«Интересно, а какие они, миражи?» — подумал Коля. Может быть он их ещё научится строить? Вот вырастет и научится. Ведь хозяин Тёмных Стёкол уже никогда не вернётся за Колей, никогда не будет поджидать его у школы или за мёртвым деревом, никогда не ухватит его за плечо, чтобы увести в неведомые дали и стать Хозяином, а может и Тёмными Стёклами сразу.

Задумавшись, Коля покачнулся на табуретке и сделал судорожное движение, чтобы ухватиться за что-нибудь. Опоры не нашлось, зато задетая Колей чашка прокатилась по всей столешнице и чуть не сверзилась.

Мама неодобрительно покосилась на Колю, и тот приготовился к строгому разносу для профилактики за некультурное поведение за столом. Но тут заулыбался папа, и Коля догадался, что разноса не последует.

— Спокойней, Николя, — подмигнул папа. — Счастье к нам ещё не пришло, так что посуду бить рановато.

— Так ведь посуду на счастье бьют, — наставительно заметила мама.

— Естественно, — закивал папа с видом учёного, защитившего докторскую диссертацию. — Вот когда оно придёт, Коля станет на него посуду бить. А пока что получается, посуду не на счастье бьём, а на пол.

Коля заулыбался.

— Папа, — сказал он, — а мы постоим после ужина на балконе?

— А надо ли? — деланно испугался папа.

— Надо, надо, — серьёзно закивал Коля. Сегодня у папы было превосходное настроение и этим надо непременно воспользоваться, пока он не отгородился от мира и Коли свежим номером «Комсомольской Правды».

Коля глубоким глотком дохлебал чай, одним широким взмахом губки для мытья посуды осушил расплескавшиеся по столешнице лужи и побежал на балкон.

Там было прохладно, и пока папа допивал свой кофе, Коля успел сбегать за двумя куртками: своей и папиной. Он осторожно проложил их на шкафчик, придавил камнем на всякий случай и свесился вниз, пока родители не успели заметить его акробатические художества. Внизу степенно двигались по своим вечерним делам почти неразличимые силуэты прохожих. Может, среди них были и девушки, а может и сама Красавица-Комсомолка-Спортсменка, но сумрак превращал их в совершенно одинаковые и неинтересные фигуры, и Коля выпрямился, скользнув взглядом по небу. Ковш медведицы ему найти не удалось, но всё равно на небо смотреть куда интереснее, чем на тёмную землю и на сливающихся с ней прохожих. Звёзды дружелюбно подмигивали Коле, словно тысячеглазое привидение Каспер. Отрывок мультфильма мелькнул у Коли перед глазами, а в следующую секунду у него на плечах оказалась куртка. Папа всё-таки добрался до балкона.

— Папа, а что, если наш мир ненастоящий? — спросил Коля.

— А какой он, Николя? — улыбнулся папа. — По моему, так самый, что ни на есть настоящий.

— Нет, папа, — заспорил Коля. — Давай, на секунду допустим, что он совершенно не настоящий.

— Хорошо, Николя. Давай допустим. Надеюсь, за эту секунду с миром не успеет случиться ничего страшного.

— Не успеет, — заулыбался в ответ Коля.

— Время пошло, — напомнил папа. — Так какой он, этот мир?

— Пусть он будет нарисованным.

— И что?

— Ну, папа, как же ты не понимаешь. Это ж ужас — узнать, что живёшь в нарисованном мире.

— Почему ужас?

— Но ведь с нарисованным миром может случиться всё, что угодно!

— А ты не думал, Николя, что и с настоящим миром может случиться всё, что угодно.

— Нет! С настоящим миром, что угодно не случится, я знаю.

— Конкретней, Николя, конкретней. Что плохого может случиться с нарисованным миром?

— А вдруг художнику не понравится рисунок, и он его уничтожит?

— А тебе самому нравится этот рисунок, Николя?

— Не знаю, — пожал плечами Коля.

— Запомни, Николя. Никогда не говори «Не знаю»! Любой, задающий вопрос, думает, что он разговаривает с личностью, которая хоть и не всегда знает ответ, но по крайней мере имеет своё мнение на происходящие события.

— Но я на самом деле не знаю! В нём столько, в этом мире…

— Хорошего или плохого?

Коля внимательно посмотрел на папу. Таким тоном папа всегда задавал подковыристые, провокационные вопросы, на которые думай-не думай, а правильных ответов не сыскать.

— Так как, Николя, хороший он, наш мир, или плохой?

— Разный, — вздохнул Коля, не зная, что сказать поумнее.

— Во-о-от, — радостно протянул папа. По особому протянул. Не так, как в те минуты, когда Коля попадался в расставленную ловушку.

— Значит, разный? — переспросил папа.

— Разный, — утвердил Коля.

— И есть в нём хоть что-то, что тебе по душе?

— Конечно, папа, — подхватил Коля. Потом он представил школу и погрустнел. Но вовремя вспомнил о Пашке и вновь воодушевился. Ведь Пашка теперь не будет ему досаждать. И… может быть… Владян тоже.

— Вот видишь, Николя, — задумчиво произнёс папа, размышляя о чём-то своём. Иногда не столь важно знать, нарисован окружающий мир или нет, а важно почувствовать, что в этом мире есть что-то хорошее. И не только есть, а было и будет. И если переводить на термины нарисованного мира, то важно почувствовать, что ты в этом мире нарисован красиво.

— А если красиво не получилось? — спросил Коля и быстро добавил. — И изменить невозможно. Ну никак.

— Тогда, Николя просто порадуйся, что тебя нарисовали. Ведь тебя могли не нарисовать и вовсе. Не успели нарисовать или не захотели. И всё, Николя, у тебя нет мира, пусть даже нарисованного, а у мира нет тебя. Было бы вместо тебя на бумаге нечто другое. Вот, скажем, уродливая клякса или вообще пустота.

Коля поморщился, представив кляксу из старого мультика. Там тоже были нарисованные миры, а по ним путешествовали настоящие дети.

— А правда, папа, что раньше все дети были знакомы с кляксами?

— Знакомы? — удивился папа. — Ах да, можно и так выразиться. Конечно, были.

— И ты?

— Нет. Я уже те времена не застал. У меня были шариковые ручки. Хотя на старых партах у нас в школе ещё оставались дырки для вставки чернильниц.

— Кляксы жили в чернильницах?

— В чернильницах жили чернила. В чернильницу макали перьевую ручку или просто перо и писали по бумаге. И если чернил набиралось слишком много или перо цеплялось за бумагу, то с него соскакивала клякса и поселялась на листе. А знаешь, Николя, услышь наш разговор тогдашние шестиклассники, подняли бы они нас на смех, честное слово. Ты, наверно, думаешь, что кляксы живут только в сказках?

— Не-а, — замотал головой Коля, чтобы папа не подумал, что он такой несмышлёныш. — А скажи, папа, когда уходят сказки?

— Хороший вопрос, — смутился папа. — Знаешь, Николя, обычно все интересуются, куда они уходят. А вот когда… У всех по разному. Некоторые даже рождаются без сказки, а некоторые несут её в себе всю жизнь… Слушай, Николя, когда я учился в школе, то нам рассказывали легенду про Данко…

— Про того, кто вырвал сердце и вывел народ в хорошее место?

— Людей, не народ, — поморщился папа, но потом заулыбался. — Значит, и у вас её ещё не выкинули из программы. Так вот, Николя, мало вырвать сердце. Надо, чтобы оно было чем-то наполнено. Никто никогда не пойдёт за человеком с пустым сердцем…

— Так что, у Данко в сердце жила сказка?

— Но ты подумай сам. Представь. Темнота. Сырость. Огромные мрачные деревья, сплетённые в чащу. Голод и болезни. И больше ничего. И никто даже не знает про другие миры и места. Расскажи тем людям про светлые поля, про лужайки, заросшие густой травой, про море, про высоченные горы. Они не поверили бы, они засмеяли бы тебя с головой и объявили твои россказни пустыми сказками. Данко ведь тоже не был нигде, кроме своего мрачного леса. Но в сердце его жила мечта, которую другие называли сказкой. И когда он вырвал сердце, то именно его мечта, его желанная сказка горела в нём и освещала дорогу.

— Так значит сказка жила только в Данковом сердце.

— Не думаю, Николя. Наверное, такая сказка жила в сердцах у многих. Просто они не верили в неё. И ещё мораль в том, что не всем под силу вырвать своё сердце, чтобы превратить сказку в то, что происходит ПО-НАСТОЯЩЕМУ. Вырвать и повести за собой.