В коридоре объявился Димка. Маленький и серьёзный.

— Не этот? — строго спросил его отец.

— Не, — сказал Димка, уставившись на Колю. Он был догадливый и сейчас ждал только наводящего вопроса или одного-единственного слова.

— Три, — пояснил Коля.

Димка ничего не ответил, а только кивнул. Коля так и не понял, уяснил Димка или нет, что ему предстоит в три часа объявиться в Колином подъезде. Но разъяснять под пристальным взором Димкиного отца не хотелось. Да и некогда. И Коля с облегчением выскользнул на лестничную площадку.

Пашка открыл дверь сам. Коля тревожно вслушался в квартирные звуки, но ничего подозрительного не долетало. Шелестело радио на стенке. Кипел чайник. Тикали часы на холодильнике. Пашкина мать работала продавщицей и возвращалась домой поздно.

— Сегодня, — сказал Коля, не решаясь переступить порог. — Ночью.

— Хорошо, — Пашка качнул головой направо.

— А отпустят? — заволновался Коля.

— А буду спрашивать? — невозмутимо отозвался Пашка.

Коля и сам не собирался отпрашиваться и промолчал. Пашка тоже не изъявлял желания раскручивать разговор. Он по натуре был немногословным. Сказал — сделал. И по новой.

А Колю захватила одна совершенно невероятнейшая мыслишка. Прямо сейчас он стоял с самим Пашкой. С тем самым Пашкой, который не забвал сбрасывать его с хороших мест у окна в экскурсионном автобусе. С Пашкой, от которого он получал чуть ли не каждый день. С Пашкой, которому был обязан решать контрольные. Да, да, с Пашкой. И ни чуточки… Ну вот ни капельки его не боялся. Интересно, из каждого ли кровожадника можно сделать человека?

— Ну, мне пора, — заявил он Пашке.

Пашка не возражал.

И Коля солидной взрослой походкой проследовал через сумрачные дворы к своему подъезду. Оставалось надеяться, что дядя Серёжа не прятался с засадой в приподъездных кустах, поджидая Колю, чтобы вручить ему тряпку для скорейшей помывки стены. Но дядя Серёжа пил на кухне чай и слушал по радио о событиях, происходящих на территории бывшей Югославии. Он уже почти забыл и про морду, и про Колин побег. Всё это сейчас казалось мелочами. Но завтра он обязательно дождётся Колиного отца и ткнёт в сыновьи художества. И может проказливый пацан будет тогда отмывать стенку под двойным надзором, а дядя Серёжа вдоволь обсудит, надо ли нам снабжать топливом районы Крайнего Севера.

На секунду Коля остановился и вгляделся в серебристые штрихи портрета Предзнаменовательницы. Пробьёт полночь, и локоны начнут укорачиваться. Один за другим. А когда исчезнет последний, то гном вступит на дорогу. А может, и Коля уйдёт вслед за ним. Ненадолго. Не навсегда. Только на одну ночь.

А ночь уже наплывала, уже распростёрлась над городом холодными чёрными крыльями осеннего неба. Для миллиардов людей она оставалась совершенно обычной ночью, наполненной снами, делами и происшествиями. И только пятеро всматривались в неё строгими взглядами. Взглядами ожидания. Они чувствовали её отзвуки. Они знали, какие секреты прячутся в небесных складках, изукрашенных лоскутками облаков и мерцающими искорками звёзд.

Веня осторожно-осторожно пробирался через большую комнату, где спали родители. Пол поскрипывал и каждый звук отдавался тихим ужасом у Вени внутри. Крысомуммии беззвучно шмыгали из кухни в Венину спальню и обратно. Но Веня уже ни капельки их не боялся. Привык.

А вот выбраться в одиночку из дома казалось совершенно немыслимым делом. Даже вечером нельзя было выйти на улицу или к Коле, предварительно не отпросясь. А тут получалось настоящее преступление. В голове, смешиваясь с безотчётным страхом, проносились картины, когда отец поутру зайдёт в Венину комнату и никого там не найдёт, кроме бабушки, спокойно спящей в углу. И эта страшная картина ни за что не хотела покидать Венину голову. А о том, что случится по возвращении Вени, он даже думать не хотел.

Пальцы легли на собачку замка и миллиметр за миллиметром принялись отодвигать её вправо. Замок чуть лязгнул и Веня сжался. Тишина. Только крысомуммии столпились вокруг Вени и пялились то на дверь, то на Веню, как просящаяся на улицу кошка.

Теперь пальцы сжались вокруг ручки и осторожно потянули её на себя. Крысомуммии в нетерпении затопали. Если бы на их месте были умильные комнатные собачонки, похожие на откормленных лисичек, то Веня улыбнулся. Но крысомуммии с красными индикаторами глаз и злобным оскалом улыбки не вызывали. Веня их не интересовал, им требовалось выйти. И как можно скорее.

Веня не раздумывал над тем, почему бы крысомуммиям не убраться восвояси тем неведомым путём, которым они когда-то проникли в квартиру. Веня тянул на себя круглую рукоятку, украшенную выдавленным переплетением листиков какого-то небывалого растения. Дверь, поскрёбывая по полу нижним валиком обивки, поползла внутрь квартиры. К счастью дерматин, укутавший поролоновый валик, поистрепался и не звонко царапал по линолеуму, как после новоселья, а лишь тихо шуршал. По линолеуму косой дорожкой протянулся луч света от тусклой лампочки, бессменно дежурившей на этаже до окончания своего срока службы. Веня перевёл дух и убедился, что щель достаточно широка, чтобы просочиться в подъезд.

Крысомуммии со скоростью пулемётных выстрелов начали выскакивать из квартиры, не толпясь, а чётко соблюдая очередь. Не прошло и минуты, а перед приоткрытой дверью стоял только Веня, пока не решившиёся на последний шаг. Правой ногой он терпеливо шарил в непроглядных просторах обувной полки, разыскивая свои кроссовки. Левой рукой он пробовал снять свою куртку завешенную маминым пальто. Правой было бы сподручнее, но она так и сжимала дверную ручку. Неудобства радовали Веню. Неудобства позволяли затягивать время и отдалять момент, после которого вернуться будет невозможно. Секунды таяли, а Веня так и оставался в коридоре, готовясь к неприятному побегу из дома.

Но кроссовки вывалились из-за папиных сапогов, задетые далеко просунутой ногой, а ленточка вешалки оборвалась от непрестанного подёргивания, и куртка сама собой выскользнула из вороха верхней одежды и оказалась у Вени в руках. И не оставалось больше никаких причин, по которым Веня мог задержаться ещё на одну минутку. А там, кто знает, может всё совершилось бы само собой, без всяческого Вениного участия.

Пальцы правой руки оторвались от ручки и подхватили кроссовки. Обувался Веня уже в коридоре, где из-за всех плотно прикрытых дверей наплывала мёртвая тишина. И только одна дверь раззявилась тёмной щелью, а Веня смотрел на неё несчастным взглядом. Он совершенно не знал, что теперь делать. Своего ключа Вене не полагалось, так как дверь почти всегда открывала бабушка, а в тех редких случаях, когда она выбиралась в магазин или поликлинику, Веня ждал её на скамеечке или убегал в штаб. Но сейчас-то звонить было совершенно недопустимо. Сейчас-то Вене полагалось видеть сны в своей постели. Уже то, что Веня стоял на лестничной площадке, являлось непростительным проступком, о котором не должен был знать никто. Не бывает ни гномов, ни гномьих путей, один из которых должен открыться сегодня. Не бывает принцесс из корейских ручек. Не бывает хозяев Тёмных Стёкол. Не бывает крысомуммий, чуть ли не сотня которых только что выскочила в тусклую прохладную тишину подъезда. Не бывает на белом свете ничего такого, что послужило бы для Вени веским оправданием, когда утром он нажмёт кнопку звонка, чтобы его пустили обратно. И поэтому Вене до невозможности не хотелось захлопывать дверь, отрезая себе обратный путь.

Но и оставлять дверь открытой тоже казалось совершенно невозможным. А вдруг в Венино отсутствие в квартиру залезут грабители. Веня знал множество историй про грабителей, бесшумно вскрывающих двери по ночам. А тут им даже стараться не надо будет. Толкнул дверь, и уже в квартире. И Вене попадёт ещё больше. И за побег, и за грабителей. И Веня тихонько начал прикрывать дверь, с каждым мигом наполняясь всё большим отчаянием. Вот сейчас замок чуть слышно щёлкнет… И всё! И никто не спасёт Веню, и никто ему не поможет. Нет!!!