходить с ним на берег похожим на большого мокрого индюка, думаю, Аяя так и подумала про себя, увидев нас. Но я готов был к тому, что она и на смех меня поднимет, хотя чувствовал, что она делать этого не станет, каким бы смешным я ни выглядел в её глазах.
Здесь, на берегу Байкала, Великого их Моря, где она родилась некогда, на воле скал, ветра, волн, она выглядела совсем иначе. Не маленькая и хрупкая, как в окружении домов и толстых стен, но высокая, вольная, сильная, со свободно льющимися волосами, с не сходящей улыбкой, казалось, за спиной у неё крылья, сияющая. К тому же, в удивительно красивом платье, сшитом не по теперешней моде, но моде тех, что нашивали здесь во времена Галтея, Марея и самой Аяи. Она не держала глаза долу, как было принято на Руси, и в Европе, она смотрела в глаза открыто и улыбалась смело и легко и без смущения, приветствуя, обняла меня и Орсега. И в воздух подняла нас, вознося на скалу, с которой к нам слетела, и мы увидели большой кругло построенный дом, обтянутый шкурами белой лисы, и ещё два, стоявших немного ниже – покрытых медвежьими и волчьими шкурами, и еще два – лисьими. А под склоном скалы, до самого леса простиралось поселение, небольшое, но и немаленькое, из таких же вот круглых домой из брёвен, но поменьше и без покрывающих их шкур, с отверстиями в кровлях, через которые курились дымы очагов.
