- Брокер, беги разбуди доктора МакГрегора и скажи, что он нам нужен.

- Не нужен мне доктор! – воскликнула Салли. – Он пошлёт меня в больницу и запрёт там с теми, у кого оспа и инфуленца. Это всё равно что тюрьма!

- Доктор МакГрегор, должно быть, последний человек, что пошлёт вас в больницу. Он деревенский врач, и не верит в пациентов, которые могут быть так плохи, чтобы лондонская больница не смогла навредить им ещё больше, – мистер Кестрель поставил свечу и подвинул мягкий плюшевый диван поближе к камину. – Прошу вас, мисс Стоукс.

Салли расхохоталась.

- Ты слышал, Брок? Он назвал меня «мисс»!

Брокер неловко переминался с ноги на ногу.

- Мне разжечь камин перед тем как идти, сэр?

- Его нужно не разжигать, а лишь чуть подтолкнуть к возрождению – думаю, я с этим справлюсь. Иди, Бога ради! С твоей сестрой ничего не случится.

- Он не обо мне беспокоится, – усмехнулась Салли.

Мистер Кестрель поднял брови.

- Брокер, ты же не хочешь сказать, что боишься оставлять меня один на один со своей сестрой? Что, черт победи, мисс Стоукс может сделать со мной?

Брокер замахал руками, будто не мог сформулировать. Наконец, он бросил это и отправился за доктором МакГрегором.

- Не желаете ли присесть? – повторил мистер Кестрель, указывая на диван.

- Не возражаю, – она неторопливо прошла к дивану, не спуская с джента глаз. Она никак не могла его понять. Чего ради он устраивает этот спектакль хороших манер? От этого ей самой хотелось грубить и провоцировать его – сбить с него маску и посмотреть, что под ней.

Салли дерзко смерила Кестреля взглядом. Он почти ровесник Красавчика – лет двадцать пять-двадцать шесть. Тёмно-каштановые волосы, глаза чуть посветлее с зеленоватым отливом. Миловидным не назовёшь. Но ему это и не нужно – он и без того привлекал внимание. У Кестреля были настороженные, проницательные глаза, выразительные брови и всегда наготове чуть ироничная улыбка. Ростом он тоже не вышел – но ему и это было не нужно. Сложением удался – худощав, но не скелет, мускулист, но изящен. Сейчас на Кестреле была вечерняя рубашка с оборками, домашний халат из зелёного шёлка и чёрные брюки, что облегали ноги как перчатка – кисть руки. Ну что ж, ноги у него для этого годились – тут сомнений нет.

Салли присела на диван – осторожно, ведь спина и бока ощущались как один большой синяк. Кестрель наблюдал за ней и обеспокоенно нахмурил брови. Да что с ним такое? Какое ему дело? Она просто сестра его слуги.

- Мне бы не помешало чем-нибудь промочить горло, – с нарочитой дерзостью проговорила она.

- Конечно. Бренди с водой?

- Без воды будет в самый раз.

Он принёс бутылку и пару стаканов, но, повинуясь пришедшей в голову мысли, налил ей бренди в один из позолоченных стаканов, которыми девушка восхищалась. Этот маленький жест тронул Салли – она и забыла, что хотела быть дерзкой. Они чокнулись и выпили.

- Вот это выпивка, первый сорт!

- Рад, что вам нравится.

Он подошёл к камину и принялся подбрасывать уголь. Салли осушила свой стакан, сняла чепец и повесила на соседний стул. Волосы, которые она так и не подколола шпильками после схватки с Круглоглазым, рассыпались по плечам. Юбка запуталась вокруг ног, так что Салли энергично встряхнула её.

Потайной карман, перегруженный монетами, оторвался, взлетел в воздух и попал мистеру Кестрелю точно между лопаток. Он обернулся, подняв брови. Девушка с трудом сдерживала смех, зажимая руками рот, но была и немного напугана. Кто знает, что он выкинет, увидев краденые платки?

Кестрель поднял карман.

- Кажется, вы что-то потеряли.

- И вы конечно, хотите знать, что.

- Это довольно очевидно – пригоршня монет и пара-тройка платков, которые вы нашли до того, как хозяева их потеряли.

- Откуда вам знать, что они не мои? – с вызовом спросила она.

- Три мужских платка? Один даже с монограммой Ч. Ф. Э. – Он указал на аккуратно вышитые буквы в углу батистового платка, что она утянула у Красавчика.

- Ну… деньги там все равно мои. Я их заработала. Думаю, вы можете догадаться, как.

- У меня есть догадка.

- Так что вы можете мне их вернуть.

Кестрель отдал девушке деньги, но не платки. Она посмотрела на него с обидой.

- Позовете сторожа?

- Зачем? Вы этого хотите?

- Вы понимаете, о чём я. Если вы не собираетесь накапать на меня легавым, то почему не вернёте промокашки? Хотите оставить себе?

- Моя дорогая девочка! – Кестрель будто был потрясен таким предположением. – Это что, красный ситец? – удивлённо пробормотал он, держа в руках платок, должно быть, принадлежавший Колючему – у Круглоглазого был шёлковый.

- Ну а что вы собираетесь с ними делать?

Он задумался.

- Я попрошу Брокера отдать их на какое-нибудь благотворительное дело – обществу по незваному вмешательству в жизнь африканцев или вроде того, – он собирался было убрать платки себе в карман, но что-то привлекло его внимание. – Посмотрите, – он вытащил из одного платка сложенную бумагу и протянул её. – Сперва я этого не увидел.

- Что это?

- Так это не ваше?

Салли развернула бумажку и, хмурясь, принялась читать. Чтение давалось ей нелегко.

- Никогда раньше этого не видела. Вы уверены, что это из моего кармана?

- Да, это было среди платков.

Она подняла глаза от бумаги, неожиданно поняв.

- Должно быть, я стащила её у кого-то из парней вместе с платком. Интересно, у кого? – девушка протянула Кестрелю бумагу. – Что тут сказано?

Глава 3. Лекарство от скуки

Мистер Кестрель прочитал вслух.

Октябрь 1824

Вечер субботы

Я не знаю, что сказать, как объяснить, где я сейчас или как сюда попала. Я рада, что пишу, а не говорю – как бы я смогла говорить об этом или смотреть вам в глаза, даже если бы покинула это место и вернулась домой? Я не думаю, что когда-нибудь смогу снова встретиться с вами, или любым из членов нашей семьи или тем, кого я когда-то любила. Пожалуйста, простите меня! Я столько перенесла! И переношу каждый день снова и снова – дело не в той жалкой жизни, что я веду, но в воспоминаниях, которые не могу прогнать – о былом счастье, о надеждах, о моей невинности – обо всём, чего меня лишила глупая, неблагодарная, слепая опрометчивость!

Моя гибель – не только моя вина. Я не могу писать об этом – могу лишь сказать, что до того, как покинуть вас, я не знала, что в мире есть столько зла.

Когда вы узнаете, где я сейчас, и что случилось со мной, вы можете не захотеть больше видеть меня. Я пойму. Вы не сможете презирать, ненавидеть и отвергать меня сильнее, чем я сама. Но если вы хотите узнать, что со мной сталось, приходите на Старк-стрит, дом 9. Вам не нужно будет входить или говорить со мной. Я не буду выходить, не буду просить защитить меня или признать ту, кем я стала.

Я никому здесь не называла моего имени, и не напишу в этом письме ничего, что может выдать его. За мной следят – я боюсь, что письмо могут отобрать и прочесть ещё до того, как я отправлю его. Хвала небесам, есть человек, которому я могу доверить тайно передать его, так что никто не увидит адрес на внешнем листке. Если вы решите не отвечать на него, никто не узнает, что случилось со мной. Я буду забыта, как покойница, как разбитый сосуд из Псалмов^[11].

Я люблю вас. Молитесь за меня.

Салли вздрогнула.

- Жуть какая, хоть могилу мне ройте!

- Вы что-то знаете об этом?

- Нет, говорю вам, я, должно быть, стащила этот платок у кого-то из клиентов. Их сегодня было трое – Колючий, Красавчик и Круглоглазый.

- Почему они все на «К»? – на миг перевёл тему Кестрель^[12].

- Не знаю. Так получилось. Я всегда даю клиентам прозвища. И вам тоже придумаю, наверное.

- Не думаю, что это потребуется, – с улыбкой сказал он. – Я не собираюсь входить с вами в деловые отношения, – он снова пробежал глазами по письму. – Ни подписи, ни адреса. Она упоминает внешний листок – видимо, послание было завёрнуто в другой лист бумаги, как в конверт. Вечер субботы – должно быть, речь о позавчера. Предыдущая октябрьская суббота – это слишком давно. Если она послала письмо двухпенсовой почтой^[13], оно могло прийти сегодня. Вы можете определить, у кого из мужчин было это письмо?