Аришка с трудом заставила себя не вскочить с лавки, постаралась встать чинно, а опять вышло непривлекательно и все через ее извечную торопливость и подвижность. Опомнилась уже на ступеньках, куда тянула ее дочь боярская, и оглядела узелок с подарком у себя в руках.

– Матушка-боярыня, не примешь ли в подарок? Дар-то скромный, но сердечный, – вернулась к лавке, где сидела еще Ксения и развязала узел, а там….

Женщины, есть женщины. Будь то чернавка или графиня какая ляшская, все одно – охоча до украшений, да нарядов. В руках у рыжей Аринки, на раскрытом платке лежала кружевная тесьма редчайшей красоты и цвета. Такую не зазорно было нашить на самый богатейший летник княжеский.

– Ариша, откуда красота-то такая? – Ксения взяла в руки тесьму и дивилась, а Марья тихо подошла, и встала рядом с матерью, разглядывала богатый подарок.

– Сама сплела, матушка-боярыня, – Аришка обрадовалась, что тесьма понравилась, однако лишней гордости за свою работу не выказала, и была права.

– Эва… Ну, Ариша, порадовала. Спасибо на таком подарке. Молодец, не безрукая. Такое умение и прокормит, и прославит, – внимательно посмотрела мудрая боярыня на рыжую и склонила легонько голову в поклоне, мол, дар принят и оценён.

Ариша поклонилась в ответ, мол, поняла, докучать боле не стану, и двинулась к ступенькам, а за ней потянулась молчавшая все время Марья.

Девушки завернули за угол малой хоромины, и тут Марью словно прорвало – вздохнула глубоко, и слова из нее посыпались, что горох:

– Фух… Арина, ну ты и смелая! Надо же, мамкин допрос вынесла, и не заробела нисколечки. Меня ажник в пот кинуло от ее речей, а тебе хоть бы хны. Где научилась-то? – Марья преобразилась вмиг!

Аришка даже рот приоткрыла, глядя на симпатичное личико боярской дочери, на котором теперь ни спеси, ни горделивости не было вовсе, а одна лишь шутейная улыбка. Вот через нее Аришка и поняла – истинно Дёмкина сестрица! Марья походила на лисицу, красивую, милую, но далеко не безобидную. Такая, если что, нос оттяпает и аккуратно язычком губы оближет. Арине понравилась дочка Ксении, и она решила разговор шутейный поддержать:

– А чего бояться-то? Рыжих сам Ярило бережет. Я поутру косу свою чешу, и потому удача ко мне сама плывет. Неужто, не знала? – Аринка по причине мечтательности, еще и выдумщицей была. Дед Миша звал ее – сказочница.

Машутка уставилась на богатую косу Аринки, и веря, и не веря.

– Врешь, нето.

– И не вру нисколечки, – Аришка поддала в голос правдивости.

– И что, ежели я трону твою косищу, мне тоже радости прибавится?

– А давай попробуем? – и двинулась к Марье поближе.

Та рукой своей косу Аришкину ухватила и стояла, вроде как удачи ждала.

– Боярышня, ты как корову за хвост уцепила. Ты ласковей, да с приговором, мол, явись удача. – Машка поверила, и забубнила себе под нос нехитрые пожелания – молодого жениха, богатый дом и долгую жизнь.

Аришка-хитрюга, выслушала все и сразу поняла – Машка такая же как и все девки. И ничего-то страшного нет в боярышне, токмо что одёжа дорогая. Не стерпела бубнежа Марьиного, и засмеялась; та поняла вмиг, что ее обманули, и косу рыжую откинула:

– Вот ты змея, а! Прямо, как Дёмка-паршивец. Вечно шутейничает. – Чуть погодя сама уж смеялась вместе с Аришкой, понимая свою собственную глупость и излишнее доверие.

Смех тот сблизил девушек-одногодок, стёр чины и сословия, и вот уже обе шли, болтая, и осматривали большое хозяйство Акима Медведева. Ростом были одинакие, обе стройные и быстрые. Даже косы одной длины и толстоты. Ходили меж домами, заглядывали в амбары и нужники. Машка показала холопью избу, и Ариша «намотала на ус» уклад людского проживания, решив такой же порядок и у себя в дому наладить.

За час-другой оббежали девицы все немалое хозяйство, и уселись на лавке в тенечке: апрельский день выдался жарким, солнечным. Смотрели на новые листочки, что повылезали на свет божий, и с утра уж подрасти успели.

– Маша. – Договорились по именам зваться, без чинов. – А тут ратников много живет?

– Почитай все городище ратники и их семьи. Отец свою полусотню сам пестовал. Ты не смотри, что папка мой тихий, он знаешь какой?

– Какой? – любопытствовала Ариша.

– Обоерукий! Во! – Машка гордо уставилась на Арину, а та, не понимая сказанного, брови подняла изумленно. – Что? Не знаешь? Это когда ратник мечами с двух рук рубит. В каждой руке по мечу и айда. Говорят, редко такое встречается. Вон, тятька мой, да еще Шумской.

– Боярин Андрей? – Аринке любопытно стало вдвойне. – И как это, видала?

– Еще как видала. Токмо, запрещено девкам ходить в круг ратнинский. Они там, позади хором скачут, и уроки с мечами делают.

– А как видала-то, Маш?

– Как, как – наперекосяк. Там заборчик есть невысокий, я за него садилась и глядела. Шумской-то противный, все волком смотрит, а когда мечами играет аж красивый делается. Только лицо, все одно, муторное.

Ариша вовсе не была согласна с новой подругой, памятуя о черных глазах молодого боярина и их ярком блеске. Муторный? Да нет же! Но вслух ничего не сказала, опасаясь, и справедливо, лишних вопросов и издевок по причине интереса обычной славницы к боярину Шумскому. Про Андрея слова не молвила, а вот любопытства девичьего не сдержала:

– Маш, а Маш… А мне поглядеть можно? – и глаза такие сделала просительные, что боярышня хмыкнула.

– Маш, Маш – брови замажь. Ладно, идем нето. Только уговор, никому о том не рассказывать. Божись, рыжуха хитрая, – Машутка после Аришкиной-то шутки сердилась притворно.

– Вот те крест, никому и ничего! – Аришка уже подскочила бежать.

– Тьфу, куда тебя? Идем опричь амбаров, чтобы никто не заметил.

И ведь пошли, окаянные! Пробрались сторожко к ратному кругу – утоптанный пятак земляной, огороженный заборцем в пояс человека – и, пригибаясь, чтобы никто не видел, уселись подглядывать.

– Аринка, ниже голову-то! Макушку твою ржавую увидят! – сердито шептала боярышня.

В круге махались Демка с Фаддеем. Шумской стоял распоясанный, в одной рубахе и молча наблюдал. Изредка токмо вставлял два-три слова.

– Дём, коленки.

Или:

– Фаддей, не заваливайся на спину, горло подставляешь.

Аринка дышать забывала, глядя в щелку заборную на такое вот оружное умельство. Ребята крепкие, мечи поют-блестят, и будто пляшут бояричи, а не ратятся. Только не знала она настоящей пляски, и поняла ее в тот самый миг, когда супротив Демьяна вышел Андрей.

Два меча в руках Шумского вжикнули, ослепили на миг рыжую Аришку отданным солнечным светом, и такое началось, что лучше бы никогда не кончалось! Есть все же красота и в ратном бою, когда умелый воин танцует в кругу, и отвечает ему такой же бывалый вой.

И все бы ничего, но девушки позабыли про Фаддея, а тот, прислонясь к заборцу, углядел-таки две макушки – русую и рыжую. Был бы парень обычный, промолчал бы или шуганул по-тихому двух любопытных девах, но он был иной…

Подкрался к тому месту, где прятались Арина и Маша, и громко так сказал:

– Уряд позабыли?! Розог давно не нюхали?! – и уставился во все глаза, видя, как девчонки испугались, будто страхом их упивался, паскудыш.

– Аринка, тикаем! – шумнула Марья, и рыжая подскочила, развернулась бежать, да не вышло….

Косища ее золотая от быстрого поворота по ветру легла, а кончик-то возьми и застрянь между двух плашек заборных. Да так крепко прищемился, что ни туда, ни сюда. Марья новой подруги не бросила, а принялась выпутывать косяной конец из заборца – ничего не вышло. Фаддей, видя такую муку, только похохатывал.

– Что, радостно тебе, братец? – выплюнула зло Машка, все пытаясь вызволить Аришу.

– А то нет? – Фаддей взглянул на Арину, и улыбка сползла с его лица, будто шкура со змеи.

Девушка уже не пыталась вырваться из путов своих волосяных, а смотрела прямо на боярича и взгляд ее поначалу ясный, стал темнеть. Ариша поняла вдруг, что перед ней никто иной, как змей равнодушный и коварный. Фаддеевы глаза подсказали: в них странная радость плескалась от того, что Аришка попалась. А уж когда боярич заметил Аринкино внимание, так улыбаться перестал и еще более стал похож на змею. Нет, не ужика безобидного, а самого что ни на есть гадючьего гада.