– Сколько ей осталось? – прямо спросил отец Аннетт. Глаза врача расширились от неожиданного вопроса, обычно люди избегают прямоты, но рубить правду сразу тоже не стоит.

– У нее съедены почти все органы. В желудке дыра, предполагаю, что печени вообще не осталось, я не говорю уже о критическом нарушении гормонального фона…

– Она доживет до своего совершеннолетия? – мужчина поднял на него мокрые глаза.

– Если она доживет, это будет чудо. – отец тяжело вздохнул и, откинувшись на спинку стула, провел рукой по щекам. – И все-таки я бы посоветовал пройти полное обследование, сдать все возможные анализы. Скорее всего врачи, которые специализируются на более узких сферах, найдут какой-то выход, но вы же сами понимаете, что в любом случае она уже не сможет жить привычной жизнью. Лечение будет предполагать многочисленные операции, скорее всего даже трансплантацию. Когда она очнулась, она сказала, что действительно хочет жить, но подумайте захочет ли она жить ТАКОЙ жизнью? Подумайте об этом не как отец, а как отстраненный человек. Я понимаю, что это трудно, но стоит попытаться. – врач помолчал и, попрощавшись с мужчиной, приступил к работе.

Мужчина долго не решался зайти в палату к дочери. Он ходил по холлу, ломая себе руки. Выпил три кофе и, купив четвертое, сел на кресло, стоявшее рядом с вип-палатой. Тряся ногой, он крутил в руках картонный стакан. Поднеся стаканчик ко рту, он вспомнил слова, которые говорила ему дочка очень часто до того, как начала употреблять. Она всегда просила его не пить много кофе, ведь оно вредно для желудка. «Тебе может стать плохо, а вдруг тебя вообще в больницу увезут. Папуля, ты мне живой нужен» – говорила она, повиснув ему на шею. По лицу мужчины потекли слезы, ведь теперь в желудке его дочери была огромная дыра и она вместо него лежит в больнице. Он вскочил на ноги и со всей силы кинул картонный стаканчик в стену. Крышка отлетела и кофе забрызгало стены. Упав на пол, стаканчик продолжил истекать недопитым черным кофе.

Мужчина зашел в палату: мама все не отходила от кровати дочери, боясь отпустить ее руку, будто прямо на ее глазах она может превратиться в дым и раствориться, словно ее никогда и не было.

– Ты принес чай? – спросила женщина, дернувшись на шорох сзади.

– Прости, забыл. – ответил он. Нужно как-то сообщить жене, что скоро она уже не подержит дочку вот так за руку. Лучше пусть эту новость сообщит он, родной человек, чем поставит перед фактом сухой врач. – Пошли, нужно уточнить на счет продления палаты. – он шмыгнул носом.

– А сам не можешь? – огрызнулась женщина.

– Там нужна подпись обоих опекунов. – женщина агрессивно вздохнула и вышла вслед за мужем.

– Куда идти? – спросила она, закрывая за собой дверь.

– Я сейчас разговаривал с лечащим врачом Аннетт. – женщина остановила на нем испуганный взгляд.

– И что он сказал? – протяжно спросила она, сглатывая комок, давящий на горло.

– Что, если Аннетт доживет до своего совершеннолетия, это будет чудо. – женщина зарыдала и бросилась в объятия мужа. – Но есть шанс, можно попытаться отсрочить и даже возможность вылечить ее. Доктор сказал, что нужно пройти полное обследование и тогда назначат операции. Это, конечно, все стоит огромных денег, но…

– О чем ты говоришь? – закричала женщина. – Какие деньги, когда речь идет о жизни ребенок? Да если понадобиться, я лично стану донором!

– Но после всех многочисленных операций она останется инвалидом. – заключил муж.

Женщина закрыла лицо руками и, тяжело вздохнув, посмотрела куда-то в сторону.

– По крайней мере она будет жить. – ответила жена.

– Жизнь ли это? – вопросил мужчина, но женщина сразу же отстранилась от него.

– Неужели тебе просто жалко денег? Тебе жалко денег на жизнь своей дочери! – закричала она.

– Ты что несешь? Подумай сама: она не сможет ходить, а если вообще двигаться? Не сможет услышать наши голоса? Увидеть нас? Об этом ты не подумала?

– Но она будет чувствовать нас! Она будет жива! Как только она оклемается, пройдем обследование. – твердо сказала женщина и направилась в палату. – Принеси мне крепкий чай, мы здесь на долго. – бросила она, входя в палату.

Матери Аннетт отдали одежду дочери, ей же родители привезли чистую белую майку с принтом и темно-синие джинсы (за последнее время она сильно похудела, поэтому старые джинсы теперь стали ей велики, а ремень пришлось затянуть до последней дырочки). Не успели они выйти из палаты, как их остановила медсестра.

– Девушка, – обратилась она к Аннетт. – вы забыли. – медсестра протянула ей черную кожаную куртку.

– Аннетт, я не помню у тебя такой куртки. – сказала мать. – Вы, наверное, ошиблись. Это не наше.

– Но девушка была в этой куртке, когда ее сюда доставили. – пояснила медсестра.

В глазах матери промелькнула такая ярость, что дочке показалось, что та сейчас же разорвет эту куртку вместе с медсестрой. Аннетт вообще слабо помнила в чем была одета. Не исключено, что она просто забыла снять куртку, когда вернулась домой.

– Благодарю. – сказал отец и забрал куртку.

Опираясь на руку матери Аннетт вышла из больницы и села в машину на заднее сиденье. Отец занял водительское сиденье и легким движением закинул черную кожанку к девочке. Девочка пролежала в больнице почти неделю, а если быть точным, то 6 дней (ее хотели выписать на пятый день, но мать настояла на еще одном «профилактическом» дне). Ко всему прочему, еще на неделю у нее рекомендуемый больничный и на полгода отписка от физкультуры. Конечно, любой ребенок на ее месте прыгал бы от радости до потолка и провел бы эти «выходные» отсыпаясь и целыми днями смотря телевизор, но после ужасного приступа у Аннетт появилось жгучее желание прочувствовать то, что она, как ей казалось, упустила: студенческие будни (она училась в колледже), прочитать книги, которые не прочитала за потерянные года, одеваться как можно ярче, завести друзей, поругаться с лучшей подругой (но потом, конечно же, помириться), найти любовь… Сотни мыслей и желаний мелькали в ее голове, но как же успеть все это за такой короткий отведенный ей срок, о котором она даже не догадывалась? Оставалось каких-то три месяца, а столько вещей в мире, с которыми она не знакома, столько еды, которой она не пробовала, столько стран, которых она уже никогда не посетит. Куда же выпали года ее юности? А какие чувства испытывает человек, когда только начал жить, но уже находится на краю пропасти? Когда человек переполнен жаждой жизни, которую утолить не имеет возможности?

В машине было душно и отец включил кондиционер. Поежившись, Аннетт подтянула к себе кожанку и накинула на плечи, увидев, как мать покосилась на нее через зеркало заднего вида. Они ехали в машине по знакомой местности, но все дома казались какими-то иными, будто ее, как Элли, унес ураган, пока она лежала в больнице. Прижавшись к окну, она с детским любопытством и восторженностью глядела на серые дома, мерцающие светофоры, шумные автобусы и небольшие цветные, словно игрушечные, машинки. А какой интерес у нее вызывали люди, сидящие в этих машинах: каждый едет по своим делам, у каждого свои мысли, цели, чувства, эмоции. Кто-то спешил по делам, кто-то ехал неторопливо, создавая пробку, кто-то начинал нервно гудеть, а кто-то наслаждался громкой музыкой, которую слышали даже его соседи по дороге.

Они остановились на светофоре и Аннетт переместилась к другому окну напротив также остановилась машина наверху которой были привязаны велосипеды. Она вгляделась в эту конструкцию. Лишь один раз в жизни она ездила на велосипед, когда в детстве ее друг во дворе пытался научить ее ездить, чтобы кататься вместе по соседним районам. Он выдвинул теорию, что, чтобы научиться ездить, нужно забраться на высокую гору и велосипед сам повезет ее, тогда и научится. Но гор поблизости было не видно, и они решили, что горка на детской площадке во дворе ничем не хуже. Они кое-как затащили на нее небольшой детский, но уже двухколесный велосипед. Друг пытался подбодрить Аннетт, но она чувствовала, что это очень плохая идея, лучше вообще никогда не ездить, чем вот так. Она уже собиралась отказаться, как он толкнул велосипед девочки, и она полетела, но полет ее был недолгим. Она упала с велосипеда на середине пути и сломала руку. Мальчик, перепугавшись, побежал к ее подъезду и набрал дрожащей ручкой код. Тут же выбежала мама и они поехали в больницу. Тогда ей было всего пять лет, а ее другу шесть.